Я усмехнулся: я не верил в приметы. И уж тем более в то, что часы могут забрать часть чьей-то жизни. Я вас умоляю… Но вдруг меня посетило сомнение – то, которое рождается вопреки здравому смыслу. Внезапные изменения произошли со мной практически сразу после того, как у меня появились часы. Что, если эти вещи были связаны, я ничем не болел, а старый тюремщик потихоньку высасывал из меня жизнь? Для себя? Поэтому он так настаивал, чтобы я забрал часы с собой…

Идиотская мысль, от которой я отмахнулся. Нужно было всерьез заняться своим здоровьем – тюрьма меня потрепала, потрепала…

– Эй! – парнишка слегка толкнул меня в плечо, чтобы я начал его слушать, и я медленно перевел на него взгляд. – Продать не хотите?

– Так они копейки стоят…

– Думаете?

– Кто в здравом уме отдаст мне дорогостоящий антиквариат?

– Тот, кому и так всего хватает. Или тот, кто не знает, какой ценностью он обладает.

– Сложно сказать… – я пожал плечами. – Ну так что там с будильником?

– Не знаю. По ходу его здесь нет. Вот тут, видите, – он, придерживая крышку, повернул в мою сторону усеянный такими же, как и снаружи, завитками циферблат, по кругу которого расположились поблескивающие золотом римские цифры, каждая – в отдельной черной ячейке, – должна быть еще одна стрелка. Ее нет. Минутная – большая, и часовая – поменьше.

– Я знаю, для чего эти стрелки…

– Простите, сэр.

– Давай без «сэр»? Я не настолько взрослый, – с нажимом сказал я и, растянув на губах улыбку, подал ему ладонь. Не знаю, почему меня так раздражало уважительное обращение, но мне хотелось поскорее перестать его слышать. – Марвин.

– Я Ник, – парень крепко схватил мою руку и теперь энергично тряс ее в воздухе, – Ник Дэйвис.

Я кивнул. Парень расплылся в улыбке, обнажив слегка кривые, но поразительно белые зубы и, подождав немного, продолжил.

– Так вот… Смотри… Если я вот так вот поверну, – он поддел ногтем заводную головку и уже начал крутить ее, склонившись над часами, как вдруг дернулся и, вскрикнув, схватился за правый глаз.

– Что? – от неожиданности я подпрыгнул в кресле и вцепился в подлокотники. Когда подросток рядом с тобой сопит и дергается, обычно ни к чему хорошему это не приводит.

– Черт, как больно! – простонал Ник, жмурясь как от палящего солнца.

– Может, ресничка? – осторожно спросил я, пододвигаясь ближе. – Дай посмотрю…

– Как лазером, Господи, – парень продолжал корчиться от боли, раскачиваясь на сидении.

Мне как человеку с острой эмпатией стало страшно. Вдруг он уберет руку, а с глазом что-то произошло?

Я быстро откинул пластмассовый столик на спинке переднего кресла и, забрав из рук Ника часы, швырнул их туда. Они гармонично смотрелись рядом с наклейкой Пикачу, облепленной разноцветными жвачками. Я бы предпочел сто лет всматриваться в эти разноцветные шарики со следами чьих-то зубов, чем обернуться к соседу, но это было бы чересчур эгоистично. Я, взрослый, просто не имел морального права игнорировать его. Несмотря на свою фобию по отношению к травмам глаз.

Собравшись с силами, я сказал еще раз, как можно тверже:

– Дай посмотрю!

– Черт, как больно, – повторял скороговоркой Ник, все еще зажимая правую часть лица ладонью. – Черт, как больно!

– Да не дергайся ты! Убери руку. Давай, надо посмотреть, все ли в порядке.

– В порядке? Да мне глаз прожгло!

От нашей возни девушка, сидевшая впереди нас, обернулась и бесцеремонно стала наблюдать за нами, положив голову на подлокотник.

– Вы не могли бы потише, здесь люди спать пытаются… – вопреки словам, в ее голосе скорее слышалось любопытство, нежели недовольство.

– Да ему что-то в глаз попало, – я развел руками в воздухе, а Ник, обернувшись ко мне, возмущенно вскрикнул:

– Попало? Да у меня все было прекрасно, пока я не попытался завести эти… твои…

– Я слышала, как вы говорили про лазер! – глаза девушки округлились, и она восторженно уставилась на часы, а потом со знанием дела добавила. – Секретное оружие?

– Да отвали ты, дура, не лезь в мужские разговоры! Надо меньше фильмов про шпионов смотреть!

– Я могу вызвать полицию! – невозмутимо прочавкала девчонка, надув ртом большой розовый пузырь. Он неприятно щелкнул прямо перед моим носом. – Вот и разберемся, кто на кого напал…

Такая маленькая, а уже такая вредная!

– Полицию? – у меня закололо щеки, и я чуть было не признался, что только что вышел. – Валяй! Но я тут ни при чем.

– Да что за бред ты несешь? – воскликнул Ник, стуча свободной рукой по подлокотнику.

– Ты сам только что сказал, что это сверхострый лазер!

– Лазер? Острый? Ты вообще читать умеешь?

Повисла недолгая пауза, и мы молча уставились на нее, не понимая, то ли злиться, то ли смеяться. Девчонка постаралась выдавить из себя надменную улыбку, и у нее почти получилось.

– Особенно по лицам!

– И что же ты видишь на моем? – парень привстал и оказался прямо напротив нее.

– Что ты козел! – выплюнула она ему в лицо и обиженно села на свое место.

– А вот и неправильно, – сурово пробурчал под нос Ник и скрестил руки на груди. – Правда ведь? – и он повернулся ко мне.

Мне стало дурно. Правый глаз походил на поплавок. Странная ассоциация, но в то мгновение мне в голову пришло только это – красно-белый поплавок, покачивающийся на поверхности воды. Небольшая часть белка со стороны переносицы была кровавого цвета. Пятно почти доходило до радужки и напоминало размытый знак бесконечности.

Я не сдержался и выругался. Улыбка сошла с лица Ника, и он проблеял:

– Что?

– У… у тебя лопнул сосуд. Или… много сосудов.

Он опять схватился за глаз, потом вскочил и, перегнувшись через соседнее кресло, обратился к той девчонке.

– Эй, а зеркало у тебя есть?

Я услышал, как она вскрикнула, и через мгновение рука с блестящим синим кругом взмыла в воздух.

– Спасибо, – парень схватил его и, поколебавшись, протянул мне. – Давай ты… Мало ли.

Я открыл его и, прежде чем передать Нику, сам заглянул в него. От испуга кожа на лице натянулась, и я уже был похож на его ровесника, а не престарелого дядьку-путешественника. А по поведению – и того младше.

– Не тяни, – он почти вырвал из моих рук зеркало и, поднеся к лицу, застыл.

Я словно онемел. Серьезно, я не мог пошевелиться. Любые нехорошие вещи, которые происходят с глазами, вселяют в меня непередаваемый ужас. У всех нас есть слабости.

Я придвинулся как можно ближе к окну и уже продумывал наперед, чем буду разбивать стекло в попытке спастись от разбушевавшегося подростка. В состоянии аффекта даже такой хиляк может спокойно придушить слона, чего уж там.

В эту секунду Ник уставился на меня и, склонив голову набок, блаженно улыбнулся. За свою жизнь я видел много жутких вещей, но это… Одно дело, взрослые мужики, но… Поначалу я подумал, что это нервное, и от увиденного у него поехала крыша, но его поведение меня окончательно обескуражило. Он засмеялся, а у меня, если честно, пробежал холодок по спине.

– Марв, честное слово, ну что же так пугать было?

Марв нашел в себе силы отлепиться от окна и сесть ровно.

– Пугать? Да, а что, это так, пустяк? – я пытался говорить непринужденно, но моя безразличная манера оказалась чересчур смешной. Я поднял глаза и снова увидел девчонку с переднего кресла. Она была красная и прикусила указательный палец, чтобы не расхохотаться на весь автобус. Я скорчил гримасу и сам отчего-то рассмеялся.

И тут мы словно взорвались: хохот длился минуты две, и под конец уже на нас начали шикать. Вскоре мне удалось совладать с собой, и я окончательно успокоился.

– Так я не понял, что смешного-то? – спросил я уже серьезно.

Ник покосился на меня здоровым глазом и ухмыльнулся:

– Бывало и похуже.

– Правда? – я снова хотел принять безразличный вид, но поймал на себе ее взгляд. Девчонка стала молчаливым участником нашей беседы.

– Ну да, в прошлом году металлическая стружка отлетела мне прямо в глаз, была гифема. Меня передернуло от одного названия. Похоже, он этим гордился.