В душе снова вскипает тревога, забивается дрожью в пальцы, выступает потом на спине. Судя по тишине вокруг, улица безлюдная, а значит, кроме таксиста, свидетелей, что я тут вообще появилась, нет. Рука так и норовит сорвать матерчатую маску, а язык чешется, чтобы выплюнуть ядовитое «с меня хватит!». Удерживаюсь от этого порыва. Пора уже признаться – меня завораживает и привлекает эта авантюра. Хочется через собственную жертву достичь просветления, добиться успеха. Поэтому я позволяю ему так с собой обращаться. Прекрати метаться, Макс, и наслаждайся моментом – безлюдный район и ты наедине с незнакомцем в несколько раз сильнее.

Впереди слышу скрежет ключа и металлический скрип несмазанных петель.

– Перешагни, – справа доносится голос Рика.

Задираю ногу и перешагиваю. Плечом задеваю кромку косяка – металлический профиль. Похоже, мы прошли сквозь калитку в железных воротах.

Петли скулят снова, замок крякает, защелкиваясь. Возникает ощущение, что только что захлопнулась дверца мышеловки.

Твердая рука за локоть ведет меня дальше, отпускает. Слышу пиканье электронной клавиатуры – Рик набирает код, похоже, на более серьезном замке. Затем почти беззвучно отворяется створка, слышу лишь металлический щелчок вывернутых до предела петель.

– Высокая ступенька, – констатирующим факт тоном произносит Рик, снова беря меня за локоть, и успокаивает: – Почти пришли. Впереди длинный спуск. Если считать тебе проще, пять ступеней вниз, площадка и еще три пролета по пятнадцать ступеней.

Щеки начинают леденеть. Что ж это за место такое, да еще и на тридцатифутовой глубине? Не метро же! Бункер, видать. Но откуда? Как Рик смог его занять?

Стараюсь, чтобы вихрь тревоги не отразился на лице и невозмутимо делаю высокий шаг. Под ногами бетон. Рик тихонько подводит к краю, предупреждает о спуске и пропускает вперед. Железный звук, рифленая поверхность, словно лестница на перрон электрички. Рука нащупывает металлическую трубу перил слева. Пять ступенек, он сказал? Считаю шаги, на последнем ногой снова чувствую бетон. Площадка. Обдает волной воздуха – над головой захлопнулся люк. В голове вертится лишь одна мысль – обратного пути больше нет. Теперь только вперед.

Снова, теперь с чувством успокоения, ощущаю руку новоявленного учителя на локте. С ним не так страшно спускаться. Ступени сопровождают каждый наш шаг глухим эхом.

Сорок три… Сорок четыре… Сорок пять. Стою на нижней площадке. Судя по движению воздуха, Рик открывает передо мной очередную дверь, которая ведет, скорее всего, в чрево обители преображения. На всякий случай повыше заношу ногу и шагаю внутрь. Чувство, словно спустилась в кроличью нору, как небезывестная Алиса, и теперь меня ждет встреча с Безумным Шляпником.

Матерчатая маска соскальзывает с лица, повинуясь легкому движению Рика. В глаза бьет люминесцентный свет висящих под потолком ламп – щурюсь, как от солнца. Свет белый и холодный, словно подчеркивающий характер владельца этого места.

Вскоре глаза привыкают. Самый настоящий бункер. Внимание приковывает ринг по центру огромного зала с высоким сводчатым потолком. Посередине с потолка свисает большая боксерская груша. Стены бетонные. У дальней чернеют два небольших прохода в разные стороны, а по центру стоит журнальный столик с двумя модерновыми креслами. Пахнет приятно, хотя и чем-то химическим, не могу разобрать аромат.

– Располагайся, – Рик обходит меня и в приглашающем жесте разводит руки. – Какое-то время это место будет полигоном для решения твоих проблем. А сейчас тебе надо подготовиться ко сну. Я покажу твое место.

Направляется в противоположный входу угол. Ноги отказываются делать шаг. Стою, пытаясь осознать услышанное. Что значит «место»? Он сказал «мое место»?! Да еще и с таким невозмутимым видом, словно разговаривал с домашним питомцем. И что значит «полигон для решения проблем»? Да и сна у меня ни в одном глазу! Все еще нервный бодряк на фоне происходящего. Как я сейчас усну?

Спохватившись, когда Рик уже почти дошел до противоположной стены, срываюсь с места и догоняю бегом. Не стоит давать ему повод наказать меня за ослушание. Внутри возникает слабый протест против самого факта «наказания», но еще сильнее душу затапливает страх. Произошедшего в квартире, мне хватило, чтобы понять – он не шутил по поводу наказаний.

Рик заходит в темный проход, примыкающий к общему залу, и там загорается свет. Следую по пятам, словно боюсь потеряться. Хотя заблудиться здесь негде – неширокий коридор заканчивается футов через пятнадцать небольшой комнатушкой. Низкий потолок, места даже меньше, чем в спальне моей халупы. Эта каморка больше походит на собачью конуру!

По датчику движения, как и в коридоре, зажигается яркий белый свет. В противоположном углу на полу матрас, застеленный свежей, несмятой простыней, поверх валяется толстый плед. Подушки, кажется, здешним обитателям не полагаются. На стене висит ростовое зеркало, рядом в стенной нише смонтирован платяной шкаф с полками и штангой, на которой болтаются несколько пустых плечиков. В другом углу за пластиковой загородкой оборудовано подобие ванной – раковина, унитаз и душ за шторкой. Удобствами тут и не пахнет – спартанская обстановка. Нечего ныть, Макс. Вспомни свою квартиру и лучше поблагодари Рика за шикарные условия!

– Бросай вещи, переодевайся в спортивное и выходи в зал, – приказным тоном говорит Рик и, уходя, бросает через плечо: – У тебя пять минут.

Времени дал в обрез. Получается, чем хуже тем лучше? Такой принцип? Чем больше трудностей, тем благотворнее эффект? Хотела преображения, Макс? Готова к испытаниям?

Швыряю сумку на матрас, вытаскиваю спортивный костюм. Не мешает посетить уборную. Умываю лицо – есть горячая вода, приятно. Быстро скидываю сарафан, надеваю спортивные штаны, кроссовки и, на ходу натягивая худи, выбегаю в зал.

Рик сидит в кресле у журнального столика с телефоном в руках. Недовольное лицо, взгляд холодный, его гнев чувствуется кожей. Убирает телефон в карман.

– Ты опоздала на двадцать секунд, – пренебрежительный тон.

Шаги сами замедляются. Что?! Двадцать секунд?! Он ко всему будет придираться? Или просто зациклен на пунктуальности? И какое «наказание» он теперь придумает?

– Двадцать приседаний, – выговаривает с нажимом, – за опоздание.

Чувствую, как отвисает челюсть. Это же всего двадцать секунд! Символично. Назначил ровно столько повторений. По спине пробегает холодок. А если бы на минуту опоздала – шестьдесят приседаний?! После такого количества я не встану!

Рик сверлит меня свирепым взглядом и, кажется, вот-вот потеряет терпение. Ноги плавно сгибаются в коленях – я начинаю приседать. Один, два, три…

– Считай, – резко добавляет Рик. – Сделаешь двадцать, которые посчитаешь сама.

То есть, уже сделанные – не в счет?! Изнутри сжигает злость, а снаружи холодит страх. Боюсь ослушаться и, поднимаясь на ноги в четвертый раз, произношу:

– Один…

Унизительно считать повторы, чувствуя на себе его бесстрастный взгляд. К пятнадцатому счету в ногах с непривычки застревает мелкая дрожь. Стоически доделываю все двадцать приседаний. Выпрямляюсь, жду указаний.

Рик достает телефон. Разбудив, пару раз смахивает по экрану, пробегает глазами.

– Теперь давай разбираться, в чем твои проблемы, – переводит на меня испытующий взгляд. – Я собрал твое досье.

Собрал досье?! Запоздало вспоминаю, что сама назвала ему полное имя и уже не удивляюсь пробегающим по коже мурашкам. Рик пугает меня с первой минуты знакомства, и еще одно подтверждение власти уже не выделяется на общем фоне. Не вижу смысла возмущаться, что он порылся в моем грязном белье. В том досье не будет ничего интересного – скучная бесцельная жизнь нищебродки.

Но Рик почему-то смотрит на меня выжидающе. По лицу скользит хитрая улыбка, в глазах мелькает азарт. С замиранием сердца жду, что он скажет – у него есть план, как помочь мне? Нашел точки роста? Ну же! Не тяни!

– Что ж, ладно, – произносит многозначительно, словно давал мне шанс что-то добавить, но я им не воспользовалась. – Максимилиана Эллисон Джонс. Двадцать пять лет, родители умерли, братьев-сестер нет, работы нет, высшего образования тоже нет, только задрипанный секретарский колледж. У тебя даже друзей в социальных сетях полтора инвалида! – смотрит на меня насмешливо и презрительно. – Ты за четверть столетия ничего не добилась, девочка!