Кристина проснулась рано утром с ощущением надвигающейся тревоги. В комнате стоял мрак. Сквозь длинные узкие щели в плотных тяжелых шторах пробивался тусклый утренний свет. За окном шумел дождь.

Она протянула руку, приподнялась и взяла с прикроватной тумбы стакан воды. Рядом на блюдце лежали капсулы с лекарством. Она сгребла их пальцами с выкрашенными в ярко-красный лак ногтями и опустила себе в рот, запивая водой. Снова опустилась на подушку, ощущая слабость во всем теле. Необходимо было вставать. Она ухмыльнулась своим мыслям. Ведь она знала, что уже не встанет никогда. Уже прошло больше года после несчастного случая. Бесконечная череда операций и восстановительные процедуры ничего не дали, у нее больше нет надежды. Какая она была самоуверенная! Считала, что ее силы воли хватит на то, чтобы победить перелом позвоночника и поднять себя из инвалидного кресла. Даже ее огромной жизненной энергии было недостаточно для этого!

За дверью послышались тихие шаги. Кристина прислушалась.

– Кто там? – спросила она громко.

Дверная ручка повернулась, и в открывающуюся дверь заглянул Стас, молодой мужчина, широкоплечий блондин-красавец.

– Я думал, ты еще спишь. Не хотел тебя будить, – сказал он, остановившись на пороге комнаты.

– Я уже проснулась, как видишь. С добрым утром! – рука Кристины машинально потянулась к волосам, чтобы поправить их, но она мгновенно одернула ее.

– Я ухожу. У нас сегодня съемки, – безразлично сказал Стас.

В темноте комнаты Кристина не видела его лица, и хотя его торс был направлен в ее сторону, она знала, что он не смотрит на нее.

– А где же «Доброе утро»? – спросила Кристина, приподнимаясь в кровати. – И прощального поцелуя тоже не будет?

Стас неуверенно двинулся к кровати, на которой лежала жена. Он склонился над ней и поцеловал ее в щеку, быстро, еле касаясь кожи.

– Доброе утро! – снова сказал он холодным тоном. – Я ухожу. Тебе позвать Анну?

– Когда вернешься? – спросила Кристина, держа себя в руках, хотя правый уголок ее губ дернулся, указывая на ее нервозность.

– Не знаю, – раздраженно ответил Стас, разглядывая белоснежный рукав своей модной рубашки, на котором блестела золотая запонка. – Я же сказал, у нас съемки.

Он развернулся и пошел в сторону входной двери по толстому темно-зеленому ковру, оставляя на нем вмятины от начищенных до блеска коричневых кожаных туфель.

– Так позвать тебе Анну? – повторил он более мягким голосом, прикладывая для этого определенные усилия.

– Я сама ее позову, – сказала Кристина ровным голосом, глядя ему в затылок. – Иди, развлекайся.

– Я не развлекаюсь, – голос Стаса зазвучал стальными нотами. Даже посреди полумрака было заметно, как напряглись его могучие плечи, – я работаю.

– Так иди, работай. Ноги только не истопчи в кровь, – с такими же нотами в голосе сказала Кристина.

Он даже не обернулся, хотя желание подойти к ней и ударить ее наотмашь было очень сильным. Стас вышел, хлопнув за собой дверью. Его трясла мелкая дрожь. С каждым разом ему приходилось все труднее находиться с ней рядом и изображать из себя любящего мужа в ответ на ее хлесткие уничижающие его фразы. Ничего! Он потерпит! Лишь бы она не догадалась о том, что он задумал.

Пройдя вдоль коридора по гладкому натертому паркету, он подошел к лестнице. Скользя ладонью по деревянным перилам, бегом спустился на первый этаж к входной двери и, выходя на лестничную площадку к лифту их элитного дома, хлопнул ею тоже.

«Тварь!» – прошептала Кристина, подняла с тумбы мобильный телефон и, набрав номер, приказала сиделке прийти к ней в спальню.

Анна зашла почти сразу, неся в руках поднос с чашкой. Это была крупная тяжеловесная деревенская женщина, с круглым, улыбчивым лицом. Она поздоровалась с Кристиной, поставила поднос с чашкой кофе на стол у окна, и стала раздвигать тяжелые шторы, впуская в комнату скудные потоки света пасмурного утра.

Кристина все еще лежала в кровати, пытаясь понять причину утренней тревоги: к Стасу это не имело никакого отношения – с ним все было решено. Она, наконец, покончит с ним. Указание юристу о подготовке документов на развод уже дано. И все же что-то ее тормозило. Обычно она не терпела отсрочек и всегда твердо и даже жестко требовала быстрых и четких действий от каждого, с кем имела дело, но юриста она подгонять не спешила. Документы уже были готовы, но Кристина медлила со следующим шагом .Наверное, она, глупышка, совсем расклеилась и теплила в себе надежду, что Стас еще видит в ней ту, которой она раньше казалась самой себе рядом с ним: молодую, нежную, любящую, страстную; а не ту, какой она была на самом деле: женщину, у которой было все, что она пожелает: мужчины, деньги, власть; женщину жесткую и расчетливую, ослепленную страстью и мстительную, женщину, которая всегда берет свое. Да, она была именно такой: она долго воспитывала в себе эти качества, стараясь хоть немного походить на отца, которым восхищалась в детстве – человека влиятельного и хладнокровного, любой ценой достигающего, поставленной перед собой цели. При любых обстоятельствах он всегда был спокоен и уверен в себе, всегда излучал живость ума и деловую хватку. Именно благодаря, этим взлелеянным в себе качествам Кристина всегда добивалась блестящих результатов в любом своем начинании. И теперь, когда отца не стало, а она заняла его место в Совете директоров, она с еще большим рвением пыталась походить на него.

Она знала, пусть Стас и не любил ее, но он восхищался ею, как восхищались все остальные, кто знал ее достаточно близко. Восхищались, возможно, не как женщиной, но как человеком, как дельцом, как лидером с бесконечной энергией, частичка которой доставалась каждому с позволения высокомерной хозяйки. Страсть, с которой она бралась за дело и стремилась к поставленной перед собой цели была всегда столь всеобъемлющей, что сомнения о неудаче даже не приходили никому в голову. Перфекционизм по отношению к окружающим и самой себе превращал результаты ее работы в шедевры, а саму ее в эталон совершенства. Этакая богиня войны – прекрасная и устрашающая!

Все это было так еще почти год назад, до того страшного момента, когда врачи огласили ей приговор – она больше никогда не будет ходить. С тех пор она замкнулась в себе, закрылась от окружающего ее мира, переехала с мужем из центра города на окраину в спальный район, и все для того, чтобы никто из знакомых не видел ее в инвалидном кресле, раздавленную и униженную. Она знала, что, как и всегда, придет в норму, освоится и будет снова рваться в бой, ведь это есть смысл жизни. Но пока этого не случилось, несмотря на силу воли, на твердый характер, на желание жить. И именно сейчас она чувствовала несвойственную ей слабость, именно сейчас ей хотелось быть любимой и нужной кому-то. Да не кому-то, а, конечно, Стасу, ее мужу; быть любимой особенно сейчас, когда она безнадежно прикована к инвалидной коляске, когда в первый раз в жизни после смерти отца ей очень страшно.

Анна раздвинула шторы на окнах и открыла боковую часть стеклопакета, впуская в комнату свежий влажный уличный воздух.

– Как вы себя чувствуете сегодня? – участливо спросила она, подходя к кровати, на которой лежала Кристина.

– Так же, как и вчера, – угрюмо ответила та, с усилием приподнимаясь в кровати.

– Давайте, я вам помогу. – Женщина подошла к кровати и крепкими руками усадила Кристину на ней, спустив ей ноги на пол.

– Давайте одеваться и завтракать, – сказала Анна, протягивая Кристине длинный шелковый халат с завязками на талии.

– Мне нужно в туалет. Помоги мне сесть в кресло. – Кристина злилась от бессилия, хотя уже привыкла к тому, что без помощи постороннего ей самой не справиться. Злость ей помогала бороться отчаянием, которого раньше она не знала. Для нее это было новое неизведанное чувство, которое к ее удивлению, оказалось настолько сильным, что изматывало ее стойкий непоколебимый дух. Она давила это чувство злостью: на себя, на отца, на Стаса, на Генерального директора Андрея, с которым работала много лет, даже на сиделку Анну. И от этой злости еще больше хотела жить и бороться, бороться со всеми и прежде всего с самой собой.