Эвона как. Ладно, как учили — сжал обеими руками его обшлаг с двух сторон и резко дернул от себя, освобождаясь от захвата. Косматый недоуменно посмотрел на свою пустую пятерню, взревел и хотел было мне врезать по уху, но я не стал дожидаться, а просто двинул ему коленом по яйцам.
— Уймись, дядя.
— Кучкин сын, немецка рожа! — согнулся пополам бугай. — Бейте немца, братья!
Двое или трое шагнули в мою сторону.
— Эй, — выставил вперед руку Марко, — это мой брат, какой немец?
— Ты тоже немец, — хрипел косматый.
— А ну назад! — встал к нам Бранко, а следом за ним и Лука. — Придумают тоже! Владо нас из Боснии выводил, с первого дня с нами! Скольких усташей побил, сколько оружия взял! Кого хочешь из беженцев спроси!
Четники зашумели, и понемногу угомонили сторонников косматого. Тот отлежался, встал и на полусогнутых побрел к поручнику, не переставая ругаться сквозь зубы.
— А ты молодец, Джина не испугался, — похлопал меня по плечу наредник.
— Кого? — только джинов мне тут и не хватало.
— Бубку Шопича, его в округе все знают, а Джином за рост и силу кличут.
А, ну да, джин на сербском это же вроде синоним исполина.
— Куришь? — наредник протянул мне вышитый кисет.
Я отказался и вернулся к своим, вернее, к Марко, снова принявшему вид обожравшегося сметаной кота. Пнув младшего в бок, спросил об успехах с Живкой и полюбовался, как его от шеи вверх заливает красная волна.
— Ну… у меня первый раз… — смущенно выдавил братец и вдруг повернулся ко мне. — А ты умеешь? Научи, а?
Я обнял парня и встрепал ему волосы.
— Обязательно.
До Каменицы Милутинович довел отряд за день, даже несмотря на то, что идти пришлось вне больших дорог, по лесам и холмам Сербии. К моему удивлению, расположились не в каком-нибудь лесном лагере с землянками, а прямо в домах, в деревне, где уже стояли несколько отрядов во главе с офицерами. Рядовых четников определяли на постой в беленые хаты-плетары или избы-брвнары с высокими крутыми крышами под дранкой или досками. Золотопогонники заняли каменные дома исключительно под черепицей или даже железом. А таковых на всю деревню было по пальцам одной руки: поповский, учительский, лавочника, да местного общинного начальника. Так что принцип цветовой дифференциации штанов четники соблюдали неукоснительно. Мы же устроились не в доме, куда помимо нас определили еще пять человек, а на сеновале, где посвежее и попросторнее.
Два дня сытые и довольные господа офицеры вели среди нас буржуазную пропаганду. Себя, как я уже знал, они называли «Югославской армией на родине», что предполагало, что где-то еще есть и другая Югославская армия, но о ней почему-то не говорилось ни слова. Втирали про Равногорское движение — «За короля и Отчизну» (и если со второй частью согласны были все, то вот насчет первой сильно сомневался Бранко, да и не он один). Нахваливали Драгутина-Дражу Михайловича, основателя того самого движения. Ну этот хоть сумел по себе след оставить — помнили и в мое время, правда, собачились хуже, чем про генерала Власова. Одни говорили, что Михайлович герой и вообще спас всю страну и народ. А также выхваченных из-под носа у немцев американских и английских летчиков, сбитых над Югославией. Другие говорили, что Дража натуральный коллаборационист, договаривался с итальянцами и немцами, лишь бы придушить партизан-коммунистов и правильно его Тито расстрелял в сорок пятом. В Югославии Вторая Мировая вообще прошла в форме гражданской, а местами войны всех против всех. Помимо оккупантов (немцев, итальянцев, болгар и венгров), помимо партизан, усташей и четников, помимо Русского охранного корпуса, тут еще и сербы поделились на кучу лагерей. Например, недичевцы — бывший военный министр Недич возглавил гражданское управление в оккупированной стране. А его подручный Летич так вообще благословил формирование Сербского легиона СС. Или вот в полунезависимых Словении и Хорватии организовали вроде как регулярные войска — домобранство.
И, разумеется, в этой каше постоянно случались переходы из одного лагеря в другой, невзирая на взаимную ненависть руководства. Ну, так мне рассказывали, когда я в девяностых в Боснии воевал. Тот еще зоопарк, одним словом, чисто как у нас в Гражданскую.
Помимо политинформаций, нас собирали на прослушивание радио. Да-да, на подоконник управы выставляли радиоприемник, из которого вещало… БиБиСи. Нет, не Сева Новгородцев, к сожалению, а югославское правительство в изгнании. Мировые новости вроде подписания Атлантической хартии, королевские воззвания и, внезапно, списки сербов, сотрудничающих с оккупантами. Типа — вот они, бейте их, люди!
Луку с Бранко новости не радовали — Киев еще держался, но немцы уже на подступах к Днепропетровску и Смоленску, и непобедимая Красная армия откатывается на восток. А усташи продолжают резню сербов, в одной только Глинской церкви убили больше двухсот человек. Известия, в целом, весьма поганые, и мы, возвращаясь на сеновал, их даже не обсуждали.
Лука с его идеями мгновенного восстания пролетариата по всей Европе притих и только рвал зубами кукурузный хлеб и куски свинины, будто это фашисты.
— Тяжело… — проворчал Бранко. — Если Советский Союз не выстоит, нам тоже конец.
— Не боись, будет трудно, очень трудно, но мы выстоим, — утешил я товарища. — Но нам тоже надо помочь, нечего сидеть без дела.
— А как мы поможем, если четники у нас даже оружие отобрали?
— Значит, надо добыть оружие. Где тут ближайшие немцы?
— Валево под ними.
— Вот туда и надо наведаться.
— Давай я туда схожу, разузнаю? — вылез Марко.
Парень обернулся к вечеру, по его словам выходило, что вся округа контролируется четниками и партизанами, а в самом Валево засел немецкий батальон и сейчас оккупанты заняты постройкой блок-постов и бункеров на въездах. Марко еще нарисовал пару схемок, и по всему выходило, что есть шанс разжиться оружием на ближайшей к нам точке, скрытно подойдя через городское кладбище.
Дождавшись когда четники в доме захрапят, мы вчетвером выскользнули из села и отправились в сторону Валево. Оружия у нас набралось два пистолета, да нож, да Лука внаглую стырил винтовку одного из четников, но я больше надеялся на Марко и на выстрел из вальтера в упор.
Ходить ночью по горам и лесам дураков нет, мы топали по проселочным дорогам, сторожко останавливаясь при каждом постороннем звуке, но добрались еще до рассвета, в полном мраке. Шататься среди могил мне не привыкать, я вывел группу к последним памятникам, откуда мы разглядывали чернеющие в ночи основание блок-поста, сложенное из камней. По месту прикинули пути отхода, распределили роли и ползком перебрались в невырубленные пока кусты у самой дороги, метрах в двадцати от недостроенного пулеметного бункера.
Начали после предрассветной смены караула — Марко подошел почти к самому блок-посту и артистично заплакал, когда ему навстречу выбрался полноватый немец. Да, про метод я где-то читал, но мы его отшлифовали в Боснии и дальше Марко заученно споткнулся, падая прямо на караульного.
Не сильно готовый к такому повороту Бранко дернулся, чуть было не испортив все дело — немец обернулся на шорох и уже начал открывать рот, но Марко пальнул сквозь одежду. Как и в Илияше, глухой звук никак не походил на выстрел, и камерады убитого только высунули головы над бруствером, посмотреть, что это там бумкнуло.
И тут этот, мать его, студент швырнул гранату — и откуда он ее взял!
Пока опадал караульный и летела лимонка, я, не иначе как с отчаяния, что все пошло наперекосяк, заорал «Volle Dekung!»
Дисциплинированные немцы четко выполнили команду «Все в укрытие!» и присели.
А меня как подбросило и я рванулся вперед.
Потом уже, разбирая произошедшее, подивился — похоже, мозг за считанные доли секунды успел определить, что я нахожусь в мертвой зоне: при взрыве внутри блок-поста осколки пойдут вверх и в стороны.
Граната ухнула внутрь недобункера, металлически звякнув по каске или оружию.