Имельда теребила свои рукава, размышляя о такой нетривиальной теме, как одежда. Она никогда особо не следила за модой, но обновляя гардероб после рабочих вылазок, невольно получалось подстраиваться под ритм города. Девушка привычно щеголяла в своих свободных брюках, накинутой длиннополой рубахе со свободными рукавами, подпоясанной широким тканевым поясом и в плаще без рукавов. Холодно ей никогда не было.

Собеседники неспешно прогуливались. Эстрич рассказывал истории из своей дворцовой жизни. Имельда лишь удивлялась, довольно искренне смеялась и где надо вставляла свое короткое слово для поддержания беседы. Она в основном слушала, ведь ей рассказать особо было нечего. Пожалуй, история о похищении Веи была в какой-то мере интересной, но рассказывать ее девушка точно не собиралась. В основном, все ее истории были либо рабочими, либо плохо заканчивались. Это она и поведала Эстричу на вопрос о том, что интересного происходило в ее жизни.

— Ни за что не поверю, что у некромантки с вашим опытом нечего рассказать.

Имельда, извиняясь, улыбнулась, пожав плечом.

— Мне кажется, вам будет это не интересно. Что может быть привлекательного в том, что ты верхом на коне добираешься до места вызова, потом пытаешься выклянчить у местных жителей крупицы информации, потом еще столько же времени пытаешь вычленить нужную из той лавины, которая обрушивается на тебя, когда они разговорятся? Все это нудно.

— Но потом-то начинается дело, — с воодушевлением произнес художник, видимо начитавшись романов о приключениях некромантов. Или наслушавшись легенд.

— Увы, Эстрич. Интересная работа попадается редко. В основном это упыри, мелкая нежить, которые появляются из-за того, что кто-то кого-то пришиб по недомыслию или нарочно, но захотел спрятать свое преступление. Никто не знает, как правильно хоронить трупы. Вот и получается, что они прячут тела по околицам, в подвалах, отвозят в леса да в болота. А там уже темная природа берет свое и получается то, что получается. Уверяю, нет ничего романтического в упокоении заложного покойника или в ловле упыря. Особенно на болотах. Когда тебе приходится в потемках прыгать и скакать по кочкам в попытках либо убежать от упыря, либо догнать его. Или того хуже, по пояс в трясине тащить на себе убитого, чтобы достойно предать земле. Бросать тела нам запрещено.

— Почему?

— Спросите инквизицию, — пожала плечами девушка. — С научной стороны, после обезвреживания нежить становится не совсем обычным, но разлагающимся трупом. И оставить его там, где ты его упокоил, можно. Просто закопай и дело с концом. Но церковь стоит на своем, что каждая душа имеет право на то, чтобы плоть ее была достойно передана родственникам и земле, дабы с чистой совестью попасть на небеса. — Эстрич скептично глядел на некромантку. — Вот и я о том же. Духовный бред, но так повелось и кто я такая, чтобы идти против церкви.

— Вы удивительная девушка, Имельда.

— Прошу, называйте меня Пешет. Не люблю, когда зовут меня Имельдой.

— Отчего? Прекрасное имя.

Девушка поморщилась и тоскливо вздохнула. Хоть общество художника и не тяготило, с ним было легко и просто вести разговор, но разум пересиливал, и Имельда держала язык за зубами, не вдаваясь в личные переживания очень глубоко.

Она задумалась, отчего Абрахан так невзлюбил этого мужчину, почему так отзывался? Что он знает о нем такого? И почему «интуиция» Имельды молчит?

— Неприятные воспоминания.

— Ох, прошу простить, — Эстрич даже склонил голову в знак извинений.

— Ничего. Вы ведь не знали.

— Пешет… Пешет… — мужчина вдруг стал очень задумчив, перекатывая ее фамилию на языке. — Знакомая фамилия.

— Знакомая? — Имельда недоверчиво улыбнулась.

— Да, где-то уже встречал. Не ваша ли мать Матильда Пешет? — лицо Имельды вытянулось. Откуда столичный художник может знать некромантку из Генновера? — Помните, я вам говорил, что знаю толковых некромантов? — Девушка кивнула. — Так вот, они не очень часто, но положительно отзывались о ней. Говорили, что она своего рода гений для женщины в такой трудной профессии. — Имельда поджала губы. «Для женщины». Видимо, стереотипы выветрятся еще не скоро из голов особо высшей категории людей. — Да, очень интересное стечение жизненных рек. Не думал, что когда-либо встречу родственницу той, о ком столько рассказов слышал. Хотя, я полагал, что у нее сын, а не дочь.

Девушка нахмурилась. Как он мог такое полагать? С чего вообще он мог такое думать? Она сдержала себя от секундного порыва прижать этого художника.

— Почему? — непринужденно продолжила шагать девушка.

Эстрич пожал плечами.

— Знакомые так рьяно отзывались о ее способном отпрыске, что мне и мысли не пришло в голову, что это девушка. А пол не называли. Да и имен тоже. Простые слухи в сплетнях… Что может дойти до столицы из уст в уста?

Девушка хмыкнула, но все равно прежняя расслабленность улетучилась. Кто-то ищет сына Матильды Пешет. Именно сына. Ведь при живой-то дочери за столько лет слухи могли сформироваться и более правдоподобные. Но настолько ошибиться… Это очень нехарактерно для слухов.

Сославшись на большое количество дел, Имельда постаралась как можно теплее расстаться с художником, чтобы не обидеть и, не дай Бог, чтобы он ничего не заподозрил. Поблагодарив за подарок и угощение, девушка вернулась в школу, а Эстрич покинул территорию школы.

После незапланированного общения с двумя такими разными людьми, в душе Имельды царил раздрай. Концентрироваться на преподавании было весьма трудно. Мысли скакали туда-сюда. Она пыталась сконцентрироваться на теме поглощения энергии смерти, но то и дело задумывалась, останавливалась, мысли съезжали на обдумывание проблем. К концу последнего учебного часа голова напоминала кочан капусты, который с аппетитом пожирали упитанные мысли-гусеницы.

Девушка решила отвлечься работой, сидя в кабинете. Она засела за анализ информации из одного из многих старых учебников, уминая попутно пышную сдобу, добро усыпанную сахарной пудрой. Отвлечься удалось настолько, что, когда Имельда со стоном выпрямилась, чтобы размять затекшую спину и шею, поняла, что за окном уже ночь. Изрядно утомившись от чтения зубодробительной научной литературы и писанины, она решила, что на сегодня с нее хватит и надо дать себе наконец-то отдохнуть. Погасив огне-камни, закрыла кабинет и аудиторию. Она спокойно направилась к себе, вновь вернувшись мыслями к дневным диалогам.

Луна только начала свой новый вечный цикл перерождения. Света месяца не хватало, чтобы осветить ночной город, и в здании было темно. Но девушку это не беспокоило: темнота все равно была не кромешная, а местность ей была знакома достаточно, чтобы не натыкаться на стены и косяки. В тишине были слышны только мягкие шаги ног в лотах и глухой деревянный стук трости о каменный пол. Таиться было не от кого, но Имельда остановилась, прислушиваясь. Казалось, что рядом кто-то есть. Странное ощущение, учитывая, что на данный момент она могла ощущать в общем всех обитателей школы разом и привыкла к ним. А здесь было нечто чужеродное, новое… Острое и опасное.

Сердце забилось.

«Митриш».

Имельда заторопилась, стук трости о камень стал громче. Она подкинула ее в воздух и перехватила по середине. Идти стало немного сложнее, но зато стало тише. Она торопилась. Тревога усиливалась. Имельда побежала, хромая, выхватив кинжал из ножен.

Неожиданно воздух задрожал и стекла затрепетали тихим звоном. Где-то далеко раздался взрыв. На территории школы, но не рядом с корпусами. Имельда сначала остановилась, затаившись, чуть ли не принюхиваясь, а потом рванула что есть мочи и чуть не собрала кости на главной лестнице, когда в нее со всего размаху врезался какой-то мужчина. Молча, он наставил на неожиданно появившуюся фигуру руку, собираясь метнуть быстрое заклинание в противника.

— Это я! — Имельда неловко поднялась на ноги.

— Пешет? — недоверчиво произнес Боилд. В темноте он не разглядел черт лица. — Какого черта ты здесь делаешь!?