IX.

   Матов жил в собственном доме, который получил в приданое за женой. Он стоял на главной Московской улице и так сыто смотрел своими семью большими окнами. Дом был деревянный, штукатуренный снаружи, ко это не помешало в описи приданаго назвать его каменным. Внутри все было отделано по последним требованиям провинциальной купеческой роскоши, и от старины оставалось только крыльцо, по-старинному выходившее на двор и переделанное в подезд. Благодаря ему ворота, целый день были открыты настежь, чтобы не заставлять клиентов, как собак, лазать через калитку.   Гости в матовском доме не переводились, и здесь стояло разливанное море, но незадолго до Рождества Матов предупредил тетку жены, Парасковью Асафовну, что у него будут вечером особенные гости и чтобы все было приготовлено по-особенному,   -- На отличку, значит?-- соображала старуха.   -- Да, да... Гостей будет немного, но они привыкли жить хорошо, по-барски.   Тетка, старуха древняго, купеческаго склада, ходившая в темных платьях и шалях, приняла это поручение особенно близко к сердцу и, чтобы не ударить лицом в грязь, постаралась все устроить в лучшем виде. Она только была огорчена тем, что эти гости будут Войводы и Бережецкий. Старуха даже отплюнулась.   -- Тоже, нашел гостей наш Николай Сергеич... Все поляки какие-то. Не стоило и хлопотать-то...   Ольга Ивановна тоже волновалась и вечером, в ожидании гостей, успела переменить три платья.   Вечером, когда пробило девять часов, напряженное ожидание дошло до последних границ. Парасковья Асафовна перебегала из гостиной в кабинет и глядела в окна. Самого Матова не было дома, а в кабинете что-то писал Щепетильников, состоявший при Матове в качестве помощника.   -- И что это все гостей нет?-- ворчала старуха.-- Десятый час на дворе...   -- В порядочных домах не принято приезжать раньше девяти,-- обяснил Щепетильников авторитетным тоном.-- Это ведь не по-нашему, по-купечески, когда гости заберутся в дом чуть не с утра...   -- Ох, уж ты-то молчал бы, Павел Антоныч... И ничего-то ты не понимаешь. Модны уж очень сделались... Добрые люди спать ложатся, к заутрене начнут благовестить, а они все трень да брень. Полуночники, одно слово...   -- Оставь, пожалуйста, старушка Божья, если сама ничего не понимаешь...   -- Я-то не понимаю? Ну, с твое-то смыслю, а может, и побольше...   -- Смыслишь, а как со мной сейчас разговариваешь?   -- А так и разговариваю... Не генерал, слава Богу.   -- Погоди, вот дай срок опериться, так тогда не то запоешь: "Павел Антоныч, голубчик, напиши духовную..."   -- Тьфу! тьфу!.. Типун тебе на язык!.. Тоже и скажет. Мне Николай Сергеич получше твоего-то напишет...   -- Николай Сергеич? Через два года я буду такой же присяжный поверенный... да. Найму себе вот такую же квартиру, сделаю приличную обстановочку.   -- Ох, квартиру-то не долго нанять, да вот только чужого-то ума к своей коже не пришьешь. Молоденек еще ты, голубчик, и умок у тебя еще совсем легонький...   -- Ну, это ты мелешь вздор: ум у всех адвокатов один, а воя разница в обстановке. В театре буду сидеть в первом ряду кресел, заведу коляску, содержанку -- все это для шика. Сейчас, например, почему у меня нет практики? Во-первых, все дела у меня отбивает Николай Сергеич, а во-вторых... во-вторых, Божья старушка, я влюблен!..   -- Н-но-о?   -- Да... Влюблен в Веру Васильевну,   -- Вот и вышел глупенький!.. Тебе ли за этакой женщиной гоняться? Она тебя и близко-то не подпустит. Вон наш Николай Сергеич уж, кажется, как около нея обихаживает, как ученый медведь за деревянной козой, а толку все нет. Кажется, и птица неважная, оголтелая дворянка, да, видно, у бабочки ноготок востер. И Бережецкий, Игнатий Борисыч, хотя он и из поляков, а тоже сильно, сказывают, припадает к ней-то... Нет, уж ты, горький, лучше женись на докторской Аннушке. Приданаго за ней нет, тебе жена будет в самую пору...   -- Ну, это уж я знаю, кто мне в пору...   Щепетильников развалился в кресле, закурил сигару, вытянул ноги и сказал;   -- Вот, посмотри на меня, чем я хуже Николая Сергеича? Да.-- Вот так сижу, входит клиент, а я делаю вид, что совсем его не замечаю.   В дверях кабинета стоял Гущин и наблюдал всю сцену.   -- Господин абвокат, а я к вам,-- заговорил он, выступая.-- Значит, как у меня есть должок близко шести тыщ, а должник-то изволит прятаться...   Щепетильников даже вскочил и в то же время успел высчитать:   -- Шесть тысяч... законных адвокату десять процентов... итого шестьсот рублей...   -- Так, так, именно, Павел Аптоныч,-- смеялся Гущин, подходя к столу.   -- Вот тоже гостенек пожаловал,-- довольно сурово встретила брата Парасковья Асафовна.-- Зачем пришел-то?   -- Как зачем, сестрица?-- обиделся старик.-- Первым делом, в гости. У вас сегодня бал налаживается, ну, и я пришел, чтобы составить компанию. В простое-то время то-есть никак не могу поймать Николая Сергеича: то его дома нет, то спит, то занят... Хожу, как за молодым месяцем.   -- Знаю я тебя, сахара,-- ворчала старуха.-- Никто тебя не просил выдавать деньги Николаю Сергеичу. Раз тебе Ольга Ивановна заплатила, и будь доволен. А ты во второй раз лапу протягиваешь...   -- Не безпокойтесь, любезнюющая сестрица... От Ольги Ивановны я уж получил резолюцию, а вы по тому же самому месту.   -- Гнать тебя, братец, надо... да. А не разговаривать с тобой... Николай-то Сергеич проигрывается, а ты деньги ему суешь!.. Ох, кажется, растерзала бы я тебя на самыя мелкия части... А туда же: "я добрый человек!" Тьфу...   Взволнованная старушка даже выбежала из комнаты, точно ее выдуло ветром. Гущин имел печальный вид и, проводив сестру глазами, проговорил со вздохом:   -- Необразованная женщина-с, никакого поведения. А еще родная сестра называется... Ох, никак Ольга Ивановна сюда катит. Ну, сейчас мне будет вторая резолюция...   Парасковья Асафовна вернулась, наговаривая что-то по дороге Ольге Ивановне, которая шла с воинственным видом.   -- Ты еще не ушел?-- строго обратилась она к дяде.   -- Помилуйте, племянница, какая это с вашей стороны прокламация? Человек, можно сказать, пришел в гости, а у вас вон какой политичный разговор...   -- Уходи, змей,-- как-то зашипела на него сестра.-- Ты первый разстройщик в дому.   -- Я-с? То-есть в каких-то это смыслах, позвольте узнать?   Ольга Ивановна вдруг покраснела и накинулась на дядю чуть не с кулаками.   -- Знаю, все знаю. Не заговаривай зубов! Мало того, что деньги даешь Николаю Сергеичу, да еще его же и подводишь к той, к дворянке-то. Присосался так... Вон он сегодня с утра сам не свой. Как же, вон какая радость: гостья дорогая будет. А все ты, все ты... Уходи, пока цел. Знаешь, мой карахтер какой? И ступай к ней, к своей дворянке.,   Гущин вдруг разсердился и побледнел. У него даже затряслась нижняя челюсть.   -- Вы меня, значит, в шею, любезная племянница?-- заговорил он задыхающимся голосом.-- Очень даже хорошо... вполне по-родственному... Что же-с, я могу и уйти, и даже весьма просто. А только вы меня помянете, Ольга Ивановка. Ох, еще как помянете! В ногах будете валяться...   -- Убьет! убьет!-- закричала Параскевья Асафовна, прибегая к улыбавшемуся Щепетильникову.-- Прямо разбойник!   -- Чем пугаешь-то?-- спрашивала Ольга Ивановна.-- Мужнины векселя предявишь ко взысканию? Сделай милость, предявляй, а у меня свой капитал, и я ваших делов не знаю. Как давал, так и получай...   -- Шесть-то тысяч денежки называются,-- обяснял Гущин уже со слезами в голосе.-- По двугривенному скоплены были... Конечно, я добрый человек и на совесть верил хорошему человеку, а теперь Николай Сергеич второй месяц от меня скрываются, вы меня гоните...   -- Видно, документа-то не получил от Николая Сергеича?-- смеялась Ольга Ивановна.-- Ну, пиши в трубе углем...   Щепетильников попробовал-было вступиться, чтобы несколько умерить этот родственный спор, ее это ни к чему не повело, а даже подлило масла в огонь.   -- Буду на тротуваре сидеть,-- кричал Гущин,-- а Николай Сергеича поймаю. Уж тогда извините... Под окнами буду ходить, как нищий, а вы поглядывайте да любуйтесь.   -- В свое время, Артемий Асафыч, все получишь,-- успокаивал Щепетильников.-- А если есть векселя... гм... Вообще, дело верное, и ты напрасно только волнуешься.   -- Ну, будет бобы-то разводить,-- заговорила Ольга Ивановна.-- Ведь я сюда по делу шла... Хоть бы ты, Павел Антоныч, помог мне, а то умаялась я, да и не знаю, что и к чему. Белое-то вино подогревать, что ли, будем?   -- Наоборот, Ольга Ивановна, красное нужно слегка подогреть, а белое подается холодным.   -- А шут вас разберет... Пойдем-ка в столовую, может, я там и накуролесила невесть что.   Гущин пошел за ними и, остановившись в дверях, проговорил:   -- Так, значит, Ольга Ивановна, от вас мне одна резолюция: крышка?   -- Да ты с чего это взял-то, что я буду за Николая Сергеича платить? Раз по глупости заплатила, так ты и во второй раз лапу протягиваешь? Покорно мерси вам...   Когда она ушла, Парасковья Асафовна повернула брата за плечо и принялась полушутя подталкивать в спину.   -- Ступай, ступай, безстыдник...   Гущин двигался по инерции и говорил:   -- И наградил же Господь человека такой родней!.. Одна любезная сестрица-чертовка чего стоит...   -- Ступай уж, горький... Вот уж звонок... Ай, батюшки, никак гости... уходи скорее!