— Виш…невс…кий, — прохрипел он.

В последних отблесках сознания поймал взглядом склонившуюся над собой уродливую морду червя, оскаленные острые зубы… И погрузился во мрак.

…

В лицо хлынула вода.

Захлебнувшись, Хадар надсадно закашлял, разлепил веки. Над ним нависала спутанная борода.

«Вишневский, — подумал агент. — Не бросил, сцуко».

Он почувствовал, как несмотря на боль в рёбрах, губы сами собой растягиваются в счастливую улыбку. Живой! Опять живой, Вилл побери! Он скосил глаза на правое плечо: пусто. Боясь поверить в счастье, Хадар посмотрел на левое плечо. Проклятие стояло, сложив руки на груди и подрыгивая коленом.

«Ну, не всё в жизни должно быть прекрасно и удивительно», — хмыкнул про себя Хадар.

Попутно отметил, что лежит на дне ялика.

Тут же внезапный удар в солнечное сплетение выбил из него воздух. Хадар широко открыл рот, словно выброшенная из воды рыба.

— Это тебе за Магду, — произнёс будто издалека голос Вишневского, хотя сам он до сих пор нависал над Хадаром.

Агент, хотел сжаться в комок, чтобы стало не так больно, но в тесном ялике не сумел. Колени упёрлись в борт. Вишневский ударил ещё раз, так что, Хадар ослеп от боли.

— И это за Магду, — произнёс Гай.

Агент надсадно закашлял, прижимая руки к груди. Хотел сказать, что в смерти Магды виноват не он, но не сумел произнести ни слова. Следующий удар пришёлся в челюсть. Рот наполнился кровью. Хадару удалось таки повернуться на бок. Вместе со сгустком крови выплюнул зуб и уставился на него. Хороший был зуб, верхний клык слева, один из тех, которые недавно восстанавливал Колдун.

Хадар ожидал, что Вишневский врежет ещё раз, живот скрутило в узел в ожидании боли. Но лодочник больше бить не стал. Раздался скрип лавки, на которую он сел, шлепки вёсел по воде. Хадар привстал на руках, нащупал языком дырку от зуба. Язык царапнул корень.

— Даже зуб толком выбить не можешь, — проворчал агент и убрал с лица слипшиеся от крови червей волосы.

Подумал, что за такие слова Вишневский наверняка врежет, но тот продолжал грести, глядя вдаль. Ну, нет, так нет, Хадар не стал больше провоцировать, посмотрел на Реку. Отметил, что его ялик привязан к ялику Вишневского. Червей видно не было.

— Спасибо, что не бросил, — прокряхтел агент.

Вишневский не ответил, делая вид, что Хадара в лодке вообще нет.

— Я не причастен к смерти Магды, — произнёс агент. — Это игры богов Закуполья.

На лице Гая по-прежнему не дрогнул ни один мускул.

— А ты, я так понимаю, в Лес не ездил? — продолжал Хадар. — Всё это время был с нами.

Вишневский не отвечал.

— Он не будет с тобой разговаривать, неужели так не понятно? — спросило Проклятие.

— Спасибо! Как бы я жил без твоих объяснений? — с шутливой патетикой воскликнул Хадар.

Вишневский посмотрел на него в недоумении.

— Не обращай внимания, — махнул рукой агент. — Обыкновенная шизофрения. Ты хотя бы знаешь, что нас в этой лодке трое?

— Не считая собаки? — уточнил Вишневский.

Покряхтев вместо смеха, Хадар тяжело переполз с днища на лавку. Несколько минут молчали. Лодка подошла так близко к берегу, что стали видны полуразрушенные, заросшие плющом дома Сухири. Купол здесь провалился, и вода стояла прямо на улицах, превратив их в каналы.

«Почти Венеция», — хмыкнул про себя Хадар.

Жители перебрались отсюда вглубь острова, на возвышенность, куда не достигала вода.

Ялик заплыл в город.

— Ты уверен, что кукр с Мирой скрылись здесь? — спросил Хадар, оглядываясь по сторонам в поисках хоть какого-то движения. Но эта часть города была мертва.

Гай, само собой, не ответил. Дальше плыли в молчании. Дома обступили их с двух сторон, скалясь провалами окон. Стояла неестественная тишина, которую нарушал только плеск по воде лопастей да скрип уключин. Хадар наклонился, зачерпнул воду, умыл разбитое лицо.

— Он же вроде твой секретарь, — произнёс вдруг Вишневский.

Хадар мысленно улыбнулся: ага, не выдержал всё-таки, заговорил.

— Был, — подтвердил он. — Да кончился весь.

— Давно Бренн стал кукром?

— Я не видел его со вчерашнего дня. Вчера он был нормальным. Сегодня после обеда передал со слугой записку. Записка тоже вполне вменяемая, написана его почерком и в его стиле. Получается, он стал таким незадолго до отплытия, — Хадар устремил взгляд на полуразрушенные, заросшие тонкими деревцами крыши домов. — Не могу простить себе, что не раскусил его сразу. Ведь постоянно у меня на глазах был. Столько подготовки и всё коту под хвост, — он в сердцах, до боли ударил кулаком в борт.

Гай кинул на него косой взгляд, сказал:

— Я заметил, но не рассчитывал, что он начнёт действовать так скоро.

— Заметил?! — изумился Хадар. — Разве вы знакомы?

Вишневский потёр рукавом лоб, сухо обронил:

— Нет. Но живые люди так себя не ведут.

Хадар не стал спорить. Как отплыли, он даже не смотрел в сторону Бренна. Вполне возможно, тот что-то отмочил.

— Как ты с нами оказался? Да ещё в таком необычном прикиде, — спросил Хадар.

Думал, лодочник опять отмолчится, но он неожиданно ответил.

— Праматерь приказала. Как обычно, толком ничего не объяснила, сказала только — бди.

— А ты, значит, недобдил, — ехидно осведомился Хадар.

Вишневский не ответил, но по лицу было видно, что он тоже казнит себя за похищение Миры.

Да уж, задал паршивец Бренн им задачку. Где теперь его с девчонкой искать? Не обыскивать же каждый дом — это просто нереально.

Они завернули на следующую улицу и тут появились трупы

.

Вокруг была вода. Казалось, во всём мире ничего кроме неё не осталось: вода заливала глаза, уши, саднила в носу и в горле, от холода немели руки и ноги. Мире казалось, что она стала медузой, которую Река несёт всё дальше и дальше. Она бездумно двигалась по волнам, даже не пытаясь угадать, что ждёт впереди. С того мгновения, когда Бренн бросился с ножом на Хадара, а затем стал зверски убивать стражей, Мира словно отключилась от происходящего. Её бедный разум не мог принять правду, проще было заблокировать его и бездумно скользить взглядом по «картинкам», которые проплывали мимо: нависшее над рекой небо свинцового цвета, огромный, провалившийся Купол какого-то города, обросшие лианами полуразрушенные дома. Мира не могла заставить себя посмотреть лишь на того, кто всё это время держал её на руках и не давал захлебнуться в Реке. При взгляде на него Миру охватывал дремучий ужас, какого она не испытывала ни разу в жизни — даже на турнире, когда её преследовали сначала Зверь, а потом Алекса; даже когда она вступила в противоборство с Астафьей. Да, было очень страшно, но Мира могла соображать, прикидывать варианты, искать выход. Сейчас ужас парализовал не только её движения, но и мысли.

По-прежнему держа Миру на руках, Бренн по грудь в воде направился между домами. Впервые за всё время пути Мира решилась на него украдкой взглянуть: к ней была повёрнута менее повреждённая часть лица кукра. Те не менее, прямо перед Мирой раскачивалось при ходьбе оторванное ухо, висевшее только на мочке. Миру замутило, она торопливо отвернулась, стараясь глядеть куда угодно, лишь бы не на Бренна.

Она прекрасно помнила недолюдей в подземелье, их неживые глаза, рваные, дёрганые движения.

«Это не тот Бренн, которого я знала прежде, — мысленно сказал она себе. — Нужно принять это и видеть в нём не того, кто готов был ради моего спасения раздавить орех и отправиться в неизвестность. Тот Бренн умер, его больше нет».

Она сглотнула подкативший к горлу комок слёз и вновь заставила себя посмотреть на кукра. Его оторванное ухо, остекленевшие, ничего не выражающие глаза. Мира через силу вглядывалась в некогда милые черты, изучала кукра, как лаборант изучает в микроскоп смертоносную бактерию. Постепенно к ней стала возвращаться способность мыслить, анализировать.

Вспомнился подслушанный в подземелье разговор Хадара и Окато: