Услышав это и чрезвычайно возрадовавшись радостью неизреченной об обретении такого на земле небесного сокровища, я начал прилежно молить этого краснописца, чтобы он переписал и мне любви ради Божией такие книги, обещая ему дать какую ни захочет цену за труд его. Он же, поскольку имел много работы по переписыванию, отказался и повел меня к другому краснописцу, который пребывал в том же скиту и которого я также с великим усердием о переписывании книг отеческих молил, обещая ему за труд дать тройную цену. Но он, видя немалое мое желание приобрести такие книги, любви ради Божией тройной цены не захотел и, несмотря на то что и сам имел много работы по переписыванию, обещал мне за обычную цену, сколько сможет и сколько сил Бог подаст его руке, переписать некоторую часть этих книг. Итак, за два с небольшим года до выхода нашего со Святой Горы краснописец тот начал переписывать, сколько сил Бог подал его руке, и часть некую многожеланных мне книг переписал. Получив их со всей радостью, как дар Божий, с небес посланный нам, мы вышли со Святой Горы Афонской, чтобы в здешних странах иметь большее удобство в попечении о необходимых нуждах собора нашего.
Когда же мы вселились в святую обитель Драгомирнскую, начал я всеприлежно размышлять и заботиться о том, каким бы образом я смог или исправить отеческие славянские книги, или даже начать новый перевод их с эллиногреческих, и начал это дело следующим образом. Взял я себе за руководство переводные книги отеческие на молдавском языке, которые перевели с эллиногреческих, переписанных для меня на Святой Горе, на свой природный молдовлахийский язык возлюбленные братья наши, иеромонахи Макарий и Иларион-даскал, искусные в переводе книг и ученые мужи. Часть из них брат Макарий перевел еще на Святой Горе Афонской, а часть — в Драгомирне, также и честной даскал отец Иларион часть некоторую из них перевел в соборе нашем. Посчитав, что их перевод, без всякого сомнения, во всем верен, начал я имеющиеся у меня книги, в древности переведенные на славянский язык с эллиногреческого, исправлять, а иные и вновь переводить, прилежно взирая и на те эллиногреческие книги, которые были переписаны для меня на Святой Горе. И перевел вновь книги следующих святых: святого Антония Великого, святого Иоанна Лествичника, святого Исихия, святого Филофея, святого Нила Синайского «О молитве», святого Исаии Отшельника главы о молитве и святого Фалассия. В древности же переведенные книги исправлял следующие: святого Диадоха, святого Макария вторую книгу, святого Исаака, святого Григория Синаита, святого Симеона Нового Богослова «Слово о молитве и внимании», святого Кассиана Римлянина «О восьми помыслах» и «Слово о рассуждении» и прочие.
В 1774 году пришел со Святой Горы к нам в Драгомирну, когда мы еще там пребывали, один монах-грек по имени Констанций. Он принес с собой эллиногреческую книгу, переписанную его собственной рукой и имеющую в себе множество сочинений отеческих. Обнаружились же в ней некоторые сочинения, которых на славянском языке я вплоть до того времени еще не видел и которые он по прилежному моему молению переписал нам своей рукой. Но поскольку он совсем не знал грамматического учения, потому из-за совершенной своей неискусности в орфографии он как в свою книгу, так и из своей в переписанное для нас привнес премногие и бесчисленные погрешности. И, воистину, нашли мы золото словес святых валяющимся в грязи неправописания, от которой даже из хорошо образованных лиц кто сможет без достоверных эллиногреческих подлинников его очистить? Из этих переписанных упомянутым Констанцием книг я вновь перевел следующие: святого Марка Постника, святого Феодора Едесского и святого Никиты Стифата «Триста глав». Эти книги более всех упомянутых не только для печати, но и для переписывания ныне в иной обители совершенно непригодны, пока не будут исправлены по достоверным печатным или даже рукописным подлинникам.
Вот, как в зеркале я показал святыне твоей, каким был мой труд в исправлении отеческих славянских книг по эллиногреческим или в новом переводе последних на славянский язык. Ибо превыше силы моей был этот труд, но и еще он несовершенен по упомянутой благословной причине, по которой ныне не только для напечатания, но и для переписывания в иной обители эти книги совсем непригодны до совершенного исправления их по наидостоверным эллиногреческим подлинникам. Потому и святыне вашей прислать такие книги для переписывания или напечатания я не мог никоим образом, боясь насиловать мою христианскую и монашескую совесть и боясь вечного осуждения души моей в день Страшного Суда Божия за это дело, хромающее и несовершенное.
Святыня же ваша, если даже и доныне еще имеет хотя бы одну неугасшую искру истинной по заповеди Христовой любви ко мне, не должна мой отказ присылать вам эти книги считать знаком того, что я с вами не примирился, или враждую с вами, или будто бы позавидовал общей пользе хотящих спастись и получить пользу от таких книг, — да не попустит мне Христос Спаситель такого безумия! Иной причины отказа присылать вам такие книги, кроме упомянутой, по благодати Божией в душе моей не усматриваю. Потому молю святыню вашу: после того, как вы уразумеете мое столь ясное уверение относительно причин отказа присылать вам такие книги, всякое неподобающее мнение обо мне из-за этого дела в душе вашей истребите и более меня этим не беспокойте, ибо сколько не приложите к этому труда — он будет напрасным. Ведь пока книги эти не будут совершенно исправлены по истинным эллиногреческим подлинникам, по моему душевному обету из собора нашего они не выйдут.
Святыня же ваша если воистину Божию, а не притворную ревность о приобретении душеспасительных этих книг в душе своей имеет, то ничем иным не может уверить в этом душу мою, как только тем, что примет здравый мой совет о многожеланном для вас приобретении таких книг. Если хотя бы ныне от всей души вашей послушаете его, я верю Господу и не сомневаюсь, что отнюдь не обманетесь в этом столь долговременном вашем желании, но с Божией помощью, без всякого сомнения, сподобитесь увидеть, как оно и на самом деле сбудется.
Преосвященнейший кир Макарий, бывший митрополит Коринфский, еще с юного возраста стяжал столь неизреченную, по Божию действию, любовь к книгам отеческим, учащим трезвению, вниманию ума, безмолвию и молитве умной, то есть умом в сердце совершаемой, что всю жизнь свою посвятил всеприлежному их поиску и переписыванию, как трудолюбивому собственноручному (ибо он был преискусен в светских науках), так и дорогостоящему—руками краснописцев. Придя на Святую Афонскую Гору, он с неизреченным усердием и превеликим старанием во всех библиотеках великих святых обителей нашел много таких отеческих книг, каких у себя до того времени еще не имел. Сверх всего этого в библиотеке преславной и великой обители Ватопедской он нашел бесценное сокровище — книгу о соединении ума с Богом, собранную великими ревнителями в древние времена из поучений всех святых, и прочие книги о молитве, о которых мы до тех пор еще не слышали. При помощи многих преискусных краснописцев, с немалыми расходами переписав эти книги через несколько лет, он сам всеприлежно сравнил их с подлинниками, предостоверно исправил, а жития всех святых авторов этих книг поместил в начале их сочинений, после чего вышел со Святой Горы Афонской с неизреченной радостью, словно нашел на земле небесное сокровище. Придя в преславный Асийский город Смирну, он послал в Венецию с немалой суммой, собранной от милостыни христолюбцев, тридцать шесть отеческих книг, в числе каковых была и книга святого Каллиста Второго, о которой свидетельствует святой Симеон Солунский, а сверх этого числа и великий «Патерик» Скита Египетского, для издания их печатным тиснением. Он имеет намерение через непродолжительное время передать в печать и большую книгу святого Симеона Нового Богослова, для этого совсем готовую. И по некотором времени, как меня обо всем этом недавно письменно известило одно лицо, с Божией помощью упомянутые книги из печати выйдут в свет.
