Я потянулась к нему, но он встал и молча вышел. Я слышала, как он рассерженно поднимается по ступеням.

Я сжалась на стуле и почувствовала, как мне сдавило грудную клетку. Дыхание стало прерывистым из-за кома в горле, и я что силы втянула через нос воздух, но не помогло: вместе с выдохом у меня из глаз полились слезы. Я обхватила голову руками, но, вспомнив, что в любую минуту кто-то может войти, вскочила и подлетела к выключателю. Последний освещенный островок в доме исчез, и я вернулась на место, вытирая руками лицо.

Сквозь окно, занавешенное тонкой белой тканью, пробивался мягкий свет луны, прокладывая широкий коридор от подоконника к стене. Из-за встречавшейся на пути мебели он искривлялся, становясь ломаной линией, а предметы, попавшие в него, отбрасывали длинные черные тени. На меня не попадал свет, и я выставила вперед руку. Она в одночасье приобрела светло-голубой оттенок. Я повертела ей из сторон в сторону, наблюдая за тенью, падавшей на стол, и в конце концов убрала ее. В темноте было не страшно. В темноте было… проще.

Я зажмурилась, стараясь прекратить плакать. Слезы текли сами по себе, но ко мне потихоньку стала возвращаться способность рассуждать. Этим мне предстояло заняться в ближайшие несколько часов – смысла ложиться спать не было никакого… Мне не хотелось ничего – лишь разобраться в себе. Мне наконец-то выдалась возможность поговорить с собой по душам. Попытаться разрешить внутренние споры, задать себе серьезные вопросы. Тем более, что новых за это время прибавилось, а вот ответов – даже на старые – не было.

Может, это мне следовало уехать? Взять и перекроить свою жизнь, все свои планы… Нет. Мне все равно не удалось бы сбежать от себя. С каких пор я боялась своих желаний и не следовала зову сердца? Как давно я попала в это сплетение непонятных ситуаций и противоречивых чувств? Я привыкла бороться с трудностями и, похоже, настолько, что сама себе их создавала… Разве можно испытывать столь сильные чувства к двум людям одновременно?

Этот риторический вопросительный знак в конце фразы мучил меня, и мне хотелось зачеркнуть его, убрать, уничтожить… Я внезапно поймала себя на мысли, что передо мной стоял нелегкий выбор. Его не должно было быть, и я бы сказала так любому другому человеку, который бы оказался в моей ситуации. Но не себе самой. Мысль о том, что независимо от моего решения я потеряю одного из них, разрывала мне сердце.

Джейк сам отстранился от меня, будто все, чем мы делились до этого, ничего не значило. Я злилась на него за это. Быть может, поэтому я придумала себе, что не смогу без него? Настолько, что я убедила себя в том, что люблю его?

А Скотт? Он оказывался рядом всякий раз, когда мне требовалась поддержка. Он был мне настоящим другом, сильным плечом, в которое можно было уткнуться, в объятьях которого становилось так спокойно и хорошо… И меня тянуло к нему, словно мотылька на свет. В нем было много света, спрятанного внутри, и я узнала об этом лишь потому, что он доверял мне. А я доверяла ему, могла рассказать ему то, что никогда не рассказала бы Джейку, боясь, что он неправильно поймет. Да, всего за полгода Скотт стал для меня гораздо ближе, чем кто-либо…

Я вспомнила наш поцелуй, поначалу нежный, потом жгучий, как языки пламени, случившийся так естественно, будто само собой разумеющееся. Я вдруг поняла, что втайне от себя сама давно этого ждала. И что же меня так напугало? Реакция Джейка? Или моя собственная?

Я поднялась со стула и начала мерить шагами кухню, полностью выйдя на свет. От соли кожа на лице стянулась, и я смыла лицо под водой. Достав с полки кружку, я налила себе оставшийся с вечера сок и на цыпочках поднялась к себе на этаж. Оказавшись в комнате, я сняла со стены наушники и, подключив их к телефону, стала слушать песни, которые то и дело отправлял мне Скотт. Музыка всегда была для меня чем-то особенным, но в нашем общении она сделалась своеобразным зашифрованным языком, на котором мы делились друг с другом своими эмоциями. Часто вечерами, получив очередную песню, я пролистывала сотни других, которые знала, чтобы прислать ему что-то похожее, подходящее по настроению. Иногда я выбирала композицию моментально, потому что она была любимой, и когда он отвечал, что ему понравилось, у меня еще сильнее улучшалось настроение. Было и несколько песен, которые я хотела послушать с ним наедине, чтобы своими глазами увидеть, что он действительно чувствует…

Тихие меланхоличные мелодии полностью окутали меня в этот поздний час и успокоили, будто бы недавнего кошмара и не было. Более того, я находилась в какой-то эйфории, потому что наконец-то поняла, что Скотт мне небезразличен. Остаток ночи я тщательно подбирала слова, в которые могла бы облечь свои мысли, чтобы достучаться до него, хотя прекрасно понимала, что сказанного ранее это, к сожалению, не сотрет. Когда начало светать, я все-таки собралась с духом и тихонько постучала в его дверь. На самом деле мне хотелось распахнуть ее и влететь к нему без спроса, чтобы попросить прощения за то, что я ошибалась. Я сама создала себе повод для терзаний и настолько растворилась в них, что перестала себя понимать. Мой внутренний голос давно подталкивал меня к тому, что произошло, но я из последних сил сопротивлялась. Это казалось мне предательством, прежде всего по отношению к себе. Но это было глупо…

Глупой девочке никто не открыл, и я взялась за ручку. Возможно, Скотт спал – вдруг ему удалось совладать с эмоциями лучше меня? Или он просто не хотел со мной говорить, что было весьма справедливо…

Когда я вошла, мой взгляд упал на кровать: она была заправлена. Кроме меня, в комнате никого не было. Я машинально подлетела к шкафу и распахнула его – пустые вешалки пришли в движение и, столкнувшись, издали неприятный звук. Я поежилась от холода и обернулась на окно, оставленное открытым… Я медленно направилась к нему, осознавая, что произошло. Как только я захлопнула его, занавески прекратили свою пляску, открыв взору поверхность стола: на углу лежала моя зажигалка и пачка сигарет.

Когда Сьюзан спустилась на кухню, я уже ставила пирог в духовку. Она подошла ко мне и мягко поцеловала меня в щеку с довольной улыбкой.

– Что ты вскочила в такую рань, солнышко?

– Я не ложилась…

– Как это? – она прикрыла рот тыльной стороной ладони – всегда так делала, когда зевала.

– Я люблю тебя! – я резко кинулась ей на шею и заплакала. Она опешила, но понимающе обняла меня и погладила по голове. Не знаю, откуда у нее был такой редкий дар – сочувствовать людям. Она делала это настолько искренне, что и сомнений не оставалось, что ей не все равно.

– Лу, что такое?

Я не отвечала, мне просто хотелось выплеснуть ту боль, которая накопилась в душе. Она молча ждала, пока я перестану, и продолжала водить рукой по моим волосам. Когда я смогла нормально дышать, и мне показалось, что я смогу ответить, я отстранилась от Сьюзан и заглянула в ее обеспокоенные, чистые голубые глаза. Мне пришлось рассказать все с самого начала – еще задолго до того, как грянул вчерашний день… Вскоре вниз начали подтягиваться остальные, и мы стали вместе накрывать на стол. Сегодня нам предстояло завтракать в непривычно малом составе. Когда посыпались расспросы, почему Скотт и Джейк не спустились, я взяла свою тарелку и, извинившись, вышла.

Вечером того же дня я сидела на крыльце, завернувшись в плед, и пила обжигающий крепкий чай. Закат был волшебный. Перистые облака невесомыми клочками расположились на персиковом небе, и тонкая красная полоса очертила горизонт. Качели черным силуэтом раскачивались в лучах заходящего солнца. Как маятник, отсчитывающий не оглядывающееся назад время.

Среда, 28 августа 2019 года

Я не сразу избавилась от пустоты, которая успела прокрасться в мое сердце вчера. Подобно задумчивому эксперту в темноте маленькой комнаты, устроившемуся на неудобном скрипучем стуле перед освещенной прямоугольным пятном стеной, я вновь и вновь проматывала на стареньком проекторе запись нашей встречи, пытаясь понять, не упустила ли я что-то важное: вроде бы те же самые люди, в привычном, знакомом всем месте… Правда заключалась в том, что многое поменялось. Речь шла не о повышении Сэма или второй беременности Сандры… От прежних нас мало что осталось: мы отдалились, причем настолько, что, скорее, напоминали друг другу давних приятелей, с которыми обычно видишься всего несколько раз в год, и то – по праздникам. Таких людей не слишком-то волнуют происходящие с тобой события и уж тем более твои переживания. Они приезжают, чтобы обменяться бессмысленными подарками, словно это станет залогом теплых и доверительных отношений. К сожалению, это не так: связь нужно поддерживать, если хочешь, чтобы она сохранилась. Наша стала едва заметной, сплетенной из редких тонких ниточек паутинкой, которая не преминула бы порваться от любого неосторожного прикосновения. Я поняла это по слегка печальной и почему-то виноватой улыбке, когда Билл делился с нами новостями, по едким высказываниям Сэма невпопад, по нервным движениям Мэри… Близкие люди порой ведут себя еще хуже, вымещая друг на друге злобу или обиду, но поступают они так, потому что лишь друг другу могут открыть свое истинное лицо. Дело в абсолютном доверии. А мы… Карикатура какого-то бездарного режиссера на нашу прежнюю жизнь, снятая по скомканному и порванному местами сценарию. Увы, не подарок для искушенного зрителя… Щемящая грусть с оттенком внезапного разочарования – все, что осталось после просмотра.