— Ха!

В мятом костюме, взъерошенный, с шальными глазами, он выглядел довольно жутковато. От его былого аристократического лоска, которым княжич так любил щеголять, не осталось и следа. Сейчас здесь стоял уже кто-то другой, и никак не обычный гимназист.

— Какой хороший день! Прямо подарок за подарком! Может у меня сегодня именины⁈ — на лице, покрытым красными пятнами, красовался страшный оскал. Словно зверь скалился на жертву, готовясь на нее наброситься. — А я ведь чувствовал, чувствовал, что ты заявишься сюда. Ты сам пришел за этой сопливой потаскушкой, и теперь мы вместе повеселился… Знаешь, я, пожалуй, начну с нее, а ты посмотришь…

Его голос едва не сочился торжеством. Княжич рассказывал, что будет делать со своими пленниками, с каким-то болезненным удовольствием.

—… Сначала займусь крошечными пальчиками твоей сучки. Я уже чувствую, как они будут хрустеть. Хрусть-хрусть-хрусть. Слышишь меня? — захлебывался слюной, явно сходящий с ума, юнец. Произошедшее в последние недели просто не могло не оставить свой след. — А может ее лучше разложить? Прямо там, на соломе? Это ведь будет просто чудесно! Только мы трое! Я разложу эту сучку, а ты будешь смотреть…

Резко вскинув руки, Сабуров «ударил» еще одним воздушным кулаком. Незваного гостя вновь с хрустом вдавило в стену сарая, после чего тот окровавленной кучей свалился на землю.

— Нищеброд, ты еще здесь? Не сдох пока? Не спеши, а то пропустишь все самое интересное, — идущий к сараю, Сабуров вдруг с чувством хлопнул себя по лбу. Что-то придумал, похоже. — Я ведь, как закончу с вами, все на тебя «повешу». Слышишь? Знаешь, как прославишься? Через пару дней твое имя будут по всей империи проклинать, как похитителя и проклятого убийцу! Гениально, ведь⁈ Я доберусь до первого попавшего полицмейстера и расскажу про сошедшего с ума сопляка, который похитил единственную дочку самого главу Отдельного жандармского корпуса, поиздевался над ней, а после напал на меня, княжича Сабурова! Это же просто сказка! И разве я не гений⁈

Рассмеявшись во весь голос, княжич вновь приготовился бить. Еще один удар, и незваного гостя можно было тащить в конюшню. После такого уже не то что драться, шевелиться сложно.

И тут неожиданно раздался громкий хлопок! Бах! От пули Сабурова швырнуло на землю! Застонав, тот схватился за бок, который на глазах окрашивался в красный цвет.

— Как… Черт… — парень удивленно смотрел на окровавленные руки. — На мне же защита… Это невозможно…

Бах! Грохнул еще один выстрел! Пытавшийся встать парень вновь оказался на землю. Новая пуля попала в бедро, вырвав из него целый кусок мяса. Кровь из разорванной артерии так и хлестала в стороны, оглашая тем самым парню смертельный приговор.

— Больно… Б…ь, как же мне больно, — жалобно заскулил Сабуров, пытаясь закрыть рану руками. Только бесполезно это было. Кровь продолжала толчками вырваться наружу. — Что ты наделал?

А от сарая, подволакивая ногу, приближался его недруг. Выглядел он не лучше, а может и хуже княжича. Правая нога совсем не сгибалась, словно деревянная. Левая рука висела плетью и была покрыта густыми потеками крови. Сломана ключица, перекашивая его тело и делая похожим на ужасного гомункулуса. На лице, вообще, живого места не было — сплошные фиолетово-багровые синяки и кровавящиеся порезы.

— Надо было убить меня, пока мог, — глухо проговорил подошедший паренек, без единого намека на жалость смотревший на умирающего княжича. — А теперь сдохнешь,…. тварь.

Рафи с трудом держался, чтобы не свалиться рядом с этим уродом. Слишком поломало его недавними ударами. Неожиданно напавший, Сабуров едва не забил его насмерть.

— Отправляйся в преисподнюю, — он навел револьвер на голову Сабурова, палец лег на курок, но нажать не успел. — А это еще что за черти?

На стенах поместья вдруг показались какие-то люди. Молодые парни, все крупные, мордастые как на подбор, они попрыгали вниз и стали окружать его. Бандитские рожи и широкие мясницкие ножи в их руках говорили, что дело швах. Они пришли убивать.

— Слышь, фраер, брось волыну! А то и у нас имеется…

— Мочи его, крест, что меньжуешься?

— На х… иди! Сам знаю, что делать! Витян, сказал я все решаю…

— Фраер, руки в гору, я сказал! Бегом!

— Паня, со спины зайди! И пером его чуть пощекочи, чтобы лучше дошло!

— Руки в гору!

Рафи понимал, что не успеет убить всех. Да и патрон, скорее всего, не хватит. В барабане лишь четыре осталось, а урок вокруг восемь иди девять. Но он все равно дернул стволом в сторону главного.

— Крест, шма…

Кто-то из нападавших было заорал, но Рафи уже нажимал на курок. С грохотом бахнул выстрел, и зачарованная пуля вылетела из ствола. Только на этот раз на ее пути был не маг, а обычный человек, которого с чавканьем разорвало на части. Ошметки кровавым дождем разметало по сторонам, густо осыпая ими его товарищей.

— А-а-а-а! — визгливо заверещал стоящий ближе всех здоровяк. Весь в крови, разорванных кишках и человеческой плоти, он выбросил нож и бросился бежать к воротам. — А-а-а-а!

Бах! Рафи жал на курок, не останавливаясь. Бах! Бах! Пули летели веером, удивительным образом находя себе цель и сразу же взрываясь! Еще двое нападавших превратились в фарш. Главарю повезло больше: у него просто оторвало ноги ниже коленей.

— Нет… Нет… Не стреляй… — истекающий кровью Крест дрыгал огрызками ноги. Захлёбываясь кровью, судорожно говорил и говорил, говорил и говорил. — Рафа, это же я! Братка, не узнаешь⁈ Это я за волыной к тебе ходил… Не помнишь? Витян же к тебе посылал… Я, это, я! Не стреляй! Я не хотел! Слышишь, не хотел! Это все Витян! Он сука! Я ведь сам никогда… Братка…

Культяпки все дрыгались и дрыгались, стуча по траве и разбрызгивая по сторонам кровь.

— Витян, говоришь, — Рафи целился в голову бандиту и снова и снова жал на курок. Механизм щелкал, проворачивая барабан с пустыми каморами. Боек бил вновь и вновь, но впустую. Патрон больше не было. — Не врешь?

А Рафи все никак не мог прийти в себя. Снова и снова продолжал нажимать на курок, заставляя впустую срабатывать механизм револьвера.

— А ведь говорил, что мы теперь кореша… Братом называл… Сучий потрох…

Племянник уже давно ушел, а Камова все продолжала сидеть в кресле. Ее неподвижная фигура с мертвенно бледным задумчивым лицом напоминала каменную статую на кладбище.

— Эх, Витя, Витенька,… — еле слышно шептала она, называя племянника, как когда-то очень давно. — Что же ты творишь такое?

Все стало совсем плохо, тяжело вздохнула женщина. Остро чувствовала, что ее Витяй вляпался в очень нехорошую историю.

— Зачем ты, дурачок, лезешь во все это? — где-то в уголках ее глаз сверкнула влага. Правда, до слез еще было очень далеко, но на душе все равно было очень тяжело. Племянник все-таки, родная душа. — Я же тебе говорила, что за него держаться нужно, а не…

Еще раньше предчувствовала Камова, что все равно или поздно придет к этому. Слишком уж легко, несерьезно ее Витяй ко всему относился. Она, конечно, надеялась, что он изменится. Став во главе воровского мира столицы, племянник должен был стать другим: более серьезным, ответственным, взрослым, в конце концов.

— Эх, Витяй, Витяй, как был разгильдяем, таким и остался…

К сожалению, сегодняшний разговор лишь подтвердил то, что ей и так было известно. Не готов был ее племянник стать Старшим над всем воровским сообществом. Совсем не готов. Простым «быком» — да; главным над группой бойцов — тоже да. Вот его потолок.

— Что же ты раньше ко мне не пришел? Не посоветовался? Все бы решили, сделали, как надо.

Только этими бормотаниями делу не поможешь. Ничего уже не исправить. Племянник не только с головой влез в опасные распри аристократов, но и в открытую перешел дорогу своему недавнему другу — Рафаэлю Мирскому. Судя по всему, в этот самый момент люди ее Витяя уже пришли к нему. И одному Богу только известно, что теперь случится.