Вдалеке, за завесой дождя, посреди одинаково безликих многоэтажных зданий, таких же, как и то, в котором жили они с сыном и мужем, виднелась коричневая многоуровневая крыша многоквартирного элитного дома. Вера часто, стоя у окна, смотрела на эту необычную крышу, напоминающую ей очертания старого шотландского замка. Ей нравилось представлять в своем воображении просторные светлые комнаты, скрывающиеся за большими витражными окнами под шпилями остроконечных башенок. По вечерам в них загорался свет, и Вера вглядывалась в их глубину, пытаясь разглядеть мелкие темные силуэты, изредка появляющиеся в проемах окон прекрасного замка. Ей грезилось, что один из далеких силуэтов – она сама, призрачно мелькающая с другой стороны стеклянной грани в совершенно другой реальности.
Чайник закипел, забулькал и отключился. Вера отошла от окна, залила в кружку кипяток, помешала ложкой и, прихватив кружку с собой, вернулась в свою комнату. Сегодня она будет пить кофе в кровати. Она никогда раньше не позволяла себе такой вольности. Как же это приятно. Пить кофе в кровати, подоткнув под ноги мягкий пушистый плед, и витать в своих мыслях под шум дождя за окном, таким же неспокойным, как и ее мысли.
– Ма, ты еще не встала, что ли?
Дверь в комнату распахнулась, и лохматая голова сына просунулась в проем. Лицо его было недовольным.
Идиллия тотчас разрушилась. Вера грустно вздохнула, отводя взгляд от окна.
– Мне выходить через двадцать минут, а завтрака на столе нет, – еще сонный, сын потер пальцами глаза и непонимающе взглянул на мать. – Ты почему в кровати? Заболела что ли?
– Потому что у меня сегодня выходной, – ответила Вера и сделала глоток из кружки.
Сын застыл в дверях, не понимая, что происходит. Когда он просыпался, мать всегда была на ногах, а завтрак ждал его на столе.
– Так ты отца не провожала на работу, что ли? – спросил он с сомнением.
– Нет, не провожала, – ответила Вера, в душе испытывая неловкость вперемешку с радостью.
Сын постоял в дверях, собираясь с мыслями, затем спросил:
– Так ты приготовишь, наконец, мне завтрак?
Вера взглянула на него, всматриваясь в его непонимающее и недовольное лицо.
Ее любимый мальчик, маленький и шустрый, словно мышонок. Она раньше так и звала его: «Мышонок». Сейчас он уже взрослый парень, высокий, красивый и такой бесчувственный. Когда-то он брал ее за руку и просил: «Мамочка, дай конфетку», – а потом целовал ее в щеку и смеялся заливным детским смехом, когда она щекотала его в бока.
Когда он стал таким? Когда стал вести себя потребительски по отношению к ней? Когда стал поддаваться влиянию мужа и приобретать совершенно другие черты характера, те, которые она сама рьяно ненавидела в других? Она смотрела в его карие бездонные глаза и не могла вспомнить, когда начались эти метаморфозы. Теперь уже все равно, уже поздно думать об этом.
– Ма, ты оглохла что ли? – сын повысил голос в нетерпении. – Завтрак сделаешь?
Последнее время он часто разговаривал с ней на повышенных тонах, а она терпела, прощала его, надеялась, что это пройдет. Ведь она старалась воспитать его добрым, терпеливым, заботливым мальчиком, какой ее саму воспитала ее мама.
– Сделаю. Иди умывайся пока, – ответила она как всегда спокойно.
Голова сына исчезла из дверного проема.
Вера допила кофе, вылезла из-под пледа, не спеша пошла на кухню, пожарила яичницу.
Сын ел быстро. Спешил на занятия в школу, готовился к выпускным экзаменам.
Стоя спиной к окну, Вера смотрела на его широкоплечую спину, на темную голову, склонившуюся над столом, и видела перед собой не старшеклассника, а маленького мальчишку, которым он был много лет назад. Сердце ее сжималось от тоски. Вера подошла к сыну со спины и коснулась его головы, чтобы погладить мягкие каштановые волосы. Он дернулся, высвобождаясь из-под ее ладони. Она замерла с застывшей рукой у его головы.
– А если меня не станет? – вдруг спросила она. – Что ты будешь делать?
Сын молчал, пережевывая яичницу-глазунью, его плечи были напряжены.
– Думаешь, отец будет также любить тебя, как я люблю, а, Мышонок? Будет он заботиться о тебе так же, как забочусь о тебе я?
Вера с надеждой ждала, что ее маленький Мышонок вернется, и будет таким же милым и ласковым с ней, как прежде, в таком далеком, как ей сейчас казалось, детстве.
Сын поднялся, не доев, боком оттеснил мать в сторону и, выходя из кухни, зло сказал:
– Я же говорил тебе, не называй меня так.
Вера проводила глазами фигуру сына, взяла его тарелку, соскоблила вилкой оставшуюся яичницу в мусорное ведро, открыла кран и стала медленно тереть ее губкой. Мысли черной густой рекой медленно плыли в ее сознании.
Грохот входной двери, заставил ее вздрогнуть. Сын ушел.
Вера закрыла воду, постояла у раковины, прислушиваясь к тишине, вытерла полотенцем руки и вышла из кухни.
Ее мобильный телефон лежал на подоконнике. Она взяла его в руки и набрала номер. Долго не брали трубку, и Вера занервничала. Отключилась. Затем набрала номер снова.
– Алло, – наконец, услышала она в трубке голос подруги.
– Привет, ты дома? – спросила Вера, скрывая волнение в голосе.
– Да, я сегодня на удаленке, за компьютером работаю, – ответила Ира, как обычно с раздражением говоря о работе. – А ты не передумала, приедешь сегодня? На улице ливень хлещет.
– Да, приеду. Как мама? – спросила Вера, глядя в окно на бегущие по улице в разные стороны черные и серые зонтики.
– Стало лучше, когда ей прописали снотворное. Я теперь хоть тоже по ночам сплю, – сказала подруга и вздохнула с облегчением.
В свои сорок пять лет, Ира, не обремененная статусом замужней женщины, жила только работой. Мама была единственным человеком, о котором подруга заботилась, после того, как та упала и сломала себе бедро. Восьмидесяти четырехлетняя старушка уже два года не вставала с постели, и Ира ухаживала за ней, стойко исполняя свой долг перед родительницей.
– Ясно, примерно через час буду у тебя, – сказала Вера, чувствуя укол совести от своих бесчестных намерений в отношении подруги.
– Хорошо, купи хлеба по дороге, пожалуйста, а то я сегодня вообще на улицу выходить не хочу, – попросила Ира.
– Хорошо, куплю.
– Пока. Зонт не забудь, – напомнила подруга и отключилась.
Вера быстро оделась. Уже у входной двери вспомнила про зонт, вернулась в комнату, поискала его на антресоли, не нашла, махнула рукой, обулась и вышла из квартиры, захлопнув за собой двери. В раковине осталась лежать недомытая посуда.
Ира открыла двери и ахнула от удивления. Перед ней стояла Вера, насквозь промокшая от дождя. Майка и джинсы прилипли к телу, по волосам стекала вода, на полу под ее ногами образовалась лужа.
– Верка, ты ненормальная?! – воскликнула подруга, оглядывая Веру с головы до ног. – А зонт где?!
– Лешка, наверное, забрал, – ответила, Вера, дрожа от холода.
– Входи скорее и раздевайся, – подруга отошла в сторону, пропуская Веру в квартиру. – Сейчас дам тебе что-нибудь переодеться. – У вас один зонт на всех что ли?!
– Нет, было два. Второй, наверное, у мужа, – сказала Вера, отдавая завернутую в пакет булку хлеба и снимая туфли-лодочки, хлюпающие от набравшейся в них воды.
– А тебе, получается, зонт не нужен? – подруга фыркнула от возмущения.
– Мне и так нормально.
– Я вижу, как тебе нормально. Раздевайся. Я сейчас, – сказала Ира с заботой в голосе и скрылась в дальней комнате.
Вера прошла по коридору, оставляя после себя мокрые следы на полу. Она уже подходила к комнате подруги, за дверями которой слышалось ее невнятное бормотание, скрип дверцы шкафа, шуршание перебираемых ею вещей, как из другой комнаты, где жила мама Иры, раздался слабый прерывистый скрипучий старушечий голос:
– Ира, кто там?
Вера остановилась, нерешительно двинулась в обратную сторону и подошла к двери, из-за которой доносился голос.
Дверь в комнату, из которой донесся голос, была приоткрыта, и Вера толкнула ее ладонью. Иссохшая старая женщина лежала на матрасе, положенном прямо на полу у боковой стены. Тут же на полу у матраса стояло судно. В комнате было жарко, но маленькое старушечье тело было спрятано под толстым пуховым одеялом. Женщина приподнялась, уперлась локтем в лежащий на полу матрас, внимательно и тревожно стала вглядываться в Веру. Ее морщинистое лицо напряглось, глаза неподвижные и настороженные замерли, пытаясь уловить в мозгу воспоминание, ассоциирующееся с вошедшей незнакомкой.
