Первым делом Гвенна разнесла бы все это хорошим взрывом, но в столице опасались, что масштабное и явное вмешательство империи оттолкнет колеблющихся – тех, кто до сих пор разрывается между верностью Аннуру и мятежниками. Поэтому со времени прибытия в Домбанг их крыло действовало скрытно: отравления, диверсии, убийства с крыш… так палец незаметно давит на чашу весов в надежде качнуть их в пользу Аннура. Анник и Талалу – снайперу и личу – такая работа была в самый раз. Гвенна, увы, не была ни снайпером, ни личем. Она начинала мастером-подрывником и до сих пор полагала, что единственный способ разобраться с Домбангом – это спалить весь Кентом драный город, сровняв его с водой.

Огонь решает все.

Захватившие Бани солдаты немало порушили. Снесли все постройки на сто шагов вокруг, порубили деревянные каркасы на дрова, а дрова скормили огромным чугунным жаровням, горевшим во всех концах огромного здания. Гвенна видала оборонительные позиции и похуже этой. Здесь даже ночью было светло, и часовых хватало. Правда, все часовые стояли внутри огненного кольца, притупляя и без того скудное ночное зрение. Глупо, но среди людей полно глупцов.

Джак провел птицу в облет Бань – раз, другой, третий. Гвенна разглядывала солдат. Захвати зеленые рубашки двоих кеттрал, все здесь были бы взбудоражены, взволнованы, перепуганы. Но нет, часовые сонно глядели прямо перед собой, отупев от скуки и не замечая за светом костров наворачивающего ленивые круги огромного коршуна-людоеда.

– Так и держи, Джак, – заговорила Гвенна. – Повисим еще немножко, убедимся, что наших друзей эти мерзавцы не притащат, а уж потом прямо на корабль.

Она понемногу расслабилась в сбруе. За десять с лишним лет полетов Гвенна научилась наслаждаться движением: мягким покачиванием, плавными взмахами крыльев. На домбангских улицах стоял липкий зной, а в сотне шагов выше теплый ветерок приятно перебирал волосы. На корабле она, конечно, получит выговор от Талала. «Я ценю заботу, – скажет он, – но ты слишком много тревожишься». А она ему ответит, что в другой раз, если потеряется, пусть выпутывается как знает. Они поехидничают немножко за кувшином пива, и делу конец. Снова увернулись от смерти, впереди еще одно утро, чтобы проснуться и продолжать бой.

– Ладно, – сказала она наконец. – Валим отсюда. Надо бы вздремнуть, прежде чем опять тащиться за этими придурками.

– Это точно, – согласился пилот.

Но он еще не договорил, когда теплый ветер вдруг обернулся ознобом, пробрал мурашками.

– Погоди-ка, – велела Гвенна и оглянулась на снайпершу. – Анник, ты…

Она осеклась. Анник вместо ответа шевельнула бровью.

Сдерживая колотящееся сердце, Гвенна вся обратилась во внимание. Это чувство было ей знакомо: готовность, смешанная с ужасом. С тех пор как выпила Халово яйцо, она сотню раз такое испытывала. Это был опыт тела – предчувствие, независимое от хитроумного рассудка.

– Держать позицию, – скомандовала Гвенна.

Она прикрыла глаза, распутывая паутину запахов и звуков, неосязаемые нити, составлявшие мир. Вонь отхожих мест со стоком прямиком в каналы, запах немытых тел; вот потянуло плесенью отсыревшего белья, а вот чистый запах свежераспиленного дерева – светлый аромат смолы. Она почти улавливала отдельные разговоры, бормотание сотен и тысяч голосов – двое мужчин спорят у очага, что-то недовольно бурчит женщина, командир одергивает часовых, а вот, на самом краю слуха, брань. Яростная, как шипение разъяренной кошки, убийственная брань.

– …Я тебе, Шаэлево отродье, хрен вместо сосиски зажарю и в зубы вобью, тупица драный…

Квора.

Гвенна вся напряглась и тут же расслабилась, как всегда перед боем.

– С востока, – угрюмо сказала она. – Восток-северо-восток. Захвачены.

Анник не усомнилась. Знала, что слух у Гвенны острее.

– Как будем действовать?

– Джак, – окликнула Гвенна, – заложи петлю на полмили. Так, чтобы зайти к ним за спину, и быстро. Анник, когда придет время, снимешь охрану Кворы и Талала.

– Они точно оба там?

Гвенна втянула воздух носом. Уверенности не было, но она обойдется и так.

– Ты, главное, убей всех, кого надо.

Она вытянула из кошеля на поясе длинную трубочку дымовухи.

– Перехватим их на открытой площадке перед Банями. Джак, берем наших на лету. Птицу не сажай. Дымовая завеса прикроет отход.

– Сбруи на них нет, – напомнил пилот. – Если связаны, не сумеют забраться на когти.

– И не надо. У меня две руки, по одной на каждого.

– Тяжелые, – деловито заметила Анник. – Талал особенно.

Гвенна кивнула, повращала плечами, постаравшись не замечать хруста суставов – обычное дело.

Талал, в отличие от многих киринских личей, в бою полагался не только на свои загадочные силы. Он был на полголовы выше Гвенны, с крепкими плечами и грудью, с мощными ногами. Два года назад, когда они работали в Кровавых Городах, он у нее на глазах ухватился за передок телеги – с верхом нагруженной кирпичами – и проволок ее на пятьдесят шагов, чтобы перегородить въезд на мост. Он весь сплошные мускулы да шрамы. Поднять его – что мешок с мокрым песком, а в другой руке еще будет болтаться Квора…

Гвенна попрочнее утвердилась на когте.

– Нам бы только их вытащить. Четверть мили продержусь, а там Джак посадит птицу на крышу.

– Я могла бы взять Квору, – предложила Анник.

– Мне нужнее твой лук, – покачала головой Гвенна.

Задумка, если сравнивать с другими ее планами, была не из худших. С другой стороны, ее умная голова, случалось, выдавала и полное дерьмо. В этот раз, по крайней мере, на их стороне высота, внезапность, темнота, взрывчатка и здоровенная птица.

«Все должно сработать».

От этой мысли стало еще беспокойней – Гвенна давно отучилась доверять слову «должно».

Джак вел птицу по кругу, прижимаясь к самым скатам крыш. Им оставалось несколько сотен шагов, когда конвой из темноты переулка вступил в красноватый свет факелов перед Банями. Десять человек – все мужчины – двигались сомкнутым строем. Кое-кто смотрел вперед, но большинство были заняты пленниками. Гвенна не могла знать, как те попались, но, похоже, серьезных ранений ни Квора, ни Талал не получили. Во всяком случае, на ногах держались, а Квора, хоть и припадала на правую, продолжала проклинать на все корки окруживших ее солдат.

– А тебе я, кукла безмозглая, язык через жопу выдерну…

На одного безоружного пленника со связанными руками приходилось пятеро конвоиров, но от них несло не торжеством, а злобой и блевотно-сладким страхом. Видно, кеттрал, прежде чем их скрутили, успели перерезать несколько глоток. Один кольнул Квору острием копья. Женщина, вместо того чтобы отпрянуть, уперлась спиной в острую сталь. Наверняка ей было больно, но тупым упрямством Квора не уступала Гвенне, а это, как признавала сама Гвенна, говорило о многом.

– Подбери свой вислый хрен, говнюк, – рыкнула Квора. – Кишка тонка закончить дело.

Глупая подначка. Эти домбангцы, хоть и рядились в выбеленные солнцем мундиры, настоящими солдатами не были. Многие почти мальчишки. Может, им и доводилось вышибать двери, чтобы приволочь к верховным жрецам перепуганных горожан. Может, и обращаться с копьем их кое-как обучили, но сейчас им было страшно, а от страха люди делаются опасными, непредсказуемыми. Кто-нибудь запросто может дернуться и вогнать пленнице наконечник под ребра. Гвенна мысленно напомнила им, что в Домбанге кровь дорого стоит, потому что здешним богам требуется живая жертва.

– Талал, Квора, – произнесла Гвенна (голоса она не повышала: охрана не услышит, а кеттрал должны). – Готовьтесь, будем вас вытаскивать.

Квора не расслышала ее за собственным криком, а лич чуть не обернулся, но вовремя спохватился – незачем настораживать конвой, – прислушался и кивнул.

– Квора, – сказал он, – нас выдернут на пролете.

Кто-то из солдат подтолкнул его тупым концом копья. Талал споткнулся, но Квора уже услышала.

– Когда? – коротко отозвалась она.

– Восемь, – ответила за Талала Гвенна, пронзительным голосом перекрывая свист ветра в ушах. – Семь. Шесть.