— Все уже в порядке. Я всех уничтожил, все очистил, здесь безопасно, можете не беспокоиться, — мужчина был хмур и не очень хотел продолжать разговор.

— А вы, извините за бестактность вопроса, местный мастер? Или из города вызвали?

— Местный. Городские сюда не ходют, городских волки задирают, — вновь решила ответить Ивасья. Некромант не очень довольно на неё взглянул, но промолчал. Имельда со скептичным лицом посмотрела на Ивасью. Это, каких же таких некромантов могут обычные волки задрать? Ерунда какая-то.

— Поболтал бы ещё, коллега, но мне в соседнюю деревню пора. Засиделся я тут.

— А там что, тоже нечисть?

— Нет. Дом там. Нно, пшла! — он стеганул кобылу и отправился лёгкой рысцой по утоптанной дороге дальше.

Имельда подавила в себе зарождающуюся неприязнь и тревогу, утягивая Мару за калитку. Она не хотела видеть сейчас всех, кто когда-либо здесь останавливался на постой.

***

Ивасья определила Имельду и Мару на разные кровати в одной комнате (видимо, хозяйка и жила тем, что занималась сдачей койко-мест в аренду), а Турцелу досталась широкая лавка у печи, так как места не хватило на него, а в хозяйскую спальню его не пустили (Турцел до сих пор потирал красное ухо). Но, благо, хоть для него нашёлся и тюфяк, набитый овечьей шерстью, и подушка на пуху, и даже одеяло. Хотя в последнем надобности особой не было. У печи было очень тепло и комфортно.

Отмывшись в бане, путники были накормлены простым, но сытным ужином из картофельной похлебки, пышными пшеничными лепёшками с хрустящей корочкой и жареным луком. Под холодное молоко такая обыденная деревенская еда казалась просто деликатесом. Особенно после лесных жилистых зайцев.

У Ивасьи лишь глаза на лоб от удивления лезли, когда она увидела, сколько съела с виду маленькая и тощенькая девушка. А ведь даже мужчины съели меньше…

Поблагодарив хозяйку за горячую баню и вкусный ужин, путники разбрелись по своим местам. Ивасья хитрым опытным взглядом отметила, что девчонка то не отлипала от чужеземца. Все за руку держала! Так и увела его в комнату.

— Ох, молодость-любовь… — пробормотала сама себе под нос и поймала взгляд их разбойничьего дружка. Тот поиграл бровками, на что Ивасья лишь замахнулась на него ложкой.

— Понял, понял, хозяйка, — примирительно выставил ладони и улёгся удобнее на своём месте.

Как только дверь во временную комнату закрылась, девушка тут же отпустила Мару и стала быстро доставать из своей сумки разные кульки с заготовками. Она выбрала по веточке разных сушёных трав, сложила вместе и зажгла свечу из пчелиного воска. То был не обычный воск, а сделанный пчелами, которые питались медом, созданным ими из пыльцы цветов с могил.

Девушка запалила пучок трав и прошла по комнате, произнося заклинание. Уже через пару минут из комнаты стёрлись все лишние эманации и чужие воспоминания, оставив после себя лишь некоторое эмоциональное послевкусие и запах жженых трав.

Мару все это время сидел на своей кровати, наблюдал, как девушка суетливо ходит по комнате. Света было мало, горела лишь одна лучина да свеча некромантки. Да и то, после завершения этого не хитрого ритуала, свеча была погашена. Стало совсем темно.

— Теперь удастся нормально поспать. Наконец-то… — вздохнула Имельда. Мару хотел спросить, а почему нельзя было сделать такого на их стоянках, но по понятным причинам не стал этого делать. Но если бы они все же могли понимать друг друга, то Имельда бы пояснила, что данный ритуал имеет толк исключительно в закрытых помещениях и на улице бессмысленно его выполнять, только ингредиенты тратить зря.

Имельда выпросила у хозяйки ночнушку, так как сменной одежды у неё все равно не было. В ее путевой сумке, которую она забрала у господина главного дознавателя, были только рабочие снасти да небольшой запас денег. Имельда не рассчитывала тогда, что отправится в длительную дорогу. Свою одежду она постирала, ведь после купания в вонючем озере и тяжёлого пути, запашок от одежды шёл тот ещё, и сейчас вещи сушились у печки. У Мару, к счастью, был более укомплектованный скарб. И комплект сменной одежды нашёлся. Сейчас на нем были свободные штаны и рубаха светлого оттенка. Пока они ели за столом после бани, Имельда то и дело кидала взгляд на треугольный вырез со шнуровкой, из-под которого то и дело можно было увидеть цветные рисунки на загорелой коже мужчины. Мару пару раз замечал, как она смотрит, но виду не подавал, пряча улыбку за глиняной кружкой с молоком.

Имельда досталась с хозяйской руки длиной в пол ночнушка с небольшим вырезом, но без рукавов. Она прятала руки под платком, так же услужливо предоставленной Ивасьей.

Сейчас уже смысла не было прятаться, было слишком мало света, чтобы что-то разглядеть, но все же Имельда, стыдясь своих уродливых рубцов, быстро сложила платок на вещевой сундук у стены и юркнула пол одеяло.

Мару посидел ещё немного на кровати, глядя куда-то на постель девушки, а потом и сам лёг. Он вытянулся поверх одеяла, прямо так, не укрываясь; закинул руки за голову, прикрыв глаза. Влажные темные волосы разметались по подушке.

Несмотря на последние утомительные дни, сон не шел. Ему хотелось увидеть ее ноги, а никак не ночнушку в весёленький желтенький цветочек.

— Мару, — тихонько позвала.

— М? — также тихо отозвался.

— Научи своему языку?

Мужчина повернул удивлённо голову в ее сторону. Девушка лежала под одеялом, укутавшись в него по самый подбородок и поджав ноги. Холодно не было, но все же постель ещё не нагрелась и холодила кожу.

Влажно блестели глаза в свете лучины. Сейчас они были совершенно обычные, не блестели и не светились. Имельда никогда бы не призналась, но сейчас в этой ночнушке, в деревенской избе она снова чувствовала себя маленькой девочкой, как когда-то очень давно…

— Хорошо.

Имельда дернулась и удивлённо привстала, чуть приоткрыв рот.

— Так ты все же говоришь на моем языке.

Мару лишь тихо засмеялся и отрицательно пробормотал что-то непереводимое.

Наутро они так же дружно позавтракали вареными яйцами и оставшимися лепёшками, запивая это травяным отваром. Путники расплатились с радушной хозяйкой, как и договаривались: двумя серебряными и шкуркой зайца. Они взяли с собой немного еды и воды и отправились дальше, предусмотрительно выяснив, что их местная дорога ведёт в соседнюю деревню, а там до столицы через костяной лес «рукой подать».

Ивасья поспешила успокоить путников: лес так называется не из-за костей или скелетов, а из-за местных деревьев. И ещё добавила, что там тепло в любое время года. Всегда одна погода, но люди там не живут.

— От деревни дня за три-четыре доберётесь, — крикнула им вслед после того, как уже попрощались. — Если выживете, — добавила не очень радостно, осенила крестом им путь и пошла управляться по дому дальше.

Деревню миновали быстро, по утоптанной дороге идти было в разы легче. Где-то после полудня им навстречу попалась лошадь, она прогулочным шагом шла по дороге к деревне. Это была та самая кобыла, что только вчера увезла наездника из дома Ивасьи. Мару первым подошёл к ней и ему не составило труда поймать животное. Да и ловлей это было трудно назвать. Бедняга, увидев людей, сама пошла к ним, словно обрадовалась.

— А где ж хозяин-то? — озвучил всех мучавший вопрос Турцел. Он заглядывал вперёд, по дороге, но никого рядом с кобылой не было. Вещей на ней, кроме седла, тоже не нашлось.

Все это очень не понравилось Имельде. Мару, поглаживая кобылу по морде, вопросительно посмотрел на некромантку, мол, что думаешь. Девушка кусала губы. Конь без седока — не очень добрый знак.

Девушка попыталась подойти к лошади, но та попятилась и даже не дала до себя дотронуться. Имельда удрученно поджала губы: чего-то такого она и ожидала. Животные реагировали на неё всегда по-разному, но в основном шарахались и недолюбливали: чувствовали в ней Моро́ка. И каждый раз ей приходилось путешествовать пешком или ожидать дилижансов, потому что искать лошадь, что не скидывала бы ее с себя было слишком уж затруднительной задачей.