Увидев за окном каюты очередной тропический остров, Софья не собиралась оставаться взаперти. Она уже достала Абрама Альтмана своими причитаниями, что очень хочет на пляж. Но, теперь бывший банкир ничего не мог поделать с капризами этой девушки, которую он совсем не любил. Он ловил себя на мысли, что любовница начинает ужасно раздражать, а поменять ее нет никакой возможности. Впервые за много лет Альтман не был способен контролировать ситуацию. После переноса во времени все его деньги и связи в один миг обратились в мыльный пузырь, который лопнул, оставив после себя только воспоминания и маленькую горькую лужицу бесполезных слез о потерянном рае.

Будучи человеком весьма неглупым, финансист понимал, что мгновенно остался гол, как сокол. И хорошо еще будет, если его не арестуют, как Дворжецкого. Впрочем, под домашним арестом внутри каюты их с Софьей уже держали вторые сутки и этот режим только ужесточался. Если вчера им еще разрешали подниматься в салон-бар для приема пищи, то этим утром и вовсе запретили выходить, а с камбуза принесли самую простую еду, состоящую из омлета с сосисками и чая с черствыми булочками.

— Ну, Абраша! Ну, миленький! Сделай же что-нибудь! Там снаружи такая красота! Невозможно уже сидеть в этих четырех стенах! Да у меня же скоро клаустрофобия разовьется! — ныла Софья, надоев уже Альтману своими причитаниями, словно назойливая муха. В попытке отмахнуться от эскортницы, он пробовал читать какую-то книжонку, которую до этого прочитала она. Но, книжка оказалась именно о попаданцах во времени. И читать такое в сложившейся ситуации казалось Альтману сплошным мазохизмом. Но, больше и читать оказалось нечего, потому что Давыдов с помощником забрали из каюты все айфоны, айпады и даже яблочный лэптоп с важнейшей финансовой информацией. Впрочем, на что она им сгодится в 1579-м году?

Еще до того, как мичман Яровой с высоты мыса доложил о том, что наблюдает паруса на горизонте, радары уже показывали две цели, приближающиеся на скорости шесть узлов.

— Вот и гости пожаловали. Придется идти встречать по праву хозяев. Теперь это наша бухта, — сказал старпому командир эсминца.

Он тут же приказал объявить боевую тревогу. И тишину жаркого дня прорезали завывания корабельной сирены. Повинуясь брашпильным механизмам, натянувшим цепь, якорь пошел вверх, вскоре заняв свое место в клюзе. И «Вызывающий», подняв пары, неторопливо вышел из бухты экономическим ходом, постепенно разгоняясь до 14-ти узлов. Да и куда было торопиться, если вероятный противник двигался вообще с черепашьей, по меркам эсминца, скоростью? Ведь боевой корабль 56-го проекта легко мог разогнаться и до 38 узлов. Вскоре, когда сквозь мощные морские бинокли удалось рассмотреть оба парусника, приближающиеся от горизонта, стало понятно, что на этот раз дело придется иметь с галеонами под флагом Испании. Впрочем, по размеру и по характерной конструкции с приподнятой кормой они выглядели удивительно похожими на «Золотую лань», только окрашены корпуса были не в черный цвет, а соответствовали цвету флага своей страны: желтому с красными полосами.

— Что будем делать с ними? Пустим на дно? — поинтересовался старпом.

— В крайнем случае, — кивнул капитан второго ранга. Но, тут же добавил:

— Потопить успеем. Но, лучше бы захватить их.

— И как это сделать? Я вижу там солдат в шлемах и кирасах, да еще и с аркебузами, и пушек на каждом паруснике по паре десятков. Вряд ли они просто так сдадутся, — пробормотал старпом, внимательно глядя в большой бинокль.

А командир эсминца усмехнулся зловещей хищной усмешкой беспощадного морского волка:

— А что нам их пушки? На сколько там их каноны и кулеврины стреляют? На пять кабельтовых? Так мы и не подойдем так близко. Зачем? Постреляем по ним издалека, сами и сдадутся. Жить-то всем хочется.

Диего Хуан де Кабрера увидел вдали настоящее морское чудовище серого цвета. Длинное, с огромными наростами на спине, оно выдвинулось от острова и поплыло по воде прямо в сторону его галеона встречным курсом, изрыгая дым в небеса из своих плавников. Чудовище немного напоминало своей огромной мордой не то какого-то уродливого крокодила с высоким угловатым черепом гигантских размеров, не то перевернутого исполинского таракана, плывущего на спине с лапами, торчащими вверх и с безобразными наростами по всему животу, изрыгающими дымы. На Филиппинах Диего слышал легенды о драконах. Наверное, это и был один из них, такой серый и страшный, с двумя дымящимися плавниками и с острым носом. И чудовище двигалось вдвое быстрее, чем галеоны. А ветер, как назло, не был в этот день достаточно сильным, чтобы выжать из парусов большую скорость. Удрать не получилось бы. Потому приходилось лишь молиться Господу и уповать на удачу. Может, чудовище все-таки пройдет мимо и не тронет испанские корабли?

Но, злобный морской монстр, описав дугу, прогремел самым настоящим громом, извергнув огонь из множества своих корявых черных лап. И в ту же секунду сразу две мачты «Барваленто», сминая паруса и разрывая такелаж, повалились за борт. А люди посыпались с разломанных рей, словно горох. Повинуясь команде Диего, комендоры правого борта дали залп всеми орудиями, но, расстояние оказалось слишком велико, чтобы причинить морскому чудовищу хоть какой-то урон. Безнаказанный серый монстр беспощадно взирал на них своими блестящими глазами на уродливой голове, возвышающейся далеко за концом носа и не похожей ни на что, прежде виденное испанскими моряками. И в этот момент прямо на этой страшной голове дракона Диего заметил людей.

Едва увидев фигурки людей на голове чудовища, Диего вдруг понял, что перед ним никакой не дракон, а какой-то дьявольский корабль. Именно корабль, а не животное, только очень крупный корабль, просто огромный, в длину, как четыре или даже пять галеонов, подобных «Сан Себастьяну». Казалось просто невероятным, что этот корабль идет без всяких парусов прямо против ветра, да еще и держит большую скорость при своих невероятных размерах. А то, что поначалу Диего принял за плавники, оказалось высокими и широкими трубами, из которых шел дым.

— Там внутри дьявольские жаровни, не иначе, а двигаются они дьявольской силой магии. Спаси нас, Господи! — проговорил, перекрестившись, падре Алонсо, корабельный капеллан, стоящий на полуюте рядом с Диего.

В это время снова прогремел гром, и «Барваленто», который держался позади «Сан Себастьяна», лишился последней третьей мачты. Подрубленная бизань упала прямо на палубу, зашибив насмерть кого-то из моряков. Оттуда доносились крики боли и ругательства.

— Почему они стреляют по «Барваленто», а не по нашему кораблю? — спросил командир абордажников дон Бальсанаро.

Но, никто не ответил ему, потому что никто на галеоне в тот момент не знал этого. А серый дьявольский корабль, между тем, приближался. И Диего приказал дать еще залп по супостату. Но, он тоже не принес попаданий, потому что ядра опять не долетели до дьявольского корабля мышиного цвета, лишенного парусов, бессильно грохнувшись в воду. Впрочем, уже хорошо стали заметны многие подробности: большие белые арабские цифры на борту «472», невиданный белый флаг с синей полоской внизу и с красными знаками пятиконечной звезды и серпа, пересеченного молотом, развевающийся над широкой трубой на невысокой, по сравнению с размерами корабля, фок мачте необычной ажурной конструкции, а то, что сначала Диего принял за лапы исполинского насекомого, плывущего на спине, оказалось орудиями с довольно тонкими, но весьма длинными стволами. И именно из этих орудий, повернутых в сторону испанской эскадры, приспешники дьявола продолжали расстреливать беззащитный «Барваленто», лишившийся вместе с мачтами способности маневрировать.

— Еще пара их залпов и несчастный «Барваленто» будет обречен погибнуть, — заметил помощник, штурман дон Мендоса.

Сам Диего де Кабрера к двадцати семи годам официально еще до командующего эскадрой не дослужился. Ведь тогда ему бы полагался чин капитана-генерала, который утверждался самим королем. И потому на такую должность назначали, обычно, отпрысков очень уважаемых семейств, даже если они мало понимали в морском деле, а не таких безродных вояк, как Диего. И эти славные ревностные католики из древних аристократических фамилий, числящиеся в каких-нибудь рыцарских орденах, руководили кораблями не сами, а посредством мастеров судовождения, капитанов, не имеющих права голоса, а только обеспечивающих управление самим кораблем. Бывало и так, что эти мастера-капитаны подчинялись и вовсе какому-то сухопутному офицеру, умеющему командовать своими отчаянными головорезами-пехотинцами, но ничего не знающего ни о море, ни о ветрах. И такое положение для капитанов было вынужденным и неприятным.