Он засмеялся густым приятным смехом.

Его товарищ шутки не оценил. Он тревожно оглядывался по сторонам и по-вериному принюхивался.

— Идём уже, — сказал он. — Опоздаем в крепость, по головам не погладят.

Спаситель убрал нож в чехол, приблизился к Мире и наклонился, помогая ей встать так, чтобы снять нагрузку с больной ноги. Даже несмотря на дым, она почуяла тяжёлый, кисло-горький запах его тела.

Тяжело встав и стараясь не наступать на больную ногу, Мира пошла следом за мужчиной, словно послушный зверь за хозяином.

Шли быстро, как только возможно. В пути перекидывались короткими фразами, из которых Мира поняла, что у лесных есть магические сети, заряженные Вилюном — именно к нему её вели лечить ногу. Когда случается пожар, команда лесных на канжди взлетает над лесом, набрасывает такую сеть на очаг, и огонь потухает. Удобно, что ни говори.

Также из разговоров Мира поняла, что крепость — и есть дом Лесного владыки. Несмотря на усиливающуюся с каждым шагом боль в ноге, Мира мысленно возликовала: встреча с лесными была более чем удачной. Того, который её спас, звали Чингай. Это был простой парень и мечты его тоже были простыми и ясными: получить угол побольше, потому как семья разрастается (не далее как вчера он в очередной раз стал отцом) и дети спят друг у друга на головах. Слушая его и глядя на его широкое добродушное лицо, Мира никак не могла сопоставить это с увиденными в Сухири зверствами всадников. А ведь там действовали сородичи Чингая.

«Как в одних и тех же людях может сочетаться любовь и бесчеловечная жестокость?!» — думала она.

Наконец, придумала Чингаю оправдание: лесные не все одинаковые. Есть нормальные люди, а есть — хуже зверей. Скорее всего, на Сухири напал специальный карательный отряд.

Чем дальше, тем нога болела всё невыносимее, и Мире казалось, что она хромает уже не на одну, а на все четыре. Больше всего её страшила мысль, что мужчины не захотят тащить в крепость больное животное и убьют. Она старалась идти так бодро, как только была способна, и молилась всем известным богам своего и азарского миров, чтобы добраться до крепости живой. В какой-то миг у неё мелькнула мысль поменяться телами с собой-человеком прямо сейчас. Но вспомнилась оговорка в заклинании, что при замене телами их должно разделять не более десяти шагов.

Тогда она придумала поменяться с кем-то из лесных. Например с тем, который хотел её убить. И пусть он голосит в теле лосика сколько угодно — всё равно его никто не поймёт. Идея показалась Мире настолько заманчивой, что она едва сдержалась, чтобы не выкрикнуть заклинание. Пыл остудила мысль: «А если он будет орать слишком громко и бросится на меня в теле лесного? Чингай может запросто его убить. Как же я потом вернусь в своё первоначальное тело, которое ждёт меня рядом с Гаем?»

Было ещё одно: из заклинания следовало, что подряд меняться можно только два раза. А она пока даже не нашла Тиреда. Может статься, что ей необходимо будет поменяться с кем-то (с тем же мальчишкой) для его спасения. Нет, нельзя распоряжаться заклинанием так бестолково.

«Я дотяну до крепости, — сказала себе Мира. — Осталось совсем чуть-чуть. Вон уже виден просвет между деревьями. А там меня подлечат, и я опять смогу скакать по лесам и даже подниматься под облака».

Но просвет оказывался обманкой, лес не заканчивался, и Мира переставляла ноги исключительно из страха быть убитой. Вспомнив, как злость показаться слабачкой перед Дариной придала ей сил, Мира стала усиленно думать о магине. Наметив себе какое-нибудь дерево впереди, она представляла на нём мишень — лицо Дарины и шла к этому дереву, не отводя от него глаз. Миновав его, мысленно говорила: «Я сделала тебя, красотуля!» И «перевешивала» мишень на дерево дальше. Уловка сработала, даже от боли удалось немного отвлечься.

Неожиданно она почувствовала, что сквозь запах дыма пробивается сладковато-гнилостная вонь, как будто Мира находилась неподалёку от выгребной ямы. Она коротко взглянула на спутников, но они, кажется, ничего не замечали. Или вонь учуял исключительно тонкий нюх канжди, или для лесных такой «аромат» был нормой.

Несколько раз над ними в сторону лесной чащи пролетали всадники на канжди. Из реплик мужчин Мира поняла, что это команды «пожарных». Товарищ Чингая ворчал, что теперь им точно попадёт за опоздание. И всё из-за того, что Чингай освобождал Миру, вместо того, чтобы поторопиться. Чингай виновато вздыхал, а Мире, несмотря на усталось, хотелось поддеть его товарища на рога.

Прошло ещё немного времени, когда перед ними, наконец, появилась крепость. Лес подступал к ней вплотную, и сперва Мира даже не поняла, что плотно подогнанные друг к другу стволы деревьев — это стена.

Мира остановилась и подняла голову, осматривая терявшуюся за деревьями стену.

— Я сделала это! Я дошла! — прошептала она. Тут же силы, как по команде, оставили её, и Мира рухнула на землю, вытянув шею.

— Кажись, сдыхает твоя животина, — с усмешкой заметил товарищ Чингая.

— Эй-ей, — встревоженно воскликнул Чингай, опустился рядом с Мирой на корточки и зашептал ей ободряющие слова на незнакомом языке.

У него был приятный голос, он говорил нараспев, и у Миры возникла догадка: может это какая-нибудь баллада о доблестных воинах побеждающих в боях? Она повела ушами и встретилась с Чингаем взглядом. Он улыбнулся широкой, открытой улыбкой, показав крепкие жёлтые зубы. Затем погладил Миру по шее. У него были крепкие, мускулистые руки, в линии на ладонях въелась грязь. Он знал этот лес с младенчества, сам был диким зверем. Мира почувствовала, как в душе поднимается волна теплоты к этому получеловеку-полузверю.

— Только для тебя, мужик, — прошептала она и, собрав последние силы, рывком поднялась. Ноги задрожали, она опустила рога, пытаясь найти баланс.

Товарищ Чингая уже стучал кулаком в ворота. Раздался скрип, ворота открыли. Они вошли внутрь. Мира остановилась, оглядываясь по сторонам. Внутри крепость представляла собой огромный по площади дом-колодец и состояла из ярусов, завешанных разноцветными шкурами, которые заменяли двери. Перед Мирой мелькали люди, высились горы шкур — как белых, так и выкрашенных в красный, ярко-жёлтый и зелёный цвета; лязгало оружие, кричали канжди.

Улиц не было, вся жизнь лесных проходила на круглой земляной площади, поделенной на участки. Больше всего места на ней занимала кожевенная мастерская, источавщая ту самую вонь, которую Мира унюхала ещё в лесу. Прямо в земле были выкопаны огромные ямы, в которые вставлены чаны, где лежали замоченные кожи. Судя по «аромату», их замачивали в лосиной моче или чём-то подобном. Всё пространство вокруг чанов тоже было завалено шкурами. Здоровые мужики скоблили их специальными штуковинами, соскребая шерсть. Другие мужики растягивали уже вымоченные шкуры между палками, и судя по их потным телам и бугрящимся на руках мускулах, занятие это было не из лёгких. Тут же неподалёку стояли лавки, где женщины шили сапоги, одежду из кожи и всевозможные сумы. Все женщины были крупными, с задублёнными на солнце лицами и крепкими пальцами, сжимающими костяные иглы. Похоже, выделка кож была основным занятием лесных, этим они жили и обеспечивали кожей весь Азар.

По соседству с кожевенной мастерской на кострах стояли чаны, в которых кипели бульоны с мясом, и запах еды перемешивался с вонью кожевенного производства в адский букет. Впрочем жители крепости давно привыкли и не замечали его.

Оглядываясь по сторонам, Мира в замешательстве думала, где же в этом аду искать сына Великого Хранителя?

Неподалёку от ворот она заметила группу мужчин, держащих за поводы канжди. Все сгрудились вокруг немолодого мужчины, который стоял с крайне удручённым видом, развернув сеть. Она была похожа на рыбацкую, но более плотно связана и к тому же мерцала.

— Смотрит-ка, что у них там? — спросил Чингай.

— Кажись, одна из сетей порвалась, — хмуро откликнулся товарищ.