Село Покровское в сравнительно недавнее перед революцией время заселили украинцы, очевидно купив землю у Толстых. В памяти стариков сохранилось хорошее отношение к барыне Толстой как к очень добродетельному человеку. Мне лично не удалось ничего видеть, что бы напоминало о ней.

Вот все то, что мне удалось узнать о прежних владельцах Покровского – Толстых.

Хроника семьи Пискаревых составлена по рассказам старика, жившего в деревне Ивлево – соседней с нашей родовой деревней Беляево Московской губернии Подольского уезда. Фамилию этого старика я позабыл. Ему было свыше 100 лет, но это был довольно бодрый еще старик и обладал отличной памятью.

Его сын был председателем Вороновского с/совета, в районном центре Вороново, расположенном в 4 километрах от Беляево; к этому с/совету деревня Беляево и принадлежит. Через этого старика я познакомился с сыном, чему способствовало еще то обстоятельство, что я сам был тогда членом Ленинградского совета. Он отнесся ко мне очень внимательно и предупредительно и разрешил заниматься в архиве Вороновского с/совета, где я и занимался дня 3–4, найдя там очень ценные для меня указания. Я выступил и на общем собрании всего района, созванном председателем Вороновского с/совета специально для меня. Расстались мы друзьями.

Пишу простым карандашом в надежде, что все будет переписано.

Перепечатано все было, к сожалению, намного позднее, и не обошлось без потерь.

Настоящую Хронику дарю любимому сыну Константину.

Перейду теперь к занятиям моим в Вороновской волости – ныне районном совете. Великолепные столетние дубы украшают Вороново в изобилии. Очевидно, это указание на то, что в прежнее время кто-то очень заботился о великолепии места. Архив там состоит из документов только после 1800-го года. Более ранние документы 1700-х годов изъяты из волости и находятся в Подольске. В Подольске мне побывать не удалось, да я и не думал, что встречу там уважение, подобное Вороновскому. Самыми интересными оказались так называемые «ревизские сказки», в которых довольно подробно описывают состояние каждого лица. Происхождение каждого члена семьи и различные пертурбации, как-то замужество, рождение ребенка, пометки о его возмужалости и т. п. Обычно фамилий не было нигде ни у кого. Писалось так: «Алексей сын Степанов от матери Пелагеи», в редких случаях указывалось, что Пелагея дочь такого-то, а чаще и это указание отсутствовало. Точны там только даты рождения, брака и смерти. Дела, касающегося одной семьи, не было. Хорошо было то, что народу было не так много, и поэтому можно было ориентироваться без труда, хотя я и работал довольно кропотливо. Помог мне председатель, оказавшийся очень умным и, главное, деловитым человеком. Первое указание на моего предка Алексея, сына Степана, я нашел около 1810 г. Потом нашел указание на его брак с Прасковьей. Жену Алексея Степановича, кажется, звали Прасковьей, я их путаю иногда с Матреной, первой женой деда Василия.

Об отце его Степане Васильевиче я сведений никаких найти не мог. В церкви, тогда ведавшей рождением и смертью, человека найти было нельзя, ибо все документы из церкви были изъяты. Знаю лишь точно, что он был дворовым человеком, так как он был в ревизских сказках именно дворовым. Он, очевидно, или умер, или сбежал в Новороссию, тогда только заселявшуюся, о чем говорили и старики.

На протяжении нескольких веков земли юга России (Новороссии) принимали беглецов, вольных по духу предприимчивых людей, не смирившихся с рабской зависимостью от господ.

Не ту же ли роль выполняют сейчас Америка и Западная Европа? И не является ли Степан Васильевич первым эмигрантом нашей семьи?

Дворовым человеком был и Алексей Степанович, и его обязанностью было ловить рыбу и доставлять ее к барскому столу. Вот что о нем рассказывает лично его помнивший старик из деревни Ивлево.

Мимо деревни Беляево протекает речка Моченка, обтекающая много деревень. Речка рыбная, особенно ж много в ней водится пескарей. Рыбка эта, величиною с корюшку и видом напоминающая ее, водится на песчаных местах реки, откуда и получила свое название пескарь. Река Моченка неглубокая, песчаная, способствующая пескарям, течет до самого Подольска, там впадает в реку Пахру.

Вид на берега р. Моча (Моченка). Фотография. 2011 г.

От этой рыбки Алексей Степанович получил кличку Пескарь, и так его всюду и звали, и, завидя его, говорили: «Вон, Пескарь идет!» – что его ничуть не обижало, как любителя и охотника на пескарей. Матерщинник и ругатель был страшный. Идет, бывало, по деревне, ругает мужиков, презирая их труд землепашцев. Мужики и его бранят, но снисходительно, ибо тут доставалось и бурмистру, и господам. «У него брани хватало на всех» – так рассказывает о нем ивлевский старик, имя которого я забыл.

Соберет, бывало, всех ребятишек с деревни и идет с толпою их к реке или прудам. Сам ложится отдыхать под кустик, а ребятам всем работу найдет и приказывает: «Вон там, под ивняком, налимов пошарьте, под камнями поглядите, хорошенько шарьте, сукины дети. Пойду, сам посмотрю. По пескарям с корзиной пройдите, вон их сколько полощется – бери не хочу». Задав всем работу, сам засыпает и просыпается, когда ребятишки все обшарят и принесут ему добычу.

Начинается дележка. Всех ребят оделит, сопровождая дележку неизменной бранью. Ребятишки бегут домой с рыбой, а он раздевается сам и лезет в воду проверять работу ребят. Свой рабочий день оканчивал осмотром Антонова пруда – самого глубокого водоема на речке, куда ребятам он заходить не позволял, боясь, что они утонут. Затем рассортировывал пойманную рыбу: крупную нанизывал на жерлицу, приготовляя ее, чтобы отнести вечером в кабак, а помельче нес на господский двор. Вечером, забрав крупную рыбу, нес ее в кабак в Вороново, а то и в Лукошкино. Станция Лукошки-но расположена на так называемом Варшавском тракте в 12 верстах от Беляева. Ночью возвращался пьяный домой, по дороге громко распевая песни. Голос он имел громкий и звонкий; и петь любил. «Ну, Пескаря завтра опять пороть будут», – говорили мужики, заслышав его пение. Порот он на конюшне бывал часто, но был неисправим и по-прежнему продолжал свои калькуляции с рыбой, снабжая ею соседние кабаки.

Передо мной лежит помятая и потертая тетрадь. Открываю: на первой странице надпись – «Воспоминания в тетради и стихотворения в ней принадлежат А. Пискареву» и дата – 19/X 1950 г. Пониже зачеркнутый заголовок: «Как ржавело железо».

Очевидно, дед хотел так озаглавить весь последующий текст воспоминаний, но затем передумал. Воспоминания начинаются описанием жизни нашего прародителя Алексея Степановича, приведенным уже выше, но изложенным более картинно, дополненным воображением и собственными впечатлениями раннего детства, прошедшего в тех же местах.

…Поздний час утра, с поля возвращались косари, вышедшие на работу до зари и косившие, пока была роса. Идут домой, поют песню, будто бы посвященную селу Покровскому:

Говорят, что песня была сложена гостями владелицы села Покровского, гражданки Толстой.

Из усадьбы, почесывая спину, выходит рыболов усадьбы Алексей Степанович. Накануне он провинился, и сегодня утром был наказан розгами. Вчера крупную пойманную рыбу он отнес в кабак, в село Лукошкино. Возвращался ночью, веселый, и по обыкновению распевал песни. Пел он хорошо. Окрестные крестьяне, заслышав пение, говорили: «Ну, завтра Пескаря, – такое прозвище поющего, – пороть будут». Так и случилось. Утром, по приказанию бурмистра, его отпороли розгами на конюшне, отчего спина болела и ныла.

Бурмистр, как и все окрестные крестьяне, слыша пение своего рыболова, понимал причину его пения: рыбу в кабак носил и напился. И решил, уже не в первый раз, наказать его розгами. И сделал это пораньше утром, пока спала барыня, не любившая частого наказания своего рыболова. Жалела не столько его, а его семейство.