Нина Николаевна, кажется, немного успокоилась и снова занялась готовкой.
— А тебе духи понравились? — спросил Паша.
Накануне праздника он купил у Коляна не только французские «Же Озе» (для Майи), но еще и маленький флакончик «Быть может» — уже для матери. Хороший подарок и относительно недорогой.
— Спасибо, сынок, — искренне поблагодарила Нина Николаевна, — очень понравились. Я даже не ожидала от тебя такой подарок…
Она подошла к Паше и поцеловала его в щеку, потом украдкой вытерла глаза — так была растрогана неожиданным вниманием сына и отличными духами. Думала, что Пашка подарит, как всегда, маленький пузырек «Красной Москвы» и на этом — всё. А тут — такой сюрприз! Проняло аж до слез…
Паша закончил ужинать и пошел в свою комнату. Смотреть по телевизору праздничный концерт не хотелось — все эти песни он уже давно слышал-переслышал и знал почти наизусть, фильм «Бриллиантовая рука» (шел по второй программе) — тоже не заинтересовал. Комедия, конечно, отличная, настоящий шедевр советского киноискусства, но видел он ее уже много раз. И мог сказать каждую реплику героев раньше, чем она прозвучит с экрана… Вместо этого решил еще раз почитать учебник по истории — пригодится и на выпускном экзамене. и на вступительных
Только лег на кровать, включил бра и раскрыл книгу, как в комнату вошла мать:
— Павлик, тебя к телефону…
Прошел в большую комнату, взял трубку и услышал голос Майи:
— Пашка, ты погулять не хочешь?
Паша взглянул на будильник: всего семь часов, время почти детское (кто ж знал, что их вечеринка так быстро закончится?), можно и пройтись по вечерним улицам. Он понял, что Майя хочет с ним поговорить о том, что случилось. Вернее, о том, чего не случилось…
Оделся, предупредил родителей, что вернется через пару часов, и вышел из квартиры. Встретил Майю возле ее дома, пошли гулять по бульвару. Народу было мало: люди в основном сидели по домам, смотрели телевизор — кто праздничный концерт, кто кино. А некоторые еще, похоже, все еще отмечали Международный женский день — из окон доносились радостные, пьяные крики.
Майя не спешила начинать разговор, Паша тоже молчал… Свернули в один из соседний дворов и тут нос к носу столкнулись с Гвоздем. Тот был уже изрядно навеселе, но на ногах стоял твердо. Сразу же узнал своего обидчика и нехорошо оскалился:
— Вот ты и попался мне, сучонок, сейчас я с тобой разберусь! А потом еще и с девкой твоей позабавлюсь…
Дело было серьезное: на улице — почти никого, а от Гвоздя можно ожидать чего угодно. Паша толкнул в бок замершую в испуге, слегка впавшую в ступор Майю:
— Беги, зови людей, я пока его задержу!
Майя кивнула, бросилась в сторону бульвара — там еще ходили редкие прохожие. Гвоздь рыпнулся было за ней, но Паша решительно встал на его пути.
— Ну ладно, — сплюнул на грязный снег Леха, — тогда с тобой одним позабавлюсь…
И вытащил откуда-то из-под куртки нож, ловко взял его в левую руку. Правая, как заметил Паша, у него была перебинтована — видимо, до сих пор сильно болела (он тогда основательно приложился по ней чугунным утюгом). Ладно, драться — так драться: Паша расстегнул пальто, чтобы не стесняло движений, намотал на правую руку шарф. И приготовился к бою.
Лешка несколько раз махнул в воздухе ножом (просто пугал), а потом сделал первый выпад — тычок в живот. Паша ждал этого и был готов — сместился чуть в сторону и перехвалил кисть противника правой рукой (с шарфом, чтобы случайно не обрезаться), дернул на себя, а свободной левой коротко и хлестко ударил Гвоздя в нос — как это было в первый раз. Лешка взвыл от боли и отскочил назад. Потом перехватил нож уже по-другому, лезвием вниз, и нанес удар с замахом, целясь в грудь. Паша снова перехватил его руку и еще пару раз двинул кулаком по лицу. Но Гвозди вцепился в него уже намертво — навалился, сбил с ног, и они стали кататься по снегу.
Паша правой рукой удерживал нож, не давая Гвоздю нанести удар, а левой продолжать бить того в лицо, стараясь снова попасть по носу (это было самое слабое место у Лешки), Отвечать на удары Гвоздь не мог: его правая, забинтованная рука, не годилась для боя — при каждом резком движении отзывалась резкой болью.
Лешка был сильнее Паши, но тот — намного ловчее и изворотливее, к тому имел преимущество в одну руку. Так они и катались по грязному, мокрому снегу: Лешка стремился прижать противника к земле и воткнуть лезвие в тело, а Паша крепко держал его руку с ножом и не позволял этого сделать. И все время бил, бил, бил…
Неожиданно рядом раздались громкие крики, кто-то с силой оторвал от Паши бешено матерящегося Гвоздя, скрутил его и отобрал нож. Это Майя наконец привела подмогу — двух дружинников. Можно сказать, Паше повезло: в народную дружину чаще всего записывались женщины и девушки (за шесть вечерних выходов давали три дополнительных дня к отпуску), но в конкретно этом патруле оказалось двое крепких мужчин. Они и удерживали Гвоздя, прижимая к асфальту, пока их коллега бегала к ближайшему телефону-автомату и вызывала милицию.
Минут через десять подъехал желто-синий УАЗик стражей порядка, Гвоздя обыскали, засунули в кузов (оттуда не сбежишь — запирался снаружи и решетки на окнах) и повезли в районное отделение милиции. Дружинники и пострадавшие (Паша и страшно напуганная, но старающаяся держаться молодцом Майя) пошли следом.
Идти было совсем недалеко — буквально через две улицы. Лешку сразу же посадили в клетку-«обезьянник», стали составлять протоколы. Как выяснилось, Гвоздя в отделении очень хорошо знали — он уже не раз попадал туда, но раньше это было в основном мелкое хулиганство (обычно за него давали трое суток), теперь же дело оборачивалось гораздо более серьезным наказанием: все-таки бандитское нападение с холодным оружием да еще на несовершеннолетнего!
Паша и Майя дали свои показания, практически одинаковые: мы тихо-мирно гуляли себе по улице, как вдруг на нас напал этот пьяный псих с ножом. Дело для стражей порядка было совершенно ясное, поэтому особых проблем с оформлением протоколов не было.
Дежурный по отделению сказал, что Гвоздя продержат в здешнем «обезьяннике» до утра, а потом, скорее всего, переведут в Бутырку, где с ним уже будет работать следователь. Им же, как потерпевшим, придется еще раз дать письменные показания (таков порядок), а потом, скорее всего, выступить на суде — чтобы рассказать всё, как было, но уже для судьи и народных заседателей. Свидетелей по этому делу предостаточно — целых три человека (дружинники), состав преступления очевиден.
Лешке грозит совершенно реальный срок, причем весьма существенный (раз ему уже исполнилось восемнадцать лет). Примерно через час Пашу и Майю наконец-то отпустили и даже довезли на милицейской машине почти до дома — чтобы опять чего-нибудь не случилось.
Время было уже позднее, начало десятого, и Майя сразу же пошла к себе в квартиру. Но на прощанье крепко и жарко поцеловала своего юного рыцаря… Паша тоже отправился домой, размышляя по дороге, что и как следует сообщить родителям — вид у него был, прямо скажем, не самый парадный: все пальто — грязное (катались по мокрому снегу и лужам), костяшки левой руки разбиты в кровь… Решил, что скажет правду: ему скрывать нечего, он не с какими-то хулиганами по пьяни дрался, а, наоборот, очень хорошее дело сделал — защитил девушку от преступника с ножом. Если что — Майя всегда подтвердит его рассказ. Да и в милиции можно узнать — там есть все необходимые показания свидетелей.
* * *
Об ужасном уличном нападении Майя, само собой, рассказала подругам в школе (кто же будет о таком происшествии молчать?), и Паша неожиданно для себя превратился в героя: одноклассницы (и не только они) смотрели на него с восхищением: в одиночку справился с опасным бандитом, вооруженным ножом, защитил бедную девушку. Ребята из класса ему молча завидовали: каждый хотел оказаться на его месте — на месте Благородного Героя и Храброго Защитника Прекрасный Дам. Именно так, всё — с большой буквы!
