Тихо закрыл за собой дверь в пахнущее горячей пылью от нагретых радиоламп помещение и вышел в вестибюль гостиницы, где на меня почти сразу налетел Иво и потащил за собой.

С его слов, немцы перешли к массовым расстрелам, в Шабаце и Крагуеваце уничтожили по несколько тысяч человек и только в Кралево людей удалось спасти. Тут появился Лека и я сдал ему портфель Слободанчика, даже с частью денег. В ответ меня порадовали новостью, что будет оказия в Белград и не хочу ли я написать письмо матери, а в столице его просто бросят в почтовый ящик.

Хотел-то я не очень, но если Владимир Сабуров от такой возможности откажется, то минимум косые взгляды мне обеспечены, а максимум как бы не загреметь под проверку — товарищ Лека у нас, кажется, ведает контрразведкой. А что писать — придумаем, ну там, «дорогая мама, пишу тебе из горящего танка на сапоге убитого товарища», хотя я же не на войне, я в Сплите…

— Из вас кто в Сплите был?

— Случалось, — улыбнулся Иво. — А тебе зачем?

— Я матери сказал, что уезжаю туда, надо про море, рыбу, не писать же про Кралево.

— За Кралево тебе большое спасибо, — пожал мне плечо Лека, — людей спасли, по нашим данным у немцев высокие потери, в том числе несколько офицеров. Так что можно считать, что твой отряд себя показал с хорошей стороны.

— «Мой отряд»? То есть я уже не инструктор, а командир?

Да, наглость — второе счастье, штабные предпочли замять и технично съехали с темы, предложив мне выкатить список необходимого для штурмовиков. Ну я и развернулся — бинокли, оптические прицелы, куртки, мастерскую нам передать, ботинок десяток пар для замены самых изношенных, грузовиков пять-шесть, ракетницы сигнальные, противотанковые ружья бы неплохо…

По мере изложения списка хотелок и осознания глубин моей жадности, лица у штабных вытягивались, а уж когда я обмолвился, что было бы отлично поиметь две-три носимые радиостанции, Лека не выдержал:

— Ну у тебя и запросы, дечко! Нам что теперь, половину отрядов ради тебя ободрать?

И выгнал меня, даже бинокля завалященького не дал. Ладно, сами добудем, не последнего гауптмана в прицеле видел.

Топал из штаба к заводу, когда сзади завыла сирена — и откуда ее взяли? Обернулся, а с севера самолеты! И куда бежать? Они же и штаб, и завод бомбить могут! Пока я метался и соображал, сзади взорвалась первая бомба, потом вторая, поближе, а потом меня взрывной волной попросту швырнуло и шваркнуло об забор, из-под которого я и сполз в канаву. Там я дисциплинированно пролежал до конца налета и явился в расположение грязный, как директор зоопарка.

— Эй, Владо! — заржал при моем виде Глиша. — Тебя оружейник искал, просил подойти!

Новогодние подарки дед Франьо выкатил на месяц раньше календарного срока и теперь доставал их из мешка один за одним.

Первым делом — два дробовых обреза. Я вертел их в руках — ну отлично же! Короткие, сантиметров шестьдесят, ствол срезан по самый магазин, от приклада осталась только рукоятка, не вполне пистолетная, но пока и так сойдет. Двенадцатый калибр, четыре патрона плюс один в ствол, если картечью в упор — снесет нахрен, а нам только того и надо.

Но Франьо малость обломал:

— Пружины долго не протянут, а в запасе у меня только две штуки.

— Надо подумать, где еще найти.

— По твоим делам, дечко, искать лучше обычную помпу, а не пружину к автомату, вернее будет.

— И это тоже.

Вторым подарком оружейник выкатил пистолетные глушители, я так понял, нечто вроде приснопамятного брамита — с резиновыми вставками и сеткой мелких сверленых отверстий. Я тут же помчался проверять — бумкнуло глухо, совсем не похоже на выстрел и вернулся в мастерскую с лыбой до ушей. Но дед и тут подлил дегтя:

— Выстрела три-четыре, от силы пять. Потом чистить, перебирать и менять шайбы.

— Их тоже только две?

Франьо фыркнул:

— Не, этого добра навалом. Вот тебе лист резины, вот пробойник, специально сделал, сможешь нарубить сколько надо.

Да, увесистая штука — полый стальной цилиндрик с заточенным краем и острой крестовиной внутри. Поставил на резину, врезал молотком и сиди, думай, как из пробойника шайбу выковырять. Что я немедленно Франьо и высказал. Он волосы взлохматил пятерней, но решение тут же нашел — просверлить наклонный канал во внутреннюю полость, чтобы стержнем или даже тупым гвоздем выталкивать резиновый кружок наружу.

— А для винтовки?

— Нет пока. Громко. Думаю, патрон переснаряжать надо, навеску пороха уменьшать.

— Залетчиков посажу, пусть отрабатывают.

Третий ништяк достанется Небошу — оптический прицел. Где уж дед его раздобыл, из каких загашников вытащил, но у нас, похоже, есть первая полноценная снайперская пара.

— А ложу для шмайсера Марко не сделал?

Франьо зыркнул на меня недобро и проворчал:

— Скоро только кошки родятся.

— Стари, у нас тут война, если ты не заметил.

— Не гунди, через неделю получишь. На-ко вот пока.

И дед сунул мне в руки слегка липнущий рулон с подозрительно знакомым запахом. Я поднес его к носу, рефлекторно вдохнул — советское детство! Именно этот коктейль смолы и резины навсегда связан в памяти с ледовыми баталиями, хоккейной коробочкой во дворе, с крюками деревянных клюшек, старательно обмотанных тканевой изолентой…

Я тащился, как питон по пачке дуста и не мог нанюхаться, так что дед даже хихикнул.

— Где достал? — оторвался я наконец от мотка счастья.

— Сам сделал, — сдержанно ответил дед.

Рецепт, как поведал Франьо, довольно прост: расплавить резину из велосипедных камер, добавить канифоли да пропитать ткань.

А на вопрос, откуда рецепт взял, оружейник выдал главный секрет успеха:

— Люди помогают.

В Мачве, помимо шабацкого расстрела, немцы сожгли дотла Крупань и десяток сел вокруг. Вот был городок, несколько тысяч жителей и — нету, всех зданий остались церковь, больничка и частный дом, принадлежавший подданному Рейха. Остальное — пепелище.

Рудники еще остались, где возобновили добычу сурьмы. Под охраной первого русского полка, как сообщали партизанские связные, покрывшие страну тонкой, но плотной сетью. И по всем признакам выходило, что в этот полк набраны мои, то есть сабуровские однокашники — даже и не знаю, смог бы я по ним стрелять? Так что еще раз спасибо Верховному штабу за переезд в Ужице.

Но и отсюда скоро придется валить — немцы собрались с силами, изменили тактику и свободную территорию обкусывали шаг за шагом, выдавливая партизан от Дуная на юг. А в блокированных городах не гнушались расстрелами, как в Шабаце и Кралево. В Крагуеваце за два дня убили несколько тысяч человек, включая учителей и гимназистов, да и в других местах «новый порядок» себя не ограничивал.

Вокруг от таких новостей настроение царило тяжелое и уже потихоньку поговаривали, что не так уж неправы четники, надо сидеть и не высовываться, иначе не избежать слишком больших жертв среди мирняка. Только наци на все эти соображения клали с прибором — во всяком случае, цыган и евреев они уничтожали планомерно, без оглядки на действия партизан. Да и вешать и расстреливать они начали сразу с апреля, не дожидаясь восстания.

Так что сидеть и ждать бессмысленно, скорее, нужно готовить точечную ответку. Чтобы твердо знали: отдал преступный приказ — получил пулю в лоб или гранату в окно. Генерала Беме завалить бы, но для этого надо иметь хорошо подготовленных снайперов, а у меня пока на все, про все один Небош, один оптический прицел и один пристрелянный «манлихер». Можно, конечно, подождать до Нюрнбергского трибунала, но не факт, что вся эта сволочь доживет, не удерет или не отвертится.

Для начала решил с помощью Франьо и Небоша подобрать снайперку поглавнее, но тут у нас нарисовался гость — майор Джурич, весьма впечатленный нашими действиями в Кралево, приехал специально посмотреть на тренировки.

— Даже в Пожегу заезжать не стал, — доверительно шепнул майор, глядя на штурмовиков, отрабатывавших движение перекатом.