–Успокойся, пожалуйста! – сказала я, вытирая нос очередным одноразовым платком. Мне было очень трудно дышать, поэтому я сделала несколько пауз, прежде чем договорить. – От ящика должен быть ключ, так? Где он?
– Я знаю разве? – Сьюзан плеснула руками и оглядела комнату. Помолчав, она предположила уже более спокойно:
– Когда-то мы сделали тайник. Мы собирали туда все дорогие нам вещи. Пошли, посмотрим, может, он туда его заныкал.
Заныкал?
– Он не дома?
– Не, на улице. Идем.
Мы покинули дом через черный ход. Я на секунду растерялась: солнечный свет почти не пробивался между пушистых еловых лап, но отторжения это не вызвало.
– Ничего себе!
– Их еще наш дедушка сажал, – глаза Сьюзан светились. – Господи, сколько лет прошло! Пойдем, посмотрим, хорошая ли у меня память.
Пришлось пригнуться, потому что ветви росли очень близко к земле. Сьюзан прошла вперед, не обратив внимания на хлесткую ветку перед моим лицом, и она с оттяжкой прилетела мне по щеке. Я вскрикнула, и женщина испуганно извинилась. Я выставила вперед согнутые локти, чтобы впредь безопасно расчищать себе путь, но кожу подозрительно защекотало: виной были продолговатые нити паутины, так некстати липнувшие к волоскам на руках. Единственное, что меня обрадовало в этом колючем мирке – тень. Честное слово, я бы осталась тут жить, лишь бы не попадать под солнце! Хотя стоило задуматься, зная, что творцы разрушенных мной чудес инженерной мысли где-то поблизости, прячутся в густом пологе над моей головой, гневно потрясая лапками и готовясь в любой момент десантироваться мне за шиворот в порыве отмщения…
Насекомых я не боялась. Но стыдно было.
Сьюзан петляла вокруг стволов. Их было немного – штук семь – но она никак не могла определиться. Наконец, она остановилась:
– Лу, смотри!
– Где? – я несказанно обрадовалась, потому что к тому времени я исколола себе всю спину.
– Гриб! – Сьюзан ткнула пальцем на чахлую поганку, росшую у корней одного из деревьев-гигантов.
Я сникла. Мне уже было все равно, и я села прямо на землю, прислонившись к шершавой коре. Моя ладонь коснулась земли, и я с интересом посмотрела на холмик рядом с собой.
– Сьюзан! Кажется, здесь что-то зарыто!
– Земля не успела осесть? – улыбнулась она по-детски и опустилась на колени передо мной.
– А чем копать?
– У меня есть пакет! – она проворно выудила его из кармана юбки.
Я с недоумением посмотрела на нее. Ее нездоровый энтузиазм пугал меня.
– И что?
– У тебя маникюр, копать буду я, – с этими словами она надела пакет на руку и принялась разгребать землю. К счастью, то, что было зарыто, было зарыто неглубоко, и вскоре на дне ямы показалась крышка небольшой шкатулки.
– Это она?
– Похоже. Я уже не помню.
Сьюзан выглядела счастливой. Она устроилась рядом со мной, и мы жадно уставились на шкатулку. Там наверняка были их детские фотографии, любимые резинки для волос и упаковки от жвачки… Маленькие сокровища, которые ценнее самых дорогих бриллиантов мира… Однако, заглянув внутрь, мы обнаружили там только ключ. Но и этого было достаточно. Чуть ли не в припрыжку мы поспешили в дом и подошли к драгоценному ящику.
– Хочешь открыть? – Сьюзан протянула мне ключ, но по ней было видно, что она сама с удовольствием бы повернула его в замочной скважине.
– Давай лучше ты!
Она, кряхтя, опустилась на колени. Выдвинув ящик, она зажала рот рукой, и я нагнулась, чтобы посмотреть, что там лежало. Старый фарфоровый пупс. Пожелтевший от времени бейсбольный мячик. Книга.
Я достала книгу, пока Сьюзан молча крутила в руках куклу с трогательной улыбкой на лице.
Справочник по анатомии? Чудесно!
– Дневника нет?
– Похоже на то… – не отрываясь от игрушки, протянула она. – Представляешь, мне подарили ее на выпускной…
Я разочарованно хлопнула себя по коленям и, распрямившись, подошла к камину. На нем стояла одна большая фотография в тяжелой деревянной рамке, искусную резьбу покрывал густой слой лака. Мне пришлось потереть стекло, прежде чем я увидела запечатленных на снимке людей. Они стояли на фоне большого дома, держась друг за друга, и казались вполне счастливыми. Все щурились от солнца – было лето, судя по легкой одежде. Худощавый бородатый мужчина одной рукой приобнимал за плечо еще более хрупкую женщину с соломенными волосами, которая стояла рядом с девушкой почти с нее ростом. Впереди них, крепко сжимая ладошку отца, стоял мальчик. Он улыбался шире остальных и по-особому трогательно согнул левую ногу – словно стесняясь камеры.
Такими они были?
Я оперлась на край и случайно задела рамку локтем. Она упала. Я поспешила поднять ее, но тут же обратила внимание на толстую зеленую тетрадь в резиновом переплете.
– Сьюзан?
Она не сразу отвлеклась на меня, однако все же протянула ко мне правую руку. Не глядя.
– Что там?
– Держи, – я передала ей находку, которую она чуть не выронила. Ее лицо мигом стало серьезным, и она, пробежав глазами случайный разворот, тут же сунула ее мне.
– Да. Это его почерк.
Я повертела тетрадь в руках и посмотрела на Сьюзан. Интересно, когда он начал?
– Он любил писать?
– Никогда не любил. Предпочитал читать то, что пишут другие…
Мы молча вышли из дома, и я, посадив Сьюзан в машину, еще раз спросила у нее, какой именно из ближайших домов принадлежал той самой соседке. Желание навестить Норму Тэддер появилось у меня сразу после того, как Сьюзан рассказала нам о внезапной кончине Марвина. И оно усилилось, когда Сьюзан показала мне ту самую металлическую коробку из-под чая.
Почему последний человек, с которым Марвин общался при жизни, который по какой-то причине так заботился о нем, что даже организовал его… похороны… несмотря на свою просьбу упорно игнорировал мои звонки? Почему нельзя было передать дневник лично?
Сьюзан нехотя указала мне на небольшой домик через дорогу, и я, включив на полную мощность кондиционер – в салоне, как я и предполагала, стояла невыносимая духота – направилась к ровной дорожке из розовой плитки, соединявшей тротуар с небольшим крыльцом. По бокам лестницы росли такие же неухоженные кусты жасмина, как у Марвина.
Я позвонила в дверь и прислушалась к беззаботной мелодии, которую так любят китайские производители дверных звонков. Ожидание затянулось, и я решила постучать в дверь, громко поинтересовавшись, есть ли кто дома. Мне показалось, что внутри раздались чьи-то осторожные шаги. Но дверь мне по-прежнему никто не открыл. Еще немного, и я раздосадовано спустилась по ступеням, борясь с неприятным ощущением, что кто-то наблюдает за мной со спины.
В машине пахло арбузным освежителем воздуха, но сейчас это было неприятно. Сьюзан все еще находилась в плохом расположении духа и даже не спросила меня, почему я вернулась так быстро.
Мы ехали домой тем же путем, но он показался мне гораздо короче. То ли радиостанция ставила нормальные песни, то ли я меньше думала о Марвине – так или иначе, я не заметила, как мы очутились у нашей лужайки. Я потянулась к бардачку, чтобы достать тетрадь.
– Не надо, – Сьюзан поймала мою руку. – Пусть она будет у тебя.
– Но…
– Пожалуйста.
Я кивнула. Она взяла сумку и вылезла из машины.
– Ты куда сейчас?
– Заеду в магазин… Тебе что-нибудь нужно?
– Нет, спасибо, все есть.
– Хорошо.
– Будешь дома?
– Да, скорее всего, если что-то не случится…
– Поняла. Ладно, спасибо тебе еще раз.
– За что?
– За все, – Сьюзан сдержанно улыбнулась мне и поспешно надела солнечные очки, чтобы спрятать глаза.
– Эй… В любое время! – я кивнула ей, и она закрыла дверь, однако тут же постучала в окно. Я опустила стекло.
Она просунула голову в салон:
– Ты… – она запнулась.
– Да?
Сьюзан перевела взгляд с меня на бардачок.
– Можешь почитать, если хочешь. И мне расскажешь.
– Это же не мой брат, а твой! – это прозвучало грубо, и я виновато отвернулась.