VIII.
Поведение Инны и Юленьки обратило на себя общее внимание. Как бывает в таких обстоятельствах, всего ближе к сердцу приняли это "семейное несчастие" именно те люди, которым, кажется, всего меньше было дела до этих двух семей. Особенно досталось Мостовым, фамилия которых еще раз начала циркулировать в среде петроградских знакомых с необыкновенною быстротой. Густомесовы, Берестовские, Даниловы, квасовские "короли в изгнании",-- все поднялись на ноги. Эти "расхоложенные" и изувеченные столичною жизнью люди сочли своим долгом возстать за попранную нравственность и, конечно, пожалеть Калерию Ипполитовну: "Бедная Калерия Ипполитовна... это такая редкая мать, это, можно сказать, страдалица, и вдруг единственная дочь... как это вам понравится?" Нашлись охотницы, которыя непременно желали на месте проверить невероятное событие, но это похвальное усердие кончилось ничем: ни maman Анна Григорьевна ни Калерия Ипполитовна не принимали под предлогом болезни. -- Да, чорт возьми... изволь после этого воспитывать дочерей,-- говорили благочестивые отцы семейств, пожимая плечами.-- Это чорт знает, что такое! Калерия Ипполитовна сделалась больна не на шутку и пролежала в постели целую неделю, причем допускала к себе только одну Зинаиду Тихоновну, незаметно сделавшуюся ея наперсницей и поверенной всяких тайн. Всего сильнее боялись, чтобы печальное известие не убило maman Анну Григорьевну; Доганский сам вызвался подготовить ее и после необходимой в таких случах околесной в самых осторожных дипломатических выражениях передал суть дела. Старушка не плакала и не упала в обморок, а только сухо засмеялась. -- Вот чего я уж никак не ожидала от Julie... да, никак не ожидала!-- несколько раз повторила она, делая ручкой энергичный жест.-- Конечно, Теплоухов страшно богат, но ведь Julie девушка... Я еще понимаю, если замужняя женщина, имеющая определенное общественное положение, позволит себе, но девушка и с таким твердым закалом характера... Это, наконец, смешно... Странный смех Анны Григорьевны навел даже Доганскаго на сомнение: "Уж не тронулась ли старушенция?" -- несколько раз подумал он, наблюдая Анну Григорьевну. -- Брак для девушки все, потому что только он дает девушке истинную свободу,-- философствовала Анна Григорьевна.-- Поэтому свет все извиняет замужней женщине. Это -- закон природы. Ах, да... дорого я дала бы за то, чтобы посмотреть, как теперь встретится Julie с Сусанной? Анна Григорьевна разсыпалась своим мелким ядовитым смешком, оторый покоробил даже Доганскаго. -- Женщины настолько бывают благоразумны в таких случаях, что умеют обходить подобныя встречи,-- проговорил он. -- Да, пожалуй... А твое положение, милый мой (Анна Григорьевна говорила Доганскому "ты") -- не из красивых, по крайней мере, я не желала бы быть на твоем месге. Хи-хи... Ты бываешь, конечно, у Julie? -- Да... иногда. -- Как же она тебя встречает? -- Как всегда, она меня ненавидит. -- А Сусанна? -- Послушайте, Анпа Григорьевна, я привык уважать вас, как умную женщину, и могу только удивляться, что вам доставляет удовольствие мучить меня, именно мучить -- булавочными уколами. -- Ага... я тоже уважаю тебя, Юрий, как умнаго человека. Однако ты должен сказать мне, правда ли, что мой великий человек вплотную ухаживает за твоею Сусанной? Великим человеком Анна Григорьевна называла Романа. -- Да, правда,-- грубо ответил Доганский. -- Да ты, милый мой, напрасно сердишься на меня... У вас такия дела делаются нынче, что я решительно отказываюсь понимать и сознаю только одно, что мне пора умирать. Кажется, ждать больше нечего... У Доганскаго всегда было много всякой работы на руках, но теперь у него голоса шла кругом: сезд соревнователей кончился скандалом, т.-е. отпадением Нилушки; Теплоухов прекратил свои визиты к Сусанне, хотя Доганский продолжал оставаться его поверенным; наконец, Сусанна делала целый ряд глупостей из-за мальчишки Зоста. Положение Доганскаго в обществе заметно пошатнулось, хотя он еще и сам боялся в этом сознаться. Юленька откровенно обяснила ему, что постарается свести с ним старые счеты. А тут еще Богомолов, который забрал большую силу и задался целью непременно оттереть Доганскаго. Словом, тучи надвигались разом со всех сторон, но Доганский боялся не их, а того, что у него там, внутри, являлись тяжелая пустота и апатия, не было энергии, не было прежней самоуверенности. Виновница всех этих передряг и волнений преспокойнейшим образом устроилась на Литейной, где у ней была великолепная квартира в десять комнат. Как в обстановке всей квартиры, так и в составе новых знакомых отлично сказалось все то, чем была Юленька. Начать с того, что Юленька совсем не желала создавать себе никакой обстановки и относилась равнодушно ко всевозможным затеям подобнаго рода. Больше всего Юленька была занята своею конюшней и нарядами. Последнее удивило всех знакомых, но, как оказалось, Юленька любила и умела рядиться. Держала себя она спокойно, как всегда, с легким оттенком сарказма, с которым относилась одинаково ко всем, не исключая и себя. Теплоухов живмя жил в ея квартире, хотя не изменил ни на волос своей манере держаться молчком в сторонке, точно какой приживальщик из дальних родственников. Из прежних знакомых у Юленьки чаще других бывали onсle и Доганский, или "старички", как их называла хозяйка. Теплоухов был доволен и, кажется, счастлив, потому что спокойствие его души решительно ничем не было нарушено: Julie всегда была такая ровная и невозмутимая, так что Теплоухов мог разсчитывать на самое прочное и безоблачное счастье, какое только может дать женщина. Конечно, у Julie были и свои слабости, которыя Теплоухов старался предупредить с изысканною вежливостью. На ея четвергах стали появляться сомнительныя знаменитости дня. Но в глазах Julie было достаточно уже и такой известности, потому что она сама больше всего жаждала быть именно замеченной во что бы то ни стало: пусть говорят о ней самой, о ея конюшне, о нарядах, о четвергах,-- все равно, только бы выделиться из остальной безличной массы. Onde за последнее время сильно постарел и осунулся, хотя старался держаться бодро и попрежнему закидывал свою голову назад. Через него Julie получала известия о своих, т.-е. о матери и о бабушке, хотя от oncl'я в таких случаях трудно было добиться толку. -- Видел maman?-- спрашивала несколько раз Julie. -- Видел,-- отвечал oncle. -- Ну, что же она? -- Ничего... все с нервами своими возится. -- Нервы... Удивительныя женщины! У них на всякий случай в жизни найдется соответствующий нерв. Ну, а у Сусанны давно ли ты был? -- Кажется, третьяго дня... нет, вчера. -- И сегодня, вероятно, туда же потащишься? -- И не знаю... право... Какие ты странные вопросы задаешь! -- Очень просто; я завидую и ревную Сусанну. Ах, если бы я была так же красива, как она! Это несправедливо, что однем женщинам природа дает все, а других выпускает какими-то сиротами. Какие глаза у Сусанны: так в душу и смотрят. А когда она разсердится, раздует ноздри, глаза сделаются темные и даже засветятся, как у кошки. Вот это женщина! Знаешь что? Мать должна быть мне благодарна, потому что через меня Сусанна потеряла все, следовательно наше фамильное оскорбление отомщено. -- Калерия и сама говорила это же. -- Ну, вот и отлично. Значит, у нас с ней есть еще надежда когда-нибудь опять сойтись. Я, по крайней мере, думаю так. Я ведь не сержусь на maman, что Юрий Петрович считает меня своею дочерью; пусть, для него же хуже. Ну да это все вздор, ты разскажи лучше, что обо мне говорят в городе. -- Когда ты была в театре, всем бросилось в глаза твое новое колье из сапфиров. Даже Андрей Евгеньич спрашивал меня, с кем я сидел в ложе. Барон Шебек желал с тобой познакомиться! -- И только? -- Чего же еще тебе? Тебя заметили, о тебе говорят... кажется, достаточно. Брикабрак твои костюмы расписывает в "Искорках". -- Да, но ведь он гораздо больше пишет о последней актрисе. Вот счастливыя женщины, которыя могут быть постоянно на глазах у публики и заставлять говорить о величине своих ног, как о важном европейском событии. Oncle всегда с удивлением слушал Julie и делал какое-то глупое птичье лицо, как глухонемой. Это всегда сердило Julie, но oncle был решительно безнадежен и только моргал глазами. -- Ну, довольно, теперь отправляйтесь дежурить к Сусанне,-- выпроваживала его Julie, когда он ей надоедал.-- Все мужчины любят помогать друг другу нести тяжелое бремя семейнаго счастья... а Юрий Петрович, кажется, особенно нуждается в вашем дружеском участии! С Теплоуховым Julie держалась совершенно по-своему, ни в чем не повторяя других женщин. Этого богача, изучившаго женщин всевозможных национальностей, трудно было удивить чем-нибудь новым, еще неиспытанным им, но ни в ком Теплоухов не находил еще такого нетронутаго запаса сил, как в Julie, начиная с того, что Julie совсем не знала, что такое скука, и была так же заразительно весела с глазу на глаз с ним, Теплоуховым, как в самой веселой компании. Из удовольствий Julie всему предпочитала цирк. Обыкновенно Julie отправлялась туда с Теплоуховым и с oncl'ем, но Теплоухов должен был брать себе кресло, потому что Julie никогда не позволяла ему сидеть в ея ложе, как и в театре. Он иногда появлялся только в антрактах, но и это всегда бесило Julie. Раз, когда Julie сидела таким образом в цирке, она увидала Сусанну, которая сидела вместе с Романом и Чарльзом Зостом и, как кажется, чувствовала себя очень весело. -- Сейчас же едем домой,-- проговорила Julie, вспыхнув до ушей. Oncle только пожал плечами и покорно побрел за капризничавшею внучкой: ему столько приходилось всегда выносить от женщин, что добрый старик давно перестал удивляться. Вернувшись домой, Julie разыграла довольно горячую сцену, причем досталось и oncl'ю и Теплоухову, так что бедные старики не знали, куда им деваться. Это была первая вспышка у этого импровизованнаго семейнаго очага. -- Я от вас требую, m-r Теплоухов, чтобы вы завтра же уволили Доганскаго от занимаемой им должности,-- энергично требовала Julie и даже топнула ногой.-- Понимаете!? -- Да... конечно, понимаю...-- лепетал га-r Теплоухов, сильно взволнованный неожиданно разыгравшеюся сценой.--Только нельзя же это вдруг... Доганский ведет все дела... у него все на руках... -- А если я этого хочу?-- заявляла Julie. -- Но ты подумай, к чему все это поведет. -- Я ничего не хочу думать, я требую... -- Julie, это только каприз с твоей стороны... а Доганский мне нужен. -- Каприз? Отлично... Так и будем знать. Когда от вас Сусанна требовала удаления Симона Денисыча с заводов, вы его вышвырнули на улицу, а для меня не можете пожертвовать Доганским. Разыгралась настоящая буря, закончившаяся тем, что Julie заперлась у себя в спальне. Теплоухов был совсем разстроен, так что oncle должен был проводить его до самаго дома. Но на утро Julie одумалась и, когда oucle явился к ней в качестве парламентера, она обявила ему: -- Передайте m-r Теплоухову, что у меня вчера голова болела, и я больше ничего не требую от него. Среди вереницы новых знакомых самыми близкими к Julie была чета Мансуровых. Илья Ильич являлся всегда вместе с Инной и сделался в квартире Julie своим человеком. Ех-заводчик совсем подчинялся своей юной сожительнице и покорно следовал за ней всюду, как тень. Когда никого не было посторонних, Теплоухов, Мансуров, Инна и Julie играли в винт и чувствовали себя необыкновенно хорошо.
