С. Доренко. Андрей Ильич, прокомментируйте.

А. Злобин. Заявитель погиб, причину смерти устанавливает следствие. Информация о террористах не подтвердилась. Но полным ходом идут профилактические мероприятия. Это все, что мне известно по данному эпизоду. Но угроза безопасности жителей Москвы, тем не менее, сохранилась. Более того, по моему убеждению, она стала вполне реальной.

Сегодня ночью в ходе неотложных следственных действий я получил данные о том, что некими группировками в силовых структурах начата форсированная атака на основы конституционного строя с применением методов психологической войны.

С. Доренко. Новый путч?! Помилуй меня, Господи…

А. Злобин. Если под путчем вы понимаете создание ситуации управляемой нестабильности в целях извлечь политические дивиденды, то я с вами соглашусь. Мною выявлен круг лиц, причастных к разработке плана данной операции. Безусловно, виновными их можно признать только по суду. Но ждать совершения преступления — преступно вдвойне.

П. Токарев. Андрей Ильич говорил мне, что массовая гибель людей в Питере, Орске и Новокузнецке — это звенья одной цепи. Это один из эпизодов операции.

А. Злобин. Да, это так. Более того, есть угроза, что следующая вспышка неустановленной инфекции произойдёт в Москве. Так её окрестили СМИ — «неустановленная инфекция». На самом деле будет применено биологическое оружие избирательного действия против ограниченного круга лиц, входящих в криминальное сообщество. Ожидается, что криминал ответит волной немотивированного насилия, сбить которую можно будет только чрезвычайными мерами.

С. Доренко. Нифига себе… Простите. О, сейчас в студии будет тесно и жарко! К нам присоединился Венедиктов…

День «Д», время «Ч — 1 час 31 минута»

Старые львы

От шума городской суеты особняк фонда «Новая политика» надёжно защищал густой палисадник. От вторжения незваных гостей защищал высокий чугунный частокол, массивные бронированные ворота и многое ещё чего, о чем любопытный прохожий мог только догадываться, разглядев рыльца камер видеонаблюдения под козырьком крыши.

Согласно последней моде на флагштоке рядом с российским триколором был поднят собственный флаг. Когда полотнище расправлял слабый ветерок, прохожие, случайно забредшие в тихий переулок, могли увидеть две ладони, сцепившиеся в рукопожатии на фоне стилизованного земного шара в виньетке из лавровых листьев. Случайным зевакам по ассоциации думалось, что фонд имеет отношение к партнёрству, дружбе, добрососедству и прочим гуманным ценностям.

В какой-то мере, это было так. Ровно настолько, насколько не мешало политике. Которая была, есть и будет дракой в темной подворотне, схваткой бульдогов под ковром, лисьим налётом на курятник и гипнотическими танцами удава Ка перед обалдевшими бандерлогами.

Рабочий день у Салина с Решетниковым по традиции начался с лёгкого завтрака и чтения сводок новостей. Хороших новостей они не ждали, поэтому в кабинет вызвали Владислава — на тот случай, если новости потребуют экстренных мер.

Салин отложил распечатку стенограммы. Снял очки и, задумавшись, стал полировать стекла уголком галстука.

Решетников все ещё шелестел листками и покрякивал. Протянул руку к столику, сервированному для завтрака, взял печенье, макнул в розетку с мёдом. Громко захрумчал.

— Там в самом деле была пальба? — спросил он у Владислава.

Владислав, неподвижно сидевший на краешке кресла, ожил, как робот, подключённый к сети. Не меняя выражение лица, чётко доложил:

— Да. Спецназ ФСО и группа неустановленных лиц, численностью до десяти человек. Есть убитые и раненные с обеих сторон. Задержано трое нападавших с ранениями различной степени тяжести. Пятеро убиты в перестрелке. Двое покончили с собой.

— Семь трупов? Не похоже на инсценировку, — промолвил Салин.

Владислав чуть дрогнул выцветшими до пшеничного цвета бровями. На его языке мимики это означало: «А кто его знает? Для достоверности и сотни не жалко».

Решетников листками стряхнул крошки, упавшие на колени.

— Эх, ма… Федеральная служба охраны, говоришь, в казаки-разбойники поиграла? Ну, думаю, за дальнейшую карьеру Злобина можно не беспокоиться. Если в ближайшие сутки не добьют, конечно.

— Павел Степанович! — осадил его Салин.

Решетников умиротворяющее замахал рукой.

— Тихо, тихо, друг мой. Я в том смысле, что буду только рад, если ему дадут пожить долго и на пользу родине. Злобин — вымирающий вид. Скоро таких, как он, в «Красную книгу» заносить придётся. И разводить, как этих… Зубров в Беловежской пуще! Методом перекрёстного опыления.

Он бросил листы на стол. Налил себе кофе.

— Санкционированная утечка, — заключил он и отхлебнул кофе.

— Думаешь?

Решетников кивнул.

— Лопухнулись только в одном — недооценили противника. Чуть не угробили беднягу Злобина. Представляешь Игнатия Леонидовича в студии «Эха»?

— Откровенно говоря, нет.

— А пришлось бы старому лису выползать с покаянием. Больше некому, а время не терпит. Вот была бы умора. Игнатий — и вдруг в отставку просится! — Он поставил чашку на стол. — Владислав, друг мой, ты, надеюсь, выставил пост у сервера? Мода сейчас такая пошла, вламываться и сразу же из компьютера файлы выдёргивать.

Владислав молча кивнул.

В моменты кризисных ситуаций в штаб-квартире фонда «Новая политика» у сервера выставлялся отдельный пост. После включения сигнала тревоги выйти из помещения, запертого бронированной дверью, постовой мог, только изъяв жёсткий диск из головного сервера и бросив его в щель лотка на стене. Только после этого размыкались контакты электрозамка, и дверь можно было открыть изнутри. Снаружи дверь открыть было невозможно, даже используя вместо ключа гранатомёт.

Дальнейший путь жёсткого диска знал только Владислав и те особо доверенные люди, которых он отобрал лично.

Салин выбрался из-за стола, прошёлся по кабинету. Тяжело опустился на диван напротив Решетникова. Налил себе минеральной воды. Из кармана достал флакончик с лекарством, вытряхнул на ладонь крохотные белые горошинки. Бросил в рот, морщась, запил водой.

— Фу… Начало завтрака, будь оно не ладно, — пробормотал он. — Кстати, Павел Степанович, ты обратил внимание, что Злобин дважды упомянул некий список лиц, причастных ко всей этой свистопляске?

— Ага. — Решетников усмехнулся. — Хочешь знать, под какими номерами мы в нем значимся? Потерпи, скоро узнаешь.

Салин медленно опустил стакан.

— Типун тебе на язык, Павел Степанович!

День — «Д», время «Ч — 1 час 15 минут»

Волкодав

Громов потянул носом, удивлённо распахнул глаза и уставился на поднос, уставленный крохотными тарелочками со всяческими вкусностями и кофейным сервизом на две персоны.

Мандарин, разложенный на дольки, был похож на оранжевый цветок. И источал он аромат, родом из детства.

В ещё не очистившемся от сна сознании вдруг отчётливо всплыла картинка: отец, вломившийся в двери с последними ударами курантов. От его лёгкого пальто и шапки пахло снегом. Квартирка сразу же сделалась тесной от шума и суеты. Больше всего галдел и суетился он, семилетний Вовка, почему-то решил, что как старший просто обязан помочь отцу успеть к праздничному столу. Сестрёнка просто зашлась счастливым визгом и только зря путалась под ногами. Мать, обомлевшая от неожиданности, прислонилась плечом к дверному косяку. Отец распахнул туго набитый портфель, и на пол хлынули оранжевые шарики, восхитительно пахнущие праздником. Вовка Громов бросился их собирать, сгрёб полными пригоршнями, прижал к груди. Захлебнулся от щекочущего, оранжевого запаха. Он понял, что будет праздник, как у всех, и даже лучше. Потому что его папка самый лучший на свете. Только он может появиться, когда уже не ждут. Слезы сами собой хлынули из глаз…