— Похоже, блондинчик решил со мной разобраться, — задумчиво прошептал Рафи, внимательно вглядываясь в ближайший папоротник в огромной кадушке, раскинувшийся на несколько метров в стороны. — Черт, в самый же первый день вляпаться в такое… А это еще что такое?

Ему что-то послышалось. Затаив дыхание, парень прислушался. Точно! Кто-то плакал. Тихо-тихо, едва сдерживая рыдания.

— Что это еще такое? — Рафи заглянул за папоротник, раздвигая огромные листья в стороны. — Где же ты? Эй, кто здесь?

Сделал еще несколько шагов вперед, направляясь к следующему растению, настоящему монстру метров шесть — семь в ширину.

— Хм…

А вот здесь его ждал еще один сюрприз, к счастью, приятный.

Прямо за исполинской кадкой, спрятавшись от всех, сидела девушка, и тихо плакала. Ее худенькие плечики подрагивали, а кулачки то и дело вытирали слезы.

— Ты чего? — тихо, чтобы не напугать девчонку, спросил Рафи. — Обидел кто-то?

Та тут же вздрогнула и затихла, как мышка. Через какое-то время осторожно подняла голову.

— Ты, ты, ты… — на Рафи уставился девичий взгляд, в котором было столько удивления, надежды и радости, что у него ком в горле встал. — Ты…

И тут паренек заметил подозрительно знакомые рыжие кудряшки с премилыми веснушками, густо покрывавшими лоб и щеки.

— Лиза? — Рафи, наконец, узнал спасенную им когда-то девушку, оказавшеюся к тому же дочерью самого Мирского, главы Отдельного жандармского корпуса. — Вот это сюрприз! Ты чего здесь делаешь? От кого прячешься?

Улыбка, только что озарявшее ее лицо, мгновенно исчезла. И следа не осталось, словно ничего и не было. Она снова насупилась, нахохлилась, как воробушек под дождем.

— Рассказывай, — севший рядом, Рафи грустно улыбнулся. Она так сильно ему сейчас напомнила его сестренку, что у него даже сердце защемило. — Не бойся, — рукой накрыл ее узкую ладошку, которая даже не попыталась при этом вырваться из «плена». — Я помогу.

Лиза некоторое время внимательно смотрела в его глаза, вызывая у парня сильное чувство нежности. Ему жутко захотелось обнять ее, закрыв собой от всех опасностей этого мира.

— Верю… — тихо прошептала она, подвинувшись к нему поближе. — Я… Я сегодня первый день в гимназии… Хотела со всеми познакомиться, подружиться, — ее голос задрожал, а в глазах показались слезы. — Принесла коробочку монпасье с марципаном… Думала угостить… А они… они даже говорить со мной не стали, — все же не сдержалась и слезы снова потекли по ее щекам. — Я подхожу, а они отворачиваются. Спрашиваю, а они молчат, ничего не говорят…

Удивление, с которым Рафи слушал ее, быстро сменилось на злость. До него уже дошло, о чем таком рассказывала Елизавета. Слышал уже об этом развлечении богатеньких гимназистов, которое называлось то ли загнать, то ли задрать овечку. Самым шиком у них считалось довести ничего не подозревающую жертву до умопомешательства и не попасться при этом.

— Значит, с тобой ни разу не заговорили. Отворачивались, едва ты подходили. Молчали, когда пыталась заговорить. И отворачивали глаза, если смотрела на них, — девушка всякий раз кивала. Мол, все обстояло именно так. — Понятно… А теперь посмотри на меня. Ты мне веришь?

Пронзительный девичий взгляд снова уставился прямо ему в душу, словно выворачивая всего его наизнанку.

— Верю…

— Тогда, вытри слезы и, вообще, забудь о слезах. Много чести для этих подонков.

Мирский заехал домой пообедать со службы. Благо проживал почти на Варшавском проспекте, откуда до здания Главного жандармского управления столицы было рукой подать. Немного освежившись, мужчина как раз прошел в столовую.

— Право слово, занимательная картина, — проходя у больших окон, выходящих на широкий проспект, его взгляд вдруг зацепился за весьма необычное зрелище. В удивлении качнув головой, он подошел ближе к окну и раздвинул тяжелую шелковую штору. — Надо же…

На улице в этот самый момент, куда был обращен взгляд Михаила Павловича Мирского, по брусчатке неторопливо вышагивали двое гимназистов — девочка-подросток, что-то рассказывающая с улыбкой, и невысокий парнишка, нагруженный двумя школьными рюкзаками. И оба они, на взгляд мужчины, выглядели самой настоящей парочкой, испытывающей обоюдные романтические отношения. Прямо гром среди ясного неба какой-то, нахмурился он.

— Дорогая! — отпустив штору, Мирский вошел в столовую. Его супруга, миловидная женщина болезненного вида, тут же поднялась со стула и вышла ему на встречу. — Представляешь, наша Катерина ведет в дом кавалера. Вот только что видел их собственными глазами.

— Что? Что ты такое говоришь? — ахнула она, схватившись за сердце. Глаза расширились, по лицу пошли красные пятна. Похоже, услышанное она восприняла слишком близко к сердцу. — В первый же день в гимназии⁈ Как такое, вообще, возможно⁈ Где они?

Мгновение, и она уже была у окна. Судорожно зашевелила шторами, вытягивая голову то в одну сторону в другую сторону. Дочь высматривала.

— Не вижу… Зашла в дом уже, значит. Сейчас я ее встречу.

В словах женщины было столько звенящей угрозы и неудовольствия, что вслед за ней поспешил в гостиную и ее супруг. Анастасия Мирская, несмотря на утонченную внешность, была довольно не сдержана на язык, о чем домашним, конечно же, было очень хорошо известно. Словом, их дочери сейчас могло сильно достаться.

— Что она, вообще, себе позволяет⁈ Мы же о нем ничего не знаем. Ведь могут пойти такие разговоры… — спускаясь лестнице на первый этаж, едва «не кипела» женщина. — А ты что молчишь? С ней нужно обязательно поговорить. Не хватало еще, чтобы повторилось прошлое, — бросила на супруга укоризненный взгляд, явно намекая на недавнее романтическое увлечение их дочери каким-то босяком с улицы. — Ты слышишь меня?

Уже ступив на паркет гостиной, Анастасия Мирская немедленно приняла холодно-отстраненный вид, чтобы не выдать себя эмоциями. Дочь должна была сама осознать свою провинность, как и полагается настоящей леди.

— Елизавета, прошу тебя пройти в гостиную! — громко произнесла она в сторону холла, куда вели небольшой переход с роскошной двустворчатой дверью. — Нам нужно поговорить с тобой.

И встала окна, сложив руки на груди. Всем своим видом выражая строгую сдержанность.

— Маменька, я иду! — из-за дверей раздавался радостный девичий голос. — Ты не поверишь, что я хочу расс…

С широкой улыбкой на лице в гостиную влетела юная девица и… тут же встала, как вкопанная. Явно не ожидала такую настороженную встречу со стороны родителей, смотревших на нее едва ли не как на преступницу.

— Папенька? — Елизавета удивленно уставилась на отца, который обычно приходил лишь поздним вечером, а не как не в полдень. — Что-то случилось?

Мирская, уже набрала в рот, воздуха, чтобы начать разговор, как дверь гостиной открылись еще шире. И из-за спины девицы появился еще один человек, которого здесь совсем никто не ждал.

— Добрый день, госпожа Мирская. Добрый день, Ваше Высокопревосходительство! — черноволосый паренек с приятным открытым лицом коротко поклонился, осторожно опуская на рядом стоящий стул женский школьный рюкзачок. — В прошлую нашу встречу, я, к сожалению, не успел представиться. В связи с этим приношу свои глубочайшие извинения! Позвольте представиться, Рафаэль Мирский, с недавних пор учащийся Санкт-Петербургской императорской гимназии. Я позволил себе смелость предложить вашей дочери помощь. Рюкзак с гимназическими принадлежностями оказался довольно тяжел, поэтому я не мог оставаться в стороне.

Сказать, что Анастасия Мирская была в этот момент удивлена, значит, ничего не сказать. Женщина, казалось, окаменела, застыв с сцепленными замок руками и потрясенными лицом.

Заметив такое состояние супруги, в разговор вступил сам хозяин дома.

— И вам доброго дня, молодой человек, — негромко проговорил он, с нескрываемым любопытством разглядывая кавалера дочери. — Хм… Рафаэль Мирский, значит…Однофамилец… Занятно.