Алексей Константинович Пискарев. Фотография. 1902 г., март.
Федор Михайлович Крузе.
Удалось найти относящуюся к 1910 году краткую биографическую справку и фотографию Федора Михайловича Крузе.
Фон Крузе Федор Михайлович (13 января 1857–?). Потомственный дворянин. Присяжный поверенный. Около 20 лет состоял депутатом от дворян С.-Петербургской губернии, гласным Царскосельского уездного и С.-Петербургского губернского земств и др. 17 октября 1907 г. избран в 3-ю Государственную думу от С.-Петербургской губернии, от съезда землевладельцев. Член фракции «Союза 17-го октября» в 3-й Государственной думе. Член Комиссий: по рабочему вопросу, по судебным реформам, по вопросу о неприкосновенности личности. Докладчик Комиссии по рабочему вопросу.
Из обрусевшего немецкого дворянского рода, православного вероисповедания. Окончил Ришельевский лицей (Одесса) и юридический факультет Петербургского университета. Почетный мировой судья. Домовладелец. Женат.
Дальнейшая судьба неизвестна.[8]
Семья у него была жена и красавица дочь. Дочь подарила мне свою фотографию, – она в альбоме моем, если он цел. Относились они обе ко мне хорошо. Нанят я был как литейщик, чтобы наблюдать за плавкой золота на Литейном дворе, когда привозили золотой песок из Сибири. Работать я был не должен и не мог, к золоту меня и потрогать не подпускали. Моя обязанность, поскольку я являлся представителем общества, была только наблюдать: чтобы при плавке золота было как можно меньше угара.
Не могу понять, чем я понравился фон Крузе, – принимал на работу он меня сам и явно знал, да я при нем и не скрывал, что я полулегальный. Было это года за два с половиной перед Революцией (лето 1902). Золото прибывало редко, раз 6–7 в году, в остальное время я находился официально как конторщик, а фактически не то секретарь Крузе, не то посыльный или просто денщик при нем. Занимался я в его библиотеке, находившейся рядом с его кабинетом, то есть был у него всегда под руками.
Фон Крузе был человек в высшей степени деловой и очень оригинальный. Деньги на различные расходы мне он давал, сколько спрошу, и отчета никогда не требовал, но я никогда его не обманывал. Я сразу заметил в нем одну особенность. Он терпеть не мог, не выносил, когда ему говорили «не умею» или «не знаю». По его мнению, выходило, что человек все должен знать и все уметь, и я эту его струнку учитывал и врал бесконечно, но не говорил «не знаю». Однажды дает он мне какое-то деловое письмо на английском языке и велит сделать перевод. А я латинскую азбуку знаю, но по-английски ни бум-бум. Врать тут что-нибудь нельзя, и отказываться не смею. Иду к себе в библиотеку, беру англо-русский словарь и начинаю переводить. Приношу ему мой «перевод». Легко можете себе представить, что это был за «перевод». Он улыбнулся, это было редко, взял его и ничего мне не сказал.
В другой раз посылает меня (говорил он кратко, и расспросов не терпел) к своему электротехнику на Забалканский проспект № 75 и велит его вызвать к нему. Иду я на Забалканский № 75. Там, оказывается, находятся одни склады, и никто там не живет. Проверил это досконально – действительно, не живет никто. Возвращаюсь торжествующий. «Ага, – думаю, – и ты можешь ошибаться». Прихожу, докладываю, что там никого нет, там одни склады. «Дурак, – отрезал мне Федор Иванович, – значит, Фонтанка, 75». Иду на Фонтанку, 75. Это, оказывается, угловой дом на Забалканском. Он оказался прав.
Однажды из Сибири пришел проект предполагаемой там железной дороги. Федор Иванович спрашивает меня: «Как думаешь, Васильев, какой уклон можно дать железной дороге?» Сказать «не знаю» я не мог, это значило погибнуть в его глазах, и я наобум ахнул: «Одну пятую будет достаточно». «Что ты, да ведь это гора будет», – и пошел к себе в кабинет. Потом я сам сообразил, какую чушь сморозил. Это значит на 5 верст одна верста подъема. Получается гора, и очень крутая.
Как-то он зовет меня, дает записку и говорит: «Сходи к Кинкману (магазин электрических принадлежностей на Гороховой улице), возьмешь по записке принадлежности и отвезешь все ко мне на дачу на Сиверской, там тебя встретят». Пошел к Кинкману, взял там все, что выписано было, – связали мне две корзиночки, – и отправился на вокзал. Сажусь в вагон и думаю: «заеду, а Сиверская велика, кто там знает, где дача фон Крузе, а встретит кто? Меня не знают, и я никого». В таком нерешительном раздумье доехал до Сиверской.
Удалось найти историческую справку, относящуюся к усадьбе Крузе.
При помещике Марке Николаевиче Быкове из состава вырского поместья была образована самостоятельная усадьба «Песчанка», созданная в конце XIX века по соседству с деревней Грязно. Само ее название указывало на местоположение – песчаный береговой обрыв реки Оредеж, окруженный сказочно красивым сосновым бором. Появление «Песчанки» открыло дачную историю этой местности: усадьба была распродана отдельными участками, самый обширный из которых приобрел присяжный поверенный барон Федор Михайлович фон Крузе. Сохранилось подробное описание «Песчанки» 1910 года и усадьбы фон Крузе: «На крутом песчаном берегу Оредежа среди леса находится усадьба владельца с господским домом, представляющая собой в архитектурном отношении большую художественную ценность. Особенно замечательны фасады, дом в древнерусском, вполне выдержанном стиле, с прекрасными архитектурными линиями, затейливыми башнями и переходами. В таком же выдержанном стиле возведены и остальные хозяйственные постройки. Чтобы составить себе понятие о степени роскоши упомянутой усадьбы фон Крузе, достаточно сказать, что оборудование усадьбы обошлось ему в 300 000 рублей, одна купальня на берегу Оредежа стоит 11 тысяч рублей. Вблизи усадьбы расположено несколько дач, отдаваемых на лето в наем. Прекрасная сухая местность, близость реки, обилие леса, тишина и отсутствие пыли создали из этого, хотя и отдаленного места удобный уголок для дачного пребывания». Сохранились фотографии усадебных построек и оригинального павильона-купальни, возведенного в модном тогда стиле модерн.
Выхожу из вагона на платформу, народа много, а встречающих, как и полагал, никого. Платформа опустела, народ разошелся, остался я один, хожу с корзинками в руках. Вдруг подходит ко мне некто, в золоченой ливрее, швейцар, похоже.
Спрашивает меня: «Вы от Федора Михайловича?» – «Да», говорю. – «Ну, так, пожалуйста», – и повел меня на двор.
Смотрю, карета – дверцу открывает этот швейцар: «Садитесь, пожалуйста». Я сел в карету, и она покатилась. Ехали верст 6, на реке Оредеж стоит великолепная дача, и тут же на реке электростанция своя, фон Крузе, значит. Передал корзиночки. Выходит его жена, приветливо говорит: «Ну, приехали, пойдемте, помоетесь и к обеду выходите». Отвела меня в комнату, мраморный умывальник стоит и на нем кувшины: один с прозрачной водой, а другой с розовой. Для чего употребляется розовая вода, не знаю, но, чтобы показать вид, что и я ею пользоваться умею, отлил немного в ведро, вымылся и выхожу в столовую. Огромный стол уставлен всевозможными яствами и винами, за столом сидит хозяйка, а в дверях – чернокожий лакей, глядит буркалами, точно съесть хочет. Он своим видом смущал меня больше всего.
Сел за стол. Хозяйка угощает: «Закусите, пожалуйста». Налил себе вина – ну пьют-то все одинаково, – а вот как приступить к закуске, не знал. На столе было множество разных ножей – и гнутых, и прямых, длинных и коротких – и вилок самых разнообразных форм. Я был в недоумении, не зная, как и чем есть, чтобы не выдать неловкости. На столе стояли какие-то похожие на сливы ягоды, и я решил закусить ими, поддев себе на тарелку ложкою. Взял в рот, чую, – чистейший керосин. С трудом я проглотил одну. Хозяйка же, видимо заметив мое смущение и неловкость и сказав: «Ну, мне нужно там по хозяйству», – вышла и увела стоявшего в дверях чернокожего лакея. Оставшись один, я уже наелся без стеснения, чего душа хотела. Потом я узнал, что проглоченная ягода с керосином, как мне показалось, была маслина. С тех пор, проходя мимо гастрономических магазинов и видя выставленные в окнах маслины, припоминал, как я впервые пробовал их.
