Было много хорошего. Было…
Мы росли, и с каждым днем Джейк менялся все сильнее: черты лица становились грубее, мужественнее, и к шестнадцати годам он был высоким широкоплечим юношей с обворожительной улыбкой и самыми задорными на свете глазами. Я была далеко не единственной, кто так считал, и порой мне становилось невыносимо: я никак не могла привыкнуть к вниманию, которое ему уделяли ровесницы. Я ужасно ревновала, порой даже плакала, ведь мне казалось, что я стала ненужной, забытой. А Джейк даже не подозревал об этом: я научилась скрывать свои чувства.
Он всегда был общительным и прекрасно ладил с людьми. Я же эгоистично полагала, что в круге его общения первое место отведено мне. Ведь у меня и в мыслях не было, что кто-то может занять его место. Однако, как ни страшно это звучало тогда, пришла пора его отпустить. Это была его жизнь, не моя, и мне нужно было с этим считаться.
Однажды у нас произошла ссора, после которой мы около месяца не разговаривали. Причиной стала очередная девушка, а поводом – «банальная ревность с моей стороны». Так это воспринимал Джейк – по-моему, это был здравый смысл. И в этом я была не одинока.
Если человек влюблен, он склонен не замечать каких-то изъянов своего избранника, и это может, как ни прискорбно, привести к нехорошим последствиям. Он не будет и пытаться услышать других, если их слова идут вразрез с мнением его пылающего, ослепленного страстью сердца. И чем громче ему будут кричать правду, тем настойчивее он будет затыкать уши.
А Джейк был влюблен. Ему досталась обаятельная Мисс Мечта, красивая и милая Джесс. Она была его солнцем днем – и он украдкой смотрел на нее, как человек, знающий, что опасные лучи могут раз и навсегда лишить его зрения, и одновременно его луной ночью – и он без стеснения пожирал ее взглядом, все больше лишаясь рассудка. О ней нельзя было сказать того же самого: она была не против его ухаживаний, однако в то же время и не была сильно «за». И вряд ли ее голову наполняли мысли о их совместном будущем, раз ее то и дело видели с другими. Но Джейк отказывался признавать, что она его не любит, и вкладывал в их отношения двойные усилия.
Спустя две недели после того, как они стали парой, в нашем доме начался кошмар. Джейка невозможно было слушать: он не переставая расхваливал свою девушку, и особенно любил это делать за завтраком или обедом, когда вся семья в сборе. Под конец мы просто стали уходить с тарелками в другую комнату, а он, махнув на нас рукой, продолжал рассказывать оставшейся с ним Сьюзан о том, какое платье выбрала Джесс для очередной тусовки. Она смотрела на него с одобрительной улыбкой, с гордостью думая, что мальчик уже вырос. Она всегда подпирала подбородок руками и устремляла свой взгляд в глаза собеседнику, если заинтересованно слушала. В этих спокойных голубых озерах с темными островками зрачков посередине всегда отражались ее чувства: если она сердилась, цвет менялся и становился темнее, как при сильном шторме, но, если она была счастлива, в них плясали игривые искорки. Морщинки вокруг глаз делали ее лицо невероятно добрым, когда она улыбалась, и исчезали, когда она волновалась. Уголки губ, от природы приподнятые вверх, слегка дергались, когда она плакала над каким-нибудь бразильским сериалом, и поднимались еще выше, когда она от души смеялась. Этот заразительный, звонкий и необыкновенно приятный смех иногда звучит у меня в голове, когда я о ней думаю.
Никто из нас не понимал, почему Сьюзан не говорила Джейку правду. Может, она хотела, чтобы он сам все понял? Чтобы сам пережил этот горький опыт? Или она, как свойственно любому оптимисту, надеялась на лучшее?
Так или иначе, вскоре он привел Джесс к нам домой. Тогда все и случилось.
Раздался звонок, и Сэм наперегонки с Биллом помчались открывать дверь. Я покачала головой, пытаясь забыть о том, кого они побежали встречать. Мы с Бекки заканчивали последние приготовления: на белой скатерти среди блюд появились изящные салфетницы в виде серебристых голубков. Я поправила платье и взглянула на мою помощницу: ее светло-бирюзовая блестящая блуза напоминала предрассветное летнее небо с едва заметными точками пропадающих звезд.
– Бекки, ты красавица! – произнесла я, и она, задорно откинув назад копну светлых вьющихся волос, ответила:
– Равняюсь на тебя! Тебе очень идет!
Я подошла к зеркалу. В отражении появилась девушка в платье цвета меди. Вырез платья украшали маленькие бежевые бантики. Прямые темно-русые волосы спадали чуть ниже плеч, а серо-зеленые глаза, накрашенные больше, чем обычно, как-то странно блестели. Она казалась уверенной, хотя неровное дыхание выдавало ее волнение.
Я отвернулась как раз в тот момент, когда они вошли в комнату. Джесс, словно ангел, в белом летящем наряде проплыла к столу, и Джейк галантно пододвинул ей стул, когда она садилась. Я устроилась как можно дальше, напротив Скотта, рядом с Карлайлом. Оживленной беседы не получилось: это был всего лишь диалог Сьюзан и Джесс, которые совершенно забыли о существовании других в комнате. Они разговаривали как две давние подруги, много смеялись, правда, я заметила, что Джесс делает это неискренне. Джейк благоговейно смотрел на нее, и с каждой секундой его лицо становилось все блаженнее. Это уже порядком раздражало – мы наблюдали явный процесс деградации. Спасибо Скотту за его дерзкую попытку вернуть Джейка в реальность, которая к счастью, удалась: незаметно кинутая виноградина угодила парню прямо в лоб. Он дернулся и устремил злобный взгляд к концу стола. Мы со Скоттом переглянулись и стали беззвучно смеяться. Карлайл пригрозил нам пальцем, сам едва сдерживаясь. Остальная часть ужина прошла так же: все ели под неумолкаемый стрекот Сьюзан и все более короткие, односложные ответы девушки Джейка. Правда, сам он сидел с более мрачным лицом, уставившись в тарелку.
Сьюзан умела и любила готовить: по части праздничных ужинов ей не было равных. На столе стояла сочная индейка с золотистой корочкой сыра, тушеные овощи, жюльен, разнообразные салаты… Она всегда баловала нас различными лакомствами даже в обычные дни. Я с удовольствием прикончила добрую порцию картошки и, поблагодарив за вкусный ужин, отправилась на улицу. Внутри меня все переворачивалось и, честно, если бы не Скотт, который все это время молчаливо подбадривал меня взглядом и старался как-то веселить, словно чувствуя, насколько мне грустно, я бы не смогла просидеть за столом так долго. Однако даже тот факт, что в последнее время мы с ним довольно сблизились, не мог удержать меня.
Трава ровным синеватым ковром наступала на дорожку, узкой змейкой вившуюся от калитки к дому. Да простит меня Карлайл, я пошла прямо по газону к большому старому дубу у забора. На фоне миниатюрных кустов роз он казался громадной черной глыбой с густой шелестящей кроной. Ему был не один десяток лет, но я не считала его ворчливым стариком: скорее, он казался мне надежным и крепким юношей, просто с очень длинной историей. Я погладила ствол рукой: с западной стороны шершавая кора все еще оставалась теплой, и я приложила к ней ухо. В детстве я была уверена, что у дуба есть сердце, и оно бьется. Потом оказалось, что это придумал Джейк и каждый раз незаметно стучал по дереву кулаком, чтобы я услышала эти удары. Сейчас я знала, что у дерева нет сердца, но все равно верила, что у него есть душа… Время оставило на нем шрамы: на его коре красовалось множество сердечек, которые соседские подростки, перелезая тайком через забор, вырезали ножом, чтобы увековечить свою любовь к какой-нибудь Л… Странное совпадение – мой взгляд привлекло пронзенное стрелой сердце с инициалами «Л+Д». Я погладила его рукой и улыбнулась. Правда, вскоре мою улыбку стерло ноющее чувство досады, и я отдернула руку. Дерево недовольно зашелестело листвой, но я отошла от него и села на качели. Они спускались с одной из самых толстых веток дуба на высоте нескольких метров. Не знаю, как Карлайлу удалось забраться туда, но для нас он совершил чудо.
Эти качели дарили настоящее ощущение полета. Взмывая ввысь, я боялась упасть или улететь в космос. С каждым разом звезды становились все ближе, и хотелось достать одну и забрать с собой. Но инстинкт самосохранения не давал мне разжать пальцы. К тому же, у меня все равно не получилось бы дотянуться до неба.
