Паша снова вздохнул: это было прошлое, которого ему уже не вернуть. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, если даже живешь на ее берегу. И он сделал еще один приличный глоток — за себя, любимого! А заодно вспомнил еще один забавный случай, как раз связанный с 19 декабря.

В старших классах Паша Мальцев вдруг увлекся филателией: стал собирать марки и даже занимался в кружке Юных филателистов при местном Доме пионеров. И однажды узнал от ребят, что среди коллекционеров очень ценятся автографы известных людей (особенно если вместе с фотографией). За них, мол, дадут очень приличные (по их школьным меркам, конечно же) деньги. Паша всегда был мальчиком умным, поэтому быстро сообразил, как на этом можно заработать (а деньги ему были тогда ужасно нужны).

Сел и написал письмо самому Генеральному секретарю ЦК КПСС товарищу Брежневу. Мол, так и так, дорогой Леонид Ильич, у нас с вами день рождения в один и тот же день, 19 декабря, не могли бы вы сделать мне подарок — подписать свою фотографию (ее он заранее вырезал из журнала «Огонек»)? Я был бы вам за это безмерно благодарен… Для связи оставил номер домашнего телефона — чтобы знали, кому передавать автограф. После чего отправил письмо с простым и понятным адресом на конверте: Москва, Кремль, товарищу Брежневу, лично в руки.

Уже через неделю ему позвонили и пригласили на прием в райком партии — для беседы. Паша поехал, причем не испытывал никакого страха — он же комсомолец и написал письмо от чистой души и с самыми светлыми мыслями. Его принял третий секретарь райкома — какой-то там зам по чему-то. Поговорили, попили чаю. Дядька был очень уставший и замотанный буквально до предела: время непростое, вся страна отмечает 70-летие любимого генсека, дорогого товарища Брежнева, а тут еще какой-то школьник написал дурацкое письмо в Кремль… Вдруг это провокация или еще что похуже?

Однако умудренный жизнью дядька вскоре понял, что злого умысла у Пашки никакого не было, один только чистый коммерческий интерес (честно признался, что хотел выгодно продать автограф) и отпустил с миром. Иди, мол, парень, и больше писем тов. Брежневу не пиши. Не до тебя ему… Да и нам всем тоже сейчас непросто. Вот так комсомолец Мальцев и не получил автограф дорогого Леонида Ильича. Пришлось ему решать свои финансовые проблемы как-то по-другому…

Паша ностальгически улыбнулся: славное все-таки это было время! И очень хорошо, что он снова попал в него. Постоял еще немного у окна, допил бутылку (вино легкое, приятное), а потом засобирался домой. Пора уже… В это время в окнах его бывшей квартиры зажегся свет — хозяева пришли с работы. Появился женский силуэт, заколебалась штора… К горлу Паши подкатился горький комок: ему вдруг ужасно захотелось оказаться там, в своей прежней комнате. Но он умом понимал, что ничего его личного в ней уже нет — часть мебели и вещей перевезли на новую квартиру, а часть просто выбросили на помойку. Не тащить же старое барахло в новую жизнь! Так что делать ему в той квартире, по сути, нечего. Эти люди для него — никто, как и он для них.

Вздохнул, надел шапку, повязал шарф и вызвал лифт — пора ехать. День воспоминаний и ностальгии закончился, снова настала суровая реальность. А в ней разнюниваться и раскисать некогда — время не ждет!

Новый года Паша встретил в кругу близких людей — с «новыми» родителями и братом. А с кем еще? Больше никого у него в этой реальности, если разобраться, не было. Отец, Тимофей Васильевич, наконец-то купил новый цветной телевизор (как и хотел — «Горизонт»). Незадолго до 31 декабря его привезли в квартиру (ужасно большой и тяжелый ящик, три мужика еле втащили в комнату) и установили вместо старенького черно-белого «Рекорда».

Поэтому традиционную поздравительную речь дорогого Леонида Ильича, а также праздничный «Огонек» они смотрели уже в цвете. Конечно, по качеству картинки советскому аппарату было еще очень далеко до южно-корейских и японских телевизоров, заполнивших прилавки отечественных магазинов уже в начале девяностых (подумать только, это будет всего через двенадцать лет!), но по сравнению с прежним «Рекордом»… Ну просто небо и земля!

А потом наступили долгожданные зимние каникулы. Длинные и снежные. Паша по большей части был предоставлен сам себе: родители работали, брат Васька почти целый день пропадал на улице, гонял с ребятами шайбу на катке или же просто катался с ледяной горы. Впрочем, Паша совсем не скучал, даже наоборот — провел каникулы весело и с большой пользой для себя. Два раза встречался с Майей (как и раньше — поздние киносеансы и поцелуйчики на последнем ряду), а еще была вечеринка у Сашки — с тем же составом и с той же практически программой (предки друга укатили в дом отдыха на три дня, и квартира оказалась свободной). Опять танцы-шманцы-прижиманцы… Еще пара дня ушла на то, чтобы обойти несколько соседних домов и полностью закрыть все имеющиеся абонементы…

Которые он потом быстренько загнал все тому же Марку Абрамовичу (по три рубля за штучку). Туда же ушли и дорогие брошюрки (стоившие в каталоге по тридцать с лишним рублей) — видимо, на них наконец-то нашелся покупатель. Сколько выручил за них сам Абрамович, Паша, разумеется, не знал, но, по-видимому, вполне достаточно — попросил еще.

Но, к сожалению, старые брошюрки уже стали кончаться — осталось всего несколько штук, Паша решил отложить их про запас. На черный, так сказать, день. Однажды, когда в квартире никого не было, он залез в свой тайник, пересчитал оставшиеся сбережения и понял, что нужно срочно искать еще какой-нибудь способ заработать. Расходы постоянно росли (регулярные встречи с Майей да еще сейшны у Сашки), а пополнялась заначка все-таки медленно. На одних только абонементах далеко не уедешь — выручку приходилось делить ведь на троих. Нет, твердо решил Паша, нужно искать что-то еще.

Подумал и вспомнил: в самом начале 1980-го года у них на факультете набирали студентов в «Спутник». В организацию, которая занималась в СССР молодежным туризмом (государственная контора «Интурист» окучивала взрослых заграничных дядей и тетей, а «Турист» — наших, советских граждан). Причем услугами «Спутника» охотно пользовались не только молодые иностранцы, но и те, кто давно уже вышел из юношеского возраста. И даже уже перешел из среднего в старший… Объяснялось это очень просто: цены за поездку в СССР в «Спутнике» были существенно ниже, чем в «Интуристе». Конечно, и условия пребывания оказывались несколько хуже, проще, но разница была не столь уж существенной и принципиальной. А экономия за поездку получалась весьма нехилая.

На Олимпиаду-80 ожидался массовый приезд зарубежных гостей: спортсменов и тренеров, сопровождающих лиц, болельщиков, журналистов и т. д. и т. п. Вот и понадобились срочно гиды-переводчики. И по приказу партии (как это всегда бывало в СССР) закрывать внезапно образовавшуюся брешь бросили молодежь, и в первую очередь — студентов столичных вузов. Их начали спешно готовить к летней работе на Олимпиаде, причем прямо на месте — в самом «Спутнике», на специальных курсах.

Но принимали туда все-таки не всех подряд. Работа с иностранцами, сами понимаете… Ни в коем случае нельзя было ударить в грязь лицом! Во-первых, брали студентов «языковых» вузов — например, Московского института иностранных языков им. Мориса Тореза. Само собой, очень ценились ребята и девушки с филфака МГУ или Института стран Азии и Африки. Во-вторых, брали тех девочек и мальчиков, кто только готовился стать учителем иностранного языка (старшекурсников столичных педагогических вузов). И, наконец, в-третьих, сюда же попали те, кто мог свободно общаться на самых востребованных языках — английском, французском, немецком и испанском. Уже независимо от места учебы.

Правда, помимо отличного знания предмета, требовалось еще обязательно быть членом ВЛКСМ — Бюро молодежного международного туризма «Спутник» находилось под крылом (и плотной опекой) ЦК комсомола, Поэтому к отбору кандидатов подходили очень тщательно — как-никак, будешь летом представлять всю нашу молодежь, значит, должен являться образцом (идеалом!) советского человека. Со всеми отсюда вытекающими.