Они попали в самый красивый момент тропического заката, когда солнце уже скрылось за горизонтом почти полностью, продолжая погружаться в океан, а небо наполнилось золотистыми, оранжевыми и розовыми оттенками. Нежась в маленьких теплых волнах, они могли наслаждаться этим великолепным зрелищем. Обняв друг друга прямо в воде, Юргенс и Софья впервые поцеловались. Глядя на закат, они чувствовали себя в тот момент полностью счастливыми, поздравляя друг друга со столь удачным бегством из кровавых лап новой совдепии, которую упорно пытались строить советские моряки.

В тот момент парень и девушка ощущали полную гармонию, радуясь тому, что теперь им уже не нужно никому подчиняться. Личную свободу оба ценили больше всего на свете. А впереди их ждала жизнь на прекрасном тропическом острове. Стараясь мыслить позитивно, они считали, что дальше их ожидают интереснейшие приключения и удивительные открытия, которые таятся в самых неожиданных местах, и что исследование новых территорий может принести им такие невероятные эмоции и впечатления, которых в их жизни еще никогда не бывало.

Вождь Ках-Элеха выжидал. Хорошо видя со своего наблюдательного пункта на высокой пальме, как бледнолицые люди с больших кораблей без парусов расправились на берегу с теми белыми людьми, которые приплыли на парусниках, он решил повременить с нападением. После того, чему он и его воины стали свидетелями на закате, сомнения терзали магалаха еще больше. Столкновение белых между собой привело к непредсказуемым последствиям. Ведь получалось, что эти новые белые люди пока не причинили зла ни одному местному жителю, зато уже убили множество тех других белых людей с парусников, которые давно являлись врагами для народа чаморро. И, раз они поубивали врагов чаморро, то эти новые белые, возможно, самим чаморро и не враги?

Покинув свой наблюдательный пункт на верхушке кокосовой пальмы уже в темноте, магалах решил дожидаться середины ночи, когда, как было уговорено, на большие корабли чужаков нападет флот, уже собранный и ожидающий неподалеку, возле рыбацкой деревни Хагатна. Вот тогда и будет видно, как действовать дальше. Ках-Элеха подумал, что если нападение флота принесет успех, то он отдаст команду своим воинам тоже напасть посреди ночи, чтобы вырезать всех бледнолицых, оставшихся на берегу. Если же флот потерпит неудачу, то он прикажет своему войску отступить и приготовиться к битве уже на тот случай, если белые захотят вторгнуться вглубь острова. Вот только непривычный яркий свет, неожиданно вспыхнувший с двух деревянных башенок, построенных белыми, мог спутать все планы магалаха. Если его воинов заметят, то их атака утратит внезапность. А, учитывая то, что у этих белых имелись не простые стреляющие палки, как у прежних, а стреляющие много раз подряд, попасться им на глаза раньше времени было бы смертельно опасно.

После стычки с испанцами доктор Дмитрий Ефремов снова занимался ранеными. В результате мятежа военнопленных погибли пятеро матросов с эсминца и двенадцать получили серьезные ранения. Еще несколько человек отделались незначительными порезами. В экипаже «Богини» тоже имелись жертвы, одного из матросов убили, а еще троих ранили. Из пассажиров насмерть зарезали адвоката Розенфельда, а супруги Марченко получили глубокие порезы конечностей.

Как только все свои были эвакуированы в госпиталь на «Богине», врач начал осматривать испанцев, валяющихся на берегу. Солнце к тому моменту уже село, и при свете прожекторов, поставленных на обеих сторожевых вышках и питаемых от генератора, он шел вдоль берега, то и дело наклоняясь и щупая пульс у каждого из лежащих. К нему присоединился второй механик с эсминца, лейтенант Виктор Смирнов. Получивший рану в левый бок еще во время нападения английских пиратов, он все еще подлежал ежедневным перевязкам. Потому в последнее время часто общался с судовым врачом. И два лейтенанта сдружились. После перестрелки Смирнов помогал эвакуировать раненых, но сам не уехал с берега, а помогал врачу и дальше. Увидев, чем занимается Ефремов, Смирнов сказал:

— Надо бы осторожно с этими конкистадорами-недоносками. Кто-нибудь из них может, например, пырнуть ножом.

На всякий случай Смирнов даже достал пистолет, готовясь пристрелить любого раненого, который захочет напасть на доктора. Впрочем, таких не нашлось. В живых из нескольких десятков мятежников остались всего несколько человек, да и те после кровопотери ничем уже не могли угрожать.

— Вот, честное слово, я бы лучше их добил, чем оказывать помощь. Ведь эти мрази словно злые собаки. Боюсь, что если их вылечить, то они потом нападут снова, — сказал Смирнов.

Но, доктор возразил:

— Нет, я так не думаю. Тот урок, который они получили, пойдет им на пользу.

Ефремов и Смирнов обсудили и последние новости, что командование отложило пока вопрос о наказании оставшихся испанцев до утра. Пока же караулы на берегу вокруг галеона-дебаркадера были усилены, а на сторожевых вышках, помимо прожекторов, установили наконец-то пулеметы. И Смирнов, и Ефремов, будучи офицерами, знали, что в корабельном арсенале эсминца, помимо автоматов и пистолетов, находились несколько ручных пулеметов РП-46 с ленточным боепитанием и даже два ДШКМ. Имелся на борту и достаточно большой запас боеприпасов и ручных гранат.

Добившись от Соловьева разрешения на свидание с заключенным на эсминце, Вера Дворжецкая сказала брату:

— Ну что, Борюсик, теперь я у тебя буду вместо мамочки. А ты должен меня во всем слушаться, если не хочешь и дальше сидеть взаперти. Вот видишь, мне даже разрешили свидание с тобой.

— Я смотрю, у тебя снова все хорошо. Даже не верится, — сказал Борис Дворжецкий, рассматривая улыбающуюся физиономию своей сестры и сделав вывод, что та явно в хорошем настроении.

Вера проговорила:

— Ну, как тебе сказать, братик? Муж меня бросил, скотина. Но, представь, я умудрилась уже найти себе другого мужика. И отгадай, кого?

— Даже не представляю, сестричка, кто же еще мог польститься на тебя, — улыбнулся Борис.

— Так вот. Я теперь подружка самого Соловьева! Так что скоро вытащу тебя отсюда. Вот только и ты не упирайся, соглашайся сотрудничать. Им сейчас грамотные люди нужны. А ты же у меня все-таки грамотный. Когда-то даже университет окончил.

Пока Вера общалась с братом, все те моряки, которые собирались на концерт, уехали на берег. И никто не настаивал, чтобы она уезжала. Да и сам командир эсминца был предупрежден особистом, что к арестованному приедет сестра ради того, чтобы склонить Бориса Дворжецкого к сотрудничеству с новой властью. Так что, по распоряжению командира, им не только поставили на палубе в тени стулья и столик, а еще матросы напоили чаем с галетами. Потому вечернее происшествие со стрельбой и поножовщиной, случившееся на берегу, Дворжецких не коснулось.

Поздно вечером, когда после мятежа испанских моряков все кое-как успокоилось, а солнце больше не раскаляло металл корабля, старшие советские офицеры собрались на совещание в штурманской рубке «Вызывающего». Присутствовали те же лица, что и в прошлый раз, объявившие самих себя новой властью: командир, замполит и особист. И любому из них было вполне понятно, кто виноват в драматических событиях. Потому что виноваты были они все вместе. Тем не менее, каждый из них пытался переложить основную ответственность на других членов этого нового политбюро Марианской ССР.

— Вот что ты сделал, Арсен? Какого черта надо было прямо сходу устраивать фильтрацию этих испанцев? Если бы мы просто продержали их несколько дней на рейде, пока все тщательно не подготовим на берегу, то и не случилось бы ничего подобного! — возмущался Яков Соловьев.

Но, Саркисян оправдывался:

— Я за личный состав вообще-то отвечаю, вот потому и отнесся к ним, как к людям. Сам вот посиди на жаре несколько суток в таком неподвижном вонючем деревянном корыте, так набитом людьми, что и ступить там негде, а черви и крысы в трюме уже доедают последние сухари из судовых запасов, да и питьевая вода давно протухла! Но, признаю, конечно, что не учел я, насколько эти испанцы гадами неблагодарными окажутся. А вот ты, Яша, вообще непонятно зачем устроил этот дурацкий концерт без всякой разведки и без обеспечения безопасности! Кто у нас за безопасность отвечает, я или ты?