— Вы нам две комнаты, три ванны и нормальную еду. Мяса, булочки, миску жареного лука, картошки вареной, молока и что-нибудь горячительного для нашего самого горячего товарища, — девушка раскрытой ладонью указала на внимательно слушающего Турцела. — А мы вас хорошо отблагодарим, — подытожила девушка.

— Ванн нет, но есть баня, будет готова через час. Из мяса только курица, а из горячительного медовуха. Пойдет? — хозяйка не могла не торговаться. Путники переглянулись. Мару выглядел так, будто ему все равно, Турцел, казалось, вообще никогда не унывал, улыбаясь щербатой улыбкой. Он уже хотел было ляпнуть заправское «сойдет», как Имельда передвинула ладонью монету ближе к хозяйке.

— И завтрак, — она не дала забрать монету, закрыв ее ладонью.

Хозяйка пожевала задумчиво пухлую губу. С одной стороны, все, что требовали путники, тянуло на сумму чуть большую, чем пять серебряных монет, но с другой стороны, заупрямься она и могла лишиться и этого.

— Но без булок, — рука уже сама тянулась к монете, чуть ли не залезая под пальцы к некромантке.

— С булками.

— Понимаете, их нужно испечь еще…

— Тогда их на завтрак.

— Но это все равно…

По барной стойке прозвенели две брошенные медные монеты. Мару не выдержал, хмуро взирая на алчную женщину. Та ловко шлепнула по монетам рукой, прибивая их к стойке.

— Будут вам булки, — кивнула хозяйка. Турцел фыркнул. — Но с утра!

На том и порешили. Гвелка — так звали женщину, что владела этим гостевым домом — провела путников на второй этаж. Весь дом был не маленький, но все равно комнат оказалось не так уж и много, а их просторность могла посоперничать лишь с размером собачьей конуры. Зато было чисто, тепло и пахло приятно — еловыми ветками. В комнате помещалась кровать, узкий шкафчик и тумба у окна, что заменяла столик. Ни стульев, ни нормального стола. Из декора — занавески скупой на краски расцветки да вязаный ковричек у кровати (чтоб ноги не студить).

— Комнаты у нас не большие, зато уютные и теплые. Стены толстые, соседей не слыхать. Как говорится, в тесноте, да не в обиде, да, господа путешественники? — Хозяйка отворила самую дальнюю комнату, и троица сунула в нее свои головы с любопытством разглядывая новую обстановку. — Комната хоть и угловая, но не продувается ветром, тут тепло.

— Значица, это моя, — утвердил Турцел.

— Обойдешься, — Имельда, ухмыляясь, впихнула его обратно в коридор.

— Но я в прошлый раз спал на скамье! А вы в кроватях!

— Мы платим, а, значит, и решать нам…

— Ну, так же не честно!

— Тоже мне, — улыбнулась девушка, — ворье рассуждает о честности.

Мару поддержал девушку улыбочкой.

— Вы сговорились! Ну, Пешет! Ну, родненькая, ну, пожалуйста! Он ведь меня не пустит в кровать с собой спать! И что мне делать?! На полу тогда что ли?

— Могу предоставить тюфяк, как небольшой бонус за вашу щедрость, встряла хозяйка, отпирая комнату напротив.

— Ну, уж нет! Требую кровать!

— Мы тебе в прошлый раз настил уступили, чтобы ты по лесу себе ветки не искал…

— Это другое!

— Как же, — улыбнулась Имельда.

— В принципе, — встряла Гвелка снова, — Кровать в первой комнате широкая, — она замедлилась, активно пытаясь намекнуть, зыркая в сторону Мару и Имельды. Девушка вмиг смутилась, щеки заалели, улыбка с лица пропала, и она нахмурилась, заметавшись взглядом по людям.

— Ну, уж нет! Серебряники, а значит и решать мне. Кто платит, того и оркестр… или… как там… музыку… комната моя! У нас тут не демократия! — девушка торопливо и смущенно едва ли ни бегом скрылась за дверью первой комнаты, малодушно сбежав с поля «битвы».

Мужчины переглянулись.

— Кровать моя, — Турцел робко попытался настоять на своем, подняв палец к потолку.

— Ага, — хмыкнул Мару, заходя в комнату. Хозяйка проводила его заинтересованным взглядом, но все же вернула внимание Турцелу.

— Несу тюфяк?

***

Хозяйка не обманула и постаралась. Через час уже была готова и баня, и ужин, а на дворе уже начинали сгущаться сумерки. Отмывшись, путники засели за круглым столиком недалеко от барной стойки, чтобы, наконец, поесть нормально.

Имельда, укутанная в некое подобие халата на косом запахе и в шаль, сидела в шерстяных носках. Они, пожалуй, налезли бы ей и на голову — такими большими они были. Кто их носил — хороший вопрос, который никто не спешил выяснять. У мужчин со сменной одеждой дело обстояло куда лучше.

На столе стояла половинка слегка подсохшей курицы, жареный лук, лепешки и свежесваренный картофель. Утопая в ароматном сливочном масле, он красовался и манил своим запахом не хуже жареной курицы. Турцел, чавкая, не переставал болтать. Из его рта то и дело что-то вылетало, а он только хохотал, забирал вылетевшую крошку со стола и отправлял ее обратно в рот. Гвелка косилась на него, но молчала, и не таких принимать приходилось. Что взять с заезжих? Большинство из них были вовсе не манерными аристократами.

Имельда же, напротив, смотрела на Турцела и не чувствовала никакой неприязни. Она была привычна к таким вот людям «с дороги», которые не обременяли себя правилами этикета. Будучи сама из деревенских, она даже чувствовала некое родство с этим радушным щербатым бандитом. У него были те качества, которых ей так недоставало. Радости новому дню, легкости общения с людьми, открытости… Он жил одним днем, жил наполную.

— … А бывало, бабы знаешь чего напридумывают, чтоб мене, так сказать, насолить? — Турцел рассказывал очередную историю из жизни. — Сами, понимаешь ли, в постель ко мне сначала залезут, я им сразу: «Без обязательств», а они потом все из себя оскорбленные давай налево направо рассказывать, шо вот мол, теперь он мой. И замуж позвал, и дитятю просит… А мне потом мои соратники рассказывают все эти сраные слухи переиначенные. Что вот, мол, я уже и женат, и ребенок у меня, а то и три! И все, как один, вылитый я! А я им: «Чего-то скучно налепили, братцы, было бы веселее, если б ни один на меня похож не был»! — Турцел с набитым ртом усмехнулся и приложился к кувшину. Прямо так, не наливая в кружку. Мару с Имельдой заулыбались. Мужчина тоже запивал еду медовухой, но не в таких количествах, а Имельда предпочитала алкоголю молоко. Смачно отрыгнув, Турцел поднялся из-за стола, с громким скрежетом отодвинув стул. Он с гордым видом пригладил свою вихрастую копну и вгляделся в отражение окна. — Ну-с, теперь и не вернуться можно.

Он, для причины, взял свое блюдо и кружку и направился к барной стойке, где хозяйка делала вид, что протирает посуду, хотя сама, на самом деле, просто наблюдала за посетителями.

Пристроившись на высоком табурете, Турцел принялся обхаживать единственную доступную ему даму на данный момент. Имельда же, проводив Турцела и пожелав тому удачи в мыслях, вернула свое внимание к Мару. Тот тоже проводил бандита движением глаз. Ясно было, на какой вечер сегодня надеется мужичок.

— Ну, что? Дашь пару уроков? — мужчина подавился, закашлялся и чуть не вернул обратно на тарелку кусок не дожеванной курицы. Имельда заулыбалась в стакан. — Я про язык. — Мару застучал кулаком по груди, чуть отодвинувшись, и даже покраснел от натуги. Сжалившись, девушка соизволила уточнить. — Ты обещал тогда, у Ивасьи, что научишь меня своему языку. Не забыл?

Покашливая лишь слегка, почти успокоившись, Мару закивал. Имельда хихикнула. Когда с основной едой было покончено, а нужды сидеть за столом уже, вроде, как и не было, они попросили кувшин какого-нибудь травного настоя, и все же остались посидеть здесь. Турцел все не оставлял попыток забраться туда, куда не пускали никого уже вот несколько лет. Только Турцел этого не знал.

— Urr, — Мару положил руку себе на грудь. Имельда прищурилась.

— Я? Это значит «я»?

Мужчина кивнул.

— Arr, — он отнял руку от своей груди и указал уже на девушку.

— М… Я? Ой, то есть «ты»?

Мару вновь кивнул, улыбнувшись.

— Слушай, а ты не мог бы нормально переводить сам? Так было бы значительно… — Мару перебил ее, спокойно отрицательно покачав головой. Пешет разочарованно поджала губы.