— Спасибо, Славка, — повторил Мохер.

— Обращайся, если что, — прошептал в ответ Славка.

Леха поднял голову и посмотрел на подошедшего Ворчуна. Да, видок у него был еще тот. Всклокоченные волосы, потерянный взгляд, рваные движения.

— Как она? — спросил Ворчун.

— Всё так же, — ответил Леха.

Ворчун тяжело опустился рядом.

— Если бы она…, - начал он.

— Да, Ворч, она мою жопу спасла, а свою нет, — сказал Леха, чувствуя огромное желание вернуть всё назад. Не дать Диане оттолкнуть его за танк. Может быть, она бы сейчас не лежала тут без сознания с окровавленной головой. Лишь слабое еле слышное дыхание с трудом услышанное Лехой, да еле заметный пульс говорили, что она все еще жива. Мертвенно бледное спокойное лицо в пятнах крови, холодные руки.

— Может, снять все-таки шлем? — спросил Ворчун.

— Боюсь, — честно признался Леха. Ему действительно было страшно. Снять и понять, что он ничем помочь не сможет. Или ещё хуже сделать. Может, этот смягчивший удар шлем единственное, что ещё удерживает Диану на этом свете. Вместе с тем, вдруг он сейчас теряет драгоценное время, когда еще можно помочь.

Леха оглянулся на поле, усеянное своей и чужой техникой. Вспомнил взрыв ракеты Чужих, сбитой защитой их танка, который до последнего защищал свой экипаж, даже когда тот уже его покинул после изуродовавших до состояния решета попаданий лазеров. Как они только ни в кого из экипажа не попали! Взрыв боевой части ракеты отшвырнул Леху на несколько метров, а Диану, успевшую оттолкнуть его в последний момент, изо всех сил впечатал в борт танка.

— Ты прав, — решился он. Расстегнул застежку и принялся медленно стаскивать с головы шлем, внимательно следя за реакцией девушки. Она не реагировала. Наконец, шлем соскользнул с головы. Рыжие волосы, покрытые рыжей кровью, рассыпались по сторонам. Диана еле слышно застонала.

— Что там? — спросил Ворчун.

— Сейчас, — Леха принялся осматривать ее голову. — Ничего не понятно, — сказал он, спустя минуту: — Вроде кожу рассекло.

— Ага, — подтвердил Ворчун и показал Лехе снятый шлем. С внутренней стороны из плотной амортизирующей подкладки блеснул серебристый металл. Осколок!

— Слава богу! — Леха, хоть и не был истово верующим, но Бога уважал, да и не было атеистов среди тех, кто хоть раз бывал под огнем.

— Ага, — подтвердил Ворчун, пытаясь выковырять осколок из шлема: — Здоровый зараза, — пожаловался он.

— Нужно рану обработать, — сказал Леха, глядя на свои окровавленные грязные лапы.

— Эй, народ! Есть аптечка? — тут же громко спросил Ворчун и поморщился от звука собственного голоса.

Валявшийся рядом с Мохером Славка открыл глаза и поднял голову: — Возле Егорки рюкзак глянь, там что-то было.

Ворчун притащил рюкзак, судя по одинокой бутылке пива, лежащей на самом верху Славкин. Достал аптечку и подал Лехе. Тот шустро распотрошил аптечку, оттер свои руки, затем принялся дрожащими руками не спеша смывать кровь на голове у Дианы.

— Блин, тут зашивать надо по-хорошему, — сказал он, разглядывая рану.

— Надо Бурята оживлять, — сказал Ворчун, знавший, что Лехины таланты в медицине не включают в себя владение иголкой и нитками, зато рукастый Семён вполне понимал в этом искусстве.

— Надо, — вздохнул Леха, тоскливо оглядываясь на лежавших под деревом парней.

Тягучая бесконечная нота терзала ушибленный мозг, высасывая последние силы. — Ля первой октавы, — определил Семён, вспомнив уроки сольфеджио в далеком детстве. Нота всё тянулась и тянулась, сводя с ума, и никак не хотела пропадать. Он хотел открыть глаза, но не мог даже пошевелиться. Мучительную пытку попыталась прервать чернота забвения, но мозг и тут устроил подлянку. — Ты же в бою! — орал он, заставляя каждый раз выныривать из тьмы и пытаться найти силы, чтобы открыть чертовы глаза.

Тихий голос донесся сквозь бесконечный писк. Кто-то звал его. Семён ухватился за новый звук, как за соломинку. Сосредоточился и громко застонал от пронзившей голову боли. Зато долбаный писк исчез. Почувствовав дикое облегчение, он затих, желая лишь одного — покоя. Абсолютного. Чтобы ни одна собака, ни один комар больше не приближались. Опять голос. Его зовут. Семён попытался лягнуть ногой в направлении голоса. Усилие вызвало новый приступ головной боли. Он опять застонал. Что-то коснулось его губ. Вода! Вода ринулась внутрь, даруя облегчение и вместе с тем понимание, как же он хотел все это время пить. Как же больно пересохшему горлу. Семён судорожно проглотил воду. Открыл глаза. Яркий свет резанул глаза, вызвав очередной приступ головной боли.

— Привет, — сказал Ворчун, сидевший на корточках рядом с ним.

— Ы-ы, — прохрипел Семён. На большее он пока способен не был.

— Совсем херово? Где болит? — спросил Ворчун. Семён не ответил, занятый анализом собственных ощущений. Болело везде. — Как будто палец сломал, — подумал Семён.

— Понятно. Ладно, лежи отдыхай. Попозже подойду, — поняв, что с Семёна взять нечего, Ворчун отвалил.

— Леха, он совсем никакой, — услышал он доклад Ворчуна.

— Чего это я никакой, — возмущенно подумал Семён.

— Бля, и что делать? — послышался паникующий голос Лехи.

— Давай так пока залепи, а потом видно будет, — посоветовал Ворчун.

— Ты совсем того? Бинт присохнет к мясу, че потом делать будешь? — возмутился Леха.

— Не подумал, — Семён даже отсюда услышал, как Ворчун скребет свою шевелюру. Что у них там за нужда такая, что он им срочно понадобился? Дело ясное, что бой закончился. Стоп, А где танк? Что вообще происходит?

Семён включил свою природную бурятскую настырность, послал подальше протестующий организм и поднял голову. Он лежал на траве, рядом с ним безмятежно отдыхал Егор. Чуть дальше Леха с Ворчуном задумались над телом. — Диана? — узнал он девушку по гриве рыжых волос: — Ранена? Погибла? Нет не погибла, зачем тогда аптечка? — Семён захрипел и, борясь с плывущей куда-то вбок головой уселся.

— Чего звали? — еле слышно прошептал он пересохшими губами. Его услышали. Леха резко развернулся и надеждой в глазах уставился на него.

— Нужно Кеше голову зашить, — сказал он.

— А, херня вопрос. Донеси меня до неё, всё сделаю, — сказал Семён.

— Ты же пошутил, да? — уточнил Леха. Надежда в его глазах сменилась отчаянием.

— Мне бы укольчик бодрящий, я бы вас всех тут зашил. А так извиняйте.

— Не смешно, ни разу, — завелся Леха.

— А мне и не смешно. Обезбола кольните, парни. Я попытаюсь, — Семён устало прикрыл глаза. От долгих разговоров в голове опять принялась протяжно выть мерзкая нота ля.

— Серега, сделай ему уже хорошо, — попросил Леха Ворчуна.

— Уже несу, — ответил Ворчун.

Семён почувствовал прикосновение к плечу. Укол. По телу принялось расплываться блаженство. Боль постепенно отступала. Шум в голове затих. Он тихо улыбнулся и попытался провалиться в сон, но был нагло извлечен в реальность Ворчуном, принявшимся трясти его.

— Э, ты кого спать собрался. Давай работай, — у Ворчуна не забалуешь. Его суровый сибирский характер, не давал пощады ни ему, ни кому другому. Есть дело — делай! Сделаешь — еще придумаем.

— Иду, — Семён с усилием открыл слипающиеся глаза, потер их руками. Зря. Спустя пару минут, когда он смог, наконец, проморгаться и вытереть текущие ручьем слезы, вымывшие из глаз, всё, что он туда запихал грязными руками, Семён уставился на изумленно уставившегося на него Ворчуна.

— Бурят, ты не расстраивайся. Ты из-за танка что ли? Или из-за Деда? Давай, держись, — обеспокоенно сказал Ворчун.

— Да иди ты! — отпихнул его Сема и кое-как подполз к лежавшей неподалеку Диане: — Да, дела, — протянул он, разглядев рану у нее на голове. Посмотрел на свои дрожащие руки, оглянулся на взволнованное лицо Лехи и спросил: — Че сидим? Вода есть? Руки помыть.

— Пара глотков во фляжке. Всё в танках осталось, — ответил Леха.

— Блин, Ну хрен с ним, давай антисептик. И бинта кусок.