– Когда мы ездили к нему домой. Она попросила меня прочесть…

– Замечательно, – он обиженно поджал губы и уставился перед собой. – Получается, ты мне соврала?

– Я не рассказала. Это разные вещи.

Такое оправдание моему поступку звучало слабо, но лучше мне придумать не удалось. Почему я умолчала? Потому что боялась, что так все и закончится?

Удивительно, как легко мы стали проваливаться из одного зеркального мира в другой. В одном хотелось остаться навечно, но рано или поздно происходил мощный выброс негативной энергии, которая нацеливалась на область солнечного сплетения и в самый неподходящий момент выбрасывала нас за его пределы, туда, где все было похожим, но чуждым и неуютным. Мы оба оказывались среди леденящих языков пламени, которые оставляли на душе морозные ожоги. В том, другом мире, мы не искали друг друга, а расходились в стороны. И, чем дальше я была от границы и от Джейка, тем меньше смысла было возвращаться. Начинало казаться, что ненавистное пространство вокруг не может быть бесконечным, что я справлюсь в одиночку, что, наконец, мне удастся вырваться. И тогда я побегу без оглядки.

Джейк продолжал:

– И от Сьюзан я не ожидал! Перекладывать свою ответственность на других…

– Мы – ее семья, Джейк, – спокойно сказала я, забирая толстый манускрипт в дешевом зеленом переплете. – Ей тяжело принять то, что случилось.

– Мы, Лу! Не он! Мы даже не знали о нем!

– Вот я и пытаюсь понять хоть что-то… Он был неплохим человеком, мне кажется…

Порой я не узнавала в искаженном горечью лице родного человека. То, как он пренебрежительно кривил губы и усмехался, ранило даже больше, чем его слова. Джейк редко думал, что говорит. А порой – просто редко думал…

– Неплохим? – он саркастично засмеялся и облокотился на спинку дивана. – Плохими у тебя становятся серийные убийцы? А до этого – так, случайность?

Внутри все вскипело.

– Он не хотел этого…

– Но сделал, Лу! Двое! Двое людей! О чем разговор?

Мне было сложно себя контролировать после прочитанного, я едва сдерживалась.

– Я не понимаю, в чем проблема… Мы будем ссориться из-за тетради?

– Нет, если ты не будешь ее читать.

– С какой стати? Сьюзан надеется, что я прочту. Может, тогда позвонишь ей, скажешь, что запрещаешь?

Джейк, взвинченный очередным спором, подскочил с дивана и схватил с базы телефонную трубку, и мне пришлось повиснуть у него на руке, чтобы он не набрал номер.

– Перестань! Пожалуйста…

Еще какое-то время я стояла рядом с ним, чтобы убедиться наверняка, что он не станет беспокоить ее. Порывистый Джейк очень быстро переходил от одного состояния к другому, и, пусть в глазах было все то же непонимание, вернее, даже отторжение, уже сейчас злость постепенно стиралась с его лица.

– Ладно, я еще понимаю, – сказал он более спокойно, – читать биографию выдающегося спортсмена, кинозвезды, хотя я в принципе к отсебятине отношусь двояко.… Там хотя бы что-то полезное можно почерпнуть! А это? Тебе не противно?

– Я думала так же, как ты. Но как можно судить о человеке, ничего о нем не зная? То, что там, изменило мое отношение к нему. Наверное, и твое сможет…

– Я не буду читать этот бред.

– Ты даже не пытаешься понять… – я потерла лоб и отвернулась.

– Что понимать? Что этот мерзавец бесцеремонно влез в нашу устоявшуюся жизнь, когда его сюда никто не звал?

– Он умер, Джейк! Считаешь, она не должна была знать?

– Я так понимаю, он умер для нее давно. А для нас – и не существовал вовсе.

Мы одновременно посмотрели на тетрадь, одиноко лежавшую на сером шенилловом сидении дивана. Как подбитая выстрелом пичуга, до последнего вздрога прячущаяся в сухой жесткой траве от охотничьей собаки, которая вот-вот обнаружит ее маленькое трепещущее тельце. Мне вдруг стало стыдно за то, что мы ругались из-за правды и что мне приходилось ее защищать.

– Я уважаю его просьбу. И, пусть не знала его, уважаю его желание по-человечески все рассказать. Я дочитаю до конца, и мне плевать, что ты скажешь…

– Лу, – Джейк обратился ко мне раздраженно, словно я досаждала ему своими объяснениями, – тебе нечего делать? Забиваешь голову всяким… Других занятий себе придумать не можешь?

– У меня полно занятий, просто у тебя не хватает времени на то, чтобы об этом узнать – тебя практически не бывает дома!

– Будешь упрекать меня работой?

– Нет. Ты прекрасно знаешь, что мне тоже бывает непросто. Но я всегда нахожу для тебя время. А не пропадаю в чужой компании!

Я могла назвать множество причин, по которым мне не стоило так говорить, но обида крепко засела внутри, выжидая удачного момента, чтобы вновь о себе напомнить.

– В такой ли чужой? – подозрительно сощурился Джейк и зачем-то покосился на мой мобильный телефон.

– Ты серьезно? – я растерянно развела руками в стороны, отчаянно пытаясь понять, как разговор переключился на совершенно постороннюю тему.

– Я знаю тебя как облупленную. Сейчас ты тоже подумала о нем.

Я бессильно опустилась на диван и сжала голову руками. Когда я стала такой ранимой? Наверное, это происходило постепенно. Просто раньше я не задумывалась о своих ожиданиях и том, что люди могут им не соответствовать, и приходилось проигрывать в неравной схватке с разочарованием. Теперь, пройдя определенный путь взросления, я могла убедить себя в том, что это нестрашно, заранее настраивая себя на поражение, и сильно радовалась, когда не сталкивалась лицом к лицу с грозным противником. Но к обвинению, которое Джейк внезапно бросил в мою сторону колким намеком, я подготовиться не могла, и увернуться от удара не получилось. Ноющая тоска по нашему прошлому слилась с неприятием его слов – таким же острым, как лезвие ножа, которое он только что вонзил мне под ребро.

Джейк тоже выглядел подавленным, и от этого следы, которые усталость оставила на его лице, сделались еще заметнее. Мы оба сильно изматывались за рабочую неделю, но порой, вдобавок к этому, мы окончательно выбивались из сил, споря или ругаясь друг с другом.

– За этот год слишком многое поменялось, – сказал Джейк без энтузиазма и шагнул вперед.

Он был прав. И, пожалуй, наиболее очевидными были изменения в наших отношениях. Они были на самой поверхности, как большой кусок непотопляемого пенопласта. Но почему-то я продолжала из последних сил грести мимо в поисках чего-нибудь, за что можно зацепиться, чтобы не уйти с головой в море безразличия. И находила множество оправданий тому, что мы не работаем над нашими проблемами.

– Я чувствую, как это отражается на нас, Джейк. Мне это не нравится.

– Это жизнь, – он тяжело вздохнул. – Но я не хочу ссориться по пустякам.

– Для меня это не пустяк, – я отвела взгляд и направилась к выходу из комнаты – Недалеко от нас все это время жил наш родственник, и мы о нем ничего не знали. Он далеко не тот, кем вы его считаете. И он точно имеет право на сострадание. Просто прочитай.

Я обернулась и встретила упрямый взгляд Джейка, за которым последовало твердое «нет», и вышла из комнаты.

Закрывшись в спальне, я включила тихую грустную музыку. Подушка податливо смялась в моих руках, и подбородок утонул в мягкости воздушного бамбукового волокна, заключенного в плотный салатовый чехол. Часы показывали восемь, и я решила заказать пиццу. На кухне была еда, но мне просто не хотелось выходить: я столкнулась бы с Джейком, и мысль о том, что придется слушать его примирительные речи, пока вызывала у меня отвращение. Должно было пройти немного времени, чтобы я смогла спокойно на него смотреть. К тому же я не хотела ему мешать, потому что точно знала: тяжелая тетрадь уже расправила крылья на его ладонях, и сейчас он жадно вгрызается взглядом в чернильные строчки.

***

Я смахнул со лба выступившие капельки пота и прислонился головой к холодной каменной стене. Что-то давило на затылок, но было даже приятно. По крайней мере, эта боль притупляла другую, образовавшуюся в районе грудной клетки. Та ныла не переставая – это были угрызения совести. Меня вновь окутала безысходность, она подчинила себе все мое существо и безжалостно вгрызалась в сердце.