Звучит обидно. Задевает за живое. Особенно это «девочка». Но Рик прав. В горле застревает ком, в глазах собираются слезы. Зачем быть таким жестоким? Показать мне мое место? Еще раз ткнуть носом в собственную никчемность?

– Но все это лишь проявления. По сути, тебе надо исправить всего две вещи, – продолжает уже приободряющим тоном, – отсутствие дисциплины и неуверенность в себе. И с этим я тебе помогу.

Оставив Макс переодеваться, выхожу в зал. Она начала меня занимать. Получив за длинный язык, сделала выводы и больше не позволяла себе разговоров без спроса. Быстро перестроилась. И по дороге вела себя покладисто. До нее я помещал сюда всего несколько человек и никто не показал такого бесстрашия. Ее отчаянная вера в меня подкупала и ласкала эго. Хех! А я пока даже не придумал, что делать! Разве что все еще хочется проверить, насколько сильным окажется ее желание измениться.

Макс выбегает ко мне вовремя, но я делаю недовольное лицо и заявляю, что она опоздала на двадцать секунд. Пустяк, сущая мелочь, но с интересом смотрю, как она принимает первое объявленное наказание… Без-ро-пот-но. Двадцать приседаний – тоже пустяк, соответствует проступку. Пока следует быть справедливым.

Она начинает приседать. Без сопротивления или возмущения – на все согласная. Слишком скучно!

– Считай! – приказываю, надеясь вывести ее из себя. – Сделаешь двадцать, которые посчитаешь сама.

Снова ноль реакции. Макс принимает и это, начинает считать. Ладони теплеют, кончики пальцев покалывает от возбуждения. С тобой будет очень интересно, девочка!

– Двадцать, – произносит со вздохом, выпрямляясь в последний раз.

Киваю. Можно переходить к следующему пункту вводной встречи. Достаю телефон. Итан уже прислал мне ее досье. Быстро пробегаю глазами. За четверть столетия она ничего не добилась – ни работы, ни денег, ни статуса, ни даже друзей. Понятно, почему вцепилась в меня мертвой хваткой. Увидела во мне спасение. Ей придется дорого за это заплатить. Я ведь не смогу отказать себе в удовольствии проверять на прочность ее упорство и решимость.

Жестоко и прямолинейно с пренебрежительным выражением проговариваю ее скудное резюме. Макс снова удивляет безоговорочным принятием, пропуская мимо ушей сам факт того, что я собрал ее досье. Другие на этом моменте впадали в панику, начинали сыпать вопросами. Я еще найду, чем тебя пронять, девочка!

Приятно видеть краснеющие щеки и наливающиеся слезами глаза. Моя пренебрежительная тирада возымела правильный эффект. Макс должна до последней капли прочувствовать всю свою никчемность, гипертрофированную моей жестокой подачей. Теперь пора ввести в игру морковку, какую вешают перед носом у ишака, чтобы тот шел вперед в бесплодной надежде ее схватить.

– Тебе надо исправить всего две вещи, – произношу приободрительным тоном. –  Неуверенность в себе и отсутствие дисциплины. Ты движешься по замкнутому кругу. Ищешь работу, не умея себя подать, натыкаешься на отказы и становишься еще более неуверенной.

Кивает, бледнея, словно слушает всеведущего оракула. Создаю задел на будущее – теперь она будет смотреть мне в рот, потому что я дал простое объяснение ее неудачам.

– Я помогу тебе с этим, – говорю с видом знатока, который каждый день щелкает такие задачи, как орешки, и спрашиваю с искренним интересом: – У тебя есть цель в жизни?

Тушуется, смотрит в пол, вспоминает.

– Не знаю, сэр, – отвечает робко и тихо. Похоже, это правда, она только сейчас осознала, что жила бесцельно.

– Неумение ставить цели и неуверенность в себе. Вот с чем мы будем работать! – хлопаю в ладоши, точно торгаш, провернувший отличную сделку. – Нужно уметь ставить цели, чтобы их достигать, это первое. Что ты там говорила? – загибаю второй палец. – Вес поправим правильным питанием и спортом. Работу найдешь, как только научишься себя подавать. А неорганизованность от отсутствия дисциплины. Ее я тебе обеспечу в полном объеме.

Внимательно смотрю за реакцией. Возможно, она вот-вот заявит мне, что прекращает весь этот цирк. В глазах Макс наоборот пляшут огоньки надежды. Она мне верит! Уникальный экземпляр среди слабой половины моих подопечных. Посмотрим, насколько тебя хватит, девочка!

С довольными видом прикуриваю сигарету, разглядывая стоящую передо мной Макс. По лицу вижу, что тоже хочет покурить, но сигареты еще придется заслужить. Размышляю, что с ней делать дальше. Признаться, не думал, что вступительная беседа пройдет так просто и… скучно. Но с чего-то же надо начать?

– Ты говорила, режим сбит, да? – спрашиваю, расплющивая окурок в пепельнице.

– Да, сэр, – Макс отвечает бесцветным голосом. Помнит, что я обещал уложить ее спать, и теперь боится того, как я это сделаю.

– Мы быстро восстановим режим, – встаю, разминаю тело. – Отбой не позже полуночи, подъем в половине восьмого.

Сереет еще сильнее, смотрит на меня круглыми глазами, наверняка думая, что сейчас точно не уснет. Это мы еще посмотрим!

– Я понимаю, что ты в возбужденном состоянии, – говорю доверительно, даже ласково, как заботливый папаша. – Но у меня есть план! Для начала ты пробежишь двадцать больших кругов по этому залу. Вдоль стен. Вперед!

Подчиняется без возражений. Начинает пробежку. Такая решимость положительно радует. А с виду даже и не скажешь, что в этой замусоленной девчонке есть подобие стержня.

С удовольствием слушаю ее голос, когда, пробегая мимо меня, она называет номер круга. После десятого начинает утомляться, прижимает руку к ребрам справа. Сбила дыхание, девочка? Бросает на меня жалостливые взгляды, похоже, надеясь на снисхождение. Нет уж, лентяйка, никаких поблажек! Ты сама этого хотела, так черпай полной ложкой!

Бежит все медленнее, и на пятнадцатом круге вообще переходит на шаг. Смотрит на меня раздраженно. Вот оно! Ослушалась, да еще и злится! Внутренне торжествую – такое ей с рук не сойдет.

Подзываю жестом. Идет небыстро, видимо, и правда утомилась. Тем хуже… только ей. Смотрю на нее, раздумывая, как поступить. Макс подходит на расстояние вытянутой руки, останавливается и… легкомысленно собирается открыть рот?! Раздражение вспыхивает внезапно – что же она за тупица?! Я заставлю тебя поверить в свою серьезность, девочка!

Короткий шаг вперед. Сжатая в кулак рука по короткой траектории достигает ее тела. Точный удар в солнечное сплетение. Хотя вряд ли можно по праву назвать это таким суровым словом. Бью даже не вполсилы. Почти едва касаюсь, но ей хватает, чтобы сложиться пополам в приступе удушливого кашля. Валится на пол, как мешок овощей.

С полминуты наблюдаю булькающую агонию. Макс вроде начинает выравнивать дыхание. На меня не смотрит – голова повернута так удобно, что не могу удержаться. Ставлю ногу ей на щеку, придавливаю к полу и, прибавив свирепости голосу, говорю:

– Ты понимаешь, что ты сделала, и за что ты наказана?

Отнимает одну руку от ребер и пальцем рисует на полу «+». Хорошая девочка.

– У тебя три минуты прийти в себя и еще пятнадцать кругов по залу, – убираю ногу с ее лица. – Пять, которые ты не пробежала и десять штрафных.

Смотреть на это жалкое существо сейчас неприятно. Внутри разыгрывается злость. На себя. Так недолго травмировать ее хрупкое тельце. Хотел же придумать другие воздействия. Не придумал. До этого уровня в моей практике ни одна девчонка не доходила. Задерживались только парни, а их я мог лупить как угодно.

Иду на кухню, засекаю время. Через три минуты я вернусь и погоню Макс бегать дальше. Она, скорее всего, захочет пить. Открываю холодильник, беру бутылку воды. Вот же черт! Здесь совсем не осталось еды! Из головы вылетело. Что ж. Сегодня ей будет не до пищи, а к утру я успею закупить продуктов.

Три минуты быстро истекают, возвращаюсь в зал, неся с собой запотевшую в тепле бутылку из голубого пластика. Макс уже встала и смогла разогнуться. Неплохо. Провожает меня затравленным взглядом, словно щенок, которого только что отшлепали тапком. А нечего по углам гадить!