Но именно этот парень водолаз характеризовался Давыдовым, как скользкий и мутный тип. Да еще и его прибалтийское происхождение не добавляло особисту оптимизма. Но, Соловьев прекрасно знал, что навыки, которыми обладает этот Юргенс Линчавичус, могут быть весьма полезными и востребованными. Ведь диверсионные действия против врагов на море никто не отменял.

Вот уж удивятся те же испанцы, если в какой-нибудь тихой гавани внезапно начнут без всяких видимых причин взлетать на воздух галеоны, подорванные зарядами, которые легко может установить под днищем любого корабля подобный ныряльщик, оборудованный аквалангом. Далеко за примерами ходить было не нужно. Среди комитетчиков распространялись упорные слухи, что в конце октября 1955 года именно итальянские диверсанты-аквалангисты подорвали линкор «Новороссийск», бывший итальянский корабль «Джулио Чезаре», переданный Советскому Союзу после войны по репарациям. Начали в Италии создавать подобное диверсионное подразделение боевых пловцов еще перед войной. А во время войны и немцы стали готовить подобных бойцов-водолазов, используя итальянский опыт. Да и в СССР кое-какой подобный опыт имелся. Ну, а после войны дело подготовки морских диверсантов и вовсе расцвело, распространившись по миру вместе с удобными аквалангами и иным подводно-водолазным спецоборудованием.

Несмотря на все опасения, беседа с Юргенсом прошла в позитивном русле. Парень, вроде бы, вполне искренне желал стать полезным для советской власти. Вот только мотивировал он свое решение слабо, лишь тем, что ему надоело сидеть в каюте. Правда, он даже предложил сразу же сделать инвентаризацию аквалангов. Вот только опоздал. Соловьев уже успел прибрать все важное к рукам. А акваланги из двадцать первого века с оборудованием для наполнения дыхательных баллонов, по его мнению, относились именно к важному оборудованию. Потому они, конечно, уже были заперты под охраной.

Да и взгляд крупных голубых глаз парня особисту не очень понравился. Бегали у него глаза, словно виноват он в чем-то. Потому большим доверием к нему Соловьев не проникся. Но и держать его дальше под домашним арестом тоже смысла не видел. Сказав, что прямо сейчас никаких водолазных погружений не требуется, особист определил Линчавичуса временно в санитары, поскольку этот парень умел оказывать первую помощь, да и для того, чтобы пока понаблюдать за его поведением.

Борис Дворжецкий задыхался в своей кладовке от жары. Вентиляция, хоть и гудела в трубе за металлической решеткой, но совсем не доносила до него свежего воздуха. Он метался, колотил в железную задраенную дверь, бил ногами по переборкам, кричал и даже плакал часами, но все это было напрасно. Правда, поесть ему все-таки по-прежнему приносили невкусные щи или кашу, давали компот и чай, да и в грязный убогий туалет, который назывался тут гальюном, выводили под конвоем. Но, такое существование больше всего напоминало режим заключенного, запертого в одиночную камеру. Хотя, по мнению Дворжецкого, военный корабль мало отличался от обыкновенной тюряги.

А он уже попадал за решетку. И не один раз. Вот только всегда дело было по глупости. Когда был молодым, Боря оказывался в разных переделках нередко. Будучи мажором, сыном целого олигарха, он считал, что все ему позволено. Вот и попал в первый раз в 16 лет, когда гонял с какой-то шалавой по вечерней Москве без прав на скорости за двести по встречным полосам на отцовском красном «Мазератти», сбив в итоге насмерть какого-то старика и разбив дорогущий автомобиль. Отцу тогда стоило немало денег и нервов, чтобы отмазать сына. Но, за решеткой все-таки пришлось провести какое-то время. Потом однажды Борис попал в ночном клубе под облаву, где у него нашли кокаин. Тогда тоже он очутился в КПЗ, как распространитель, но выпустили быстро. А еще были несколько неприятных эпизодов с драками и дебошем в общественных местах, в результате чего его тоже задерживали. Именно из-за этих случаев отец и настоял на постоянном личном телохранителе.

Генка Давыдов тогда сразу понравился Борису тем, что он обладал теми качествами, которых у самого Бори никогда не имелось: храбростью, отменной реакцией и, вместе с тем, холодной сдержанностью, четкой рассудительностью, немногословностью и абсолютной способностью не только к самоконтролю, но и к контролю за всей окружающей обстановкой, даже если она совсем непростая и быстро меняющаяся. И надо же так было ошибиться в нем! Никогда бы раньше Борис не подумал, что человек, которого в последние годы даже считал другом, который вытаскивал Борю из самых опасных передряг, мог так подвести, предав в самый трудный момент! Но, все больше думая об этой ситуации, прокручивая ее в сотый раз в своей голове, Дворжецкий начинал понимать, что, на месте Гены, тоже, наверное, действовал бы подобным образом. Да и куда Гене было деваться, если он всего лишь наемный работник, а работодателя арестовали новые власти? Растратив уже силы для того, чтобы пытаться протестовать дальше, Борис просто сидел на своем рундуке в духоте и рассуждал обо всем этом, когда дверь открылась, и караульный объявил: «На выход! К вам сестра приехала».

Несмотря на жаркий день, на борту «Богини» ощущалась прохлада, потому что работали кондиционеры. Приняв душ, налив себе «Бэйлис» и устроившись с ногами на диване в своей просторной каюте с видом на красивый мыс, покрытый зеленью, Вера Дворжецкая обмозговывала ситуацию. Только что она наблюдала, как над этим мысом зависал вертолет, а после на флагштоке поднялся над самой высокой точкой красный флаг. Глядя на происходящее, Вера понимала, что красная власть наступает уже не только на кораблях, а и на берегу. И это заставляло ее еще раз обдумывать свое положение. Она уже даже не хотела рассуждать о том, кто же больше виноват в этой нелепой ситуации, советские моряки, английские пираты или негодяй Кардамонов, приняв неизбежное и почти смирившись. И наиболее важным для нее теперь становился вопрос: что делать дальше?

Она впервые оказалась в такой ситуации, когда никто из всех тех людей, которых она знала прежде, не был способен помочь ей. А это означало, что придется как-то выкручиваться самой. Но, что она могла без привычных связей и без денег? Понятно, что угрозами теперь уже ничего не добиться. Надо менять тактику, но каким образом? Впрочем, поразмыслив, она решила опробовать один древнейший чисто женский способ, который мог бы сработать. Во всяком случае, многие другие женщины, светские львицы, которые были Вере хорошо знакомы, умели пользоваться подобными манипуляциями виртуозно. Так чем же хуже она сама? Ведь она же еще и актриса, которая снималась в нескольких фильмах. И что ей терять, раз Мишка ее так нагло бросил? Да заодно она же еще и отомстит ему!

Решительно встав с дивана, Вера сбросила халатик и подошла к зеркальным раздвижным дверям шкафа-купе. Включив подсветку, она покрутилась в разные стороны, рассматривая себя со всех сторон. И, удовлетворенно хмыкнув, что вроде бы, даже не особенно потолстела за последнее время, она решилась попробовать. Снова надев халат и выглянув в коридор из каюты, Вера крикнула караульному матросу, стоящему с автоматом напротив:

— Позовите ко мне вашего главного, этого Соловьева. Скажите ему, что хочу сообщить наедине очень важные сведения и предоставить доказательства.

Абрам Альтман снова почувствовал запах денег. Но, на этот раз не тех бумажек и циферок в компьютерах, которые сделались бесполезными в 1579-м году, а настоящих денег, сделанных из золота и серебра. Абрам и сам не знал, как ему удалось так удачно снова взлететь на прежнюю высоту положения, в тот самый момент, когда уже думал, что падает вниз и вот-вот разобьется. Но, к счастью, этот Соловьев оказался все-таки не тупым солдафоном с одной извилиной в голове, натертой фуражкой. Нет, Соловьев был хитер не менее, чем сам Альтман. Потому, наверное, он и увидел сразу в нем родственную душу, назначив на важнейший государственный пост Председателя Государственного банка.