Гном. Отец послал меня разведать, какого черта делают эти бездельники люди? Он удивляется тому, что они уже давно нас ничем не беспокоят, и ни один из них не показывает носа в наши владения. Уж не задумали-ли они против нас чего нибудь особенно скверного? Или, может быть, снова вернулся обычай торговать на скот, а не на золото и серебро? Или люди положили довольствоваться бумажными деньгами, вместо звонкой монеты? Или наконец они снова восчувствовали уважение к законам Ликурга, что особенно невероятно?.

   Домовой. "Вы ждете их тщетно: все мертвы они", так гласит эпилог одной трагедии, где умирают все действующие лица.

   Гном. Что ты хочешь этим сказать?

   Домовой. Я хочу этим сказать, что все люди умерли, и род человеческий погиб.

   Гном. Ну, это наверное газетные сплетни, хотя я что-то не читал об этом...

   Домовой. Глупец, разве ты не понимаешь, что если умерли люди, то газеты уже более не печатаются?

   Гном. Так-то так... но как-же мы будем получать новости с земли?

   Домовой. Какие это новости? Что взошло или зашло солнце, что холодно или тепло, что шел дождь или снег, что было ветрено? Пойми, мой милый, что без людей фортуна должна снять свою повязку, надеть очки, привязать на крючок свое колесо, сесть, сложа руки, да и глядеть на мир, не шевеля пальцем; без людей нет более ни королевств, ни империй, которые надувались и лопались, как пузыри; все это рассеялось, как дым; нет ни войн, ни революций, и все годы становятся похожими друг на друга, как две капли воды...

   Гном. Даже нельзя узнать — которое число, потому что календари не печатаются...

   Домовой. Невелика важность. Луна от этого не собьется с дороги.

   Гном. Нет ни понедельников, ни вторников... дни остаются без названия.

   Домовой. Разве ты боишься, что они перестанут существовать без названий? Или названия их по имени, думаешь, вернут их назад, если они уже прошли?

   Гном. Нельзя вести счет годам...

   Домовой. За то мы долее будем считать себя молодыми; не считаясь с прошедшим, будем меньше страдать; а когда состаримся, не станем беспокоиться, ожидая смерти изо-дня в день.

   Гном. Но как-же это вдруг исчезли эти бездельники?

   Домовой. Частью от войн и кораблекрушений, частью от людоедства и самоубийства, частью от праздности и труда, от слишком веселой жизни, от болезней...

   Гном. Но, во всяком случае, удивительно, каким образом целый род животных мог потерять корень, как ты говоришь.

   Домовой. Напротив, удивительно то, как ты, специалист по геологии, находишь в этом что-то необыкновенное: разве ты не знаешь, что от многих видов животных, которые когда-то жили, остались теперь лишь окаменелые кости? А между тем, эти бедные творения не употребляли ни одного средства, которыми, как я сказал, руководствовались люди, идя к своей погибели.

   Гном. Пусть будет по твоему; но все-таки я желал-бы, чтоб ожил хоть один или двое из всей этой сволочи: интересно знать, что они подумали-бы, увидев, что в мире все идет по прежнему? Ведь они полагали, что земля сотворена и существует единственно для них...

   Домовой. И не хотели верить тому, что она создана и существует для домовых...

   Гном. Ну, это, положим, действительно странно, если ты говоришь, не шутя...

   Домовой. Почему-же? Я говорю совершенно серьезно.

   Гном. Убирайся, шутник! Кому неизвестно, что земля создана для гномов?

   Домовой. Которые живут всегда под нею? Это однако премило! Спрашивается, на кой черт гномам солнце, луна, воздух, моря, поля?

   Гном. А на кой черт домовым золотые и серебряные рудники и вся земля, за исключением поверхности?

   Домовой. Ну, хорошо, хорошо, оставим это препирательство: даже ящерицы и мошки — и те думают, что мир создан исключительно для них, и попробуй разубедить их в этом! С своей стороны, я скажу только, что не родись я домовым, я пришел-бы в отчаянье.

   Гном. То-же самое было-бы со мной, не родись я гномом... Но, право, любопытно знать, что сказали-бы люди о своем яко-бы праве, по которому они, между прочим, запускали тысячи рук в наши владения и грабили наше имущество, говоря, что оно принадлежит им, и что природа спрятала его у нас только в шутку, желая испытать, найдут-ли они его и смогут-ли извлечь наружу.

   Домовой. Это еще неудивительно: они не только полагали, что все в мире назначено исключительно к их услугам, но считали, что это все не более как пустяки в сравнении с ними. Свои делишки они называли мировыми переворотами, свою историю — всемирной историей, хотя и могли-бы сообразить, что рядом с ними существует множество животных, которые однако не замечали, чтоб мир хоть раз перевернулся.

   Гном. Как, стало быть, комары и блохи также были созданы на пользу людям?

   Домовой. Конечно — для того, чтоб люди могли упражняться в терпении, как они сами говорили.

   Гном. Действительно, чем-бы они могли упражнять свое терпение, если-б не существовало блох!

   Домовой. Другое дело — свиньи. Это, по словам Хризиппа, — куски мяса, приготовленные природой для кухни людей и (чтоб не портились) немножко приправленные душою вместо соли {Sus vero quid habet praeter escam? eui pu idem ne putisceret aniinam ipsam, pro sale, datant dicit esse Chrysippus. Cicerone, de Nat. Deor. lib. 2, cap. 64.}.

   Гном. Ну, если-бы у Кризиппа в мозгу было немножко соли вместо души, он не сказал-бы такой глупости.

   Домовой. Как хочешь, но и душа все-таки — вещь приятная. Подумаешь, скольких видов животных никогда не видали и не знали их повелители люди, — или потому, что животные эти живут в таких местах, куда еще не заходила человеческая нога, или живут мгновенно, так что люди не успевали уследить их существования! О множестве других они ничего не знали до последнего времени. То-же самое можно сказать и о растениях. Но за то, когда они с помощью своих инструментов открывали какую-нибудь звезду или планету, то сейчас-же записывали ее в приход, воображая, что звезды и планеты, так сказать — фонари, повешенные там, наверху, чтобы светить им во время ночных занятий!..

   Гном. Так что, замечая ночью падающие звездочки, они наверное думали, что это какой-нибудь дух ходит около фонарей и заботится о том, как-бы не нагорели светильни...

   Домовой. Однако теперь, хотя люди исчезли, земля не чувствует никакого недостатка, реки текут по прежнему, а море и не думает высыхать, хотя и не служит более для мореплавания.

   Гном. Звезды и планеты не перестают зажигаться и погасать...

   Домовой. И солнце не покрывается ржавчиной, как это было, по словам Виргилия, после смерти Цезаря, хотя, я думаю, оно страдало в то время не больше статуи Помпея.

   Маламбрун. Духи преисподней: Фарфарель, Чириатто, Баконеро, Астарот, Аликин и прочая, и прочая! Заклинаю вас именем Вельзевула и приказываю вам силою моего искусства, которое может сорвать луну с петель и пригвоздить солнце посреди неба: пусть явится ко мне один из вас по приказанию вашего владыки и с его полномочием употребит все силы ада к моим услугам!

   Фарфарель. Я здесь.

   Маламбрун. Кто ты?

   Фарфарель. Фарфарель, к твоим услугам.

   Маламбрун. Получил полномочие от Вельзевула?

   Фарфарель. Получил и могу исполнить для тебя все, что мог-бы он сам, и более нежели могут все другие дьяволы вместе.

   Маламбрун. Хорошо. Ты должен исполнить одно мое желание.

   Фарфарель. Готов. Чего желаешь? Родовитости, какой не могут похвастаться даже Атриды?

   Маламбрун. Нет.