Однако Жека заметил, что на девочку плотоядными глазами, как мышь на крупу, уставился Шамиль с базара, который продал ему интимное бельё для Сахарихи. Был он, судя по всему, грозным кавказским авторитетом, и человеком очень опасным. Что ж... Вот и свела их слепая судьба на узкой дорожке...

Заиграл медленный красивый вальс Евгения Доги из фильма «Мой ласковый и нежный зверь». Мужики стали вставать, и как настоящие кавалеры, приглашать своих партнёрш. Хотел и Жека тоже пойти Сахариху пригласить, но Пуща его придержала.

— Тише! Тише! Куда ты лезешь, Женька! Тебя сомнут там! Кто ты... Кто мы и кто они!

Жека посмотрел на испуганное лицо Оксанки. Она так боялась за него, что почти вцепилась в рукав олимпийки. В красивых глазах застыла тревога.

— Не надо, пожалуйста... — прошептала она. — Я Светке обещала... Что ты не полезешь никуда.

— Всё нормально, малыш. Чему быть, того не миновать, — улыбнулся Жека, коснулся её волос, и посмотрел на Славяна, Митяя. — Она же не будет там сидеть одна. Чтоб к ней чернь подкатила? Пусть я дурак, но иначе не могу. Помяните водкой потом. Я пошёл.

Жека встал, отодвинул стул, и медленно пошёл к Светке, в то же время обратив внимание, что и Шамиль тоже собирается встать. Пришёл горец один, но занимал при этом целый столик. Видать не захотел, чтоб с ним кто-то садился ещё. И Сахар, наверное, согласился на это условие.

— Пойду и я, — буркнул Славян, всё так же сидевший в чёрных очках. Он достал деньги, отслюнявил пару сотен, и пошёл к оркестру, лишь потрепав по щеке чуть не плачущую Пущу. — Не ссы, Ксюшка.

— И я! — крикнул Митяй, опрокинул ещё водки, прямо руками взяв кусок осетрины, и пошёл в толпу, прямо на ходу доедая и роняя куски еды себе на олимпийку и на пол. И тут же отряхивая руки. Ладно хоть не о штаны вытер...

Шамиль, глядя как удав на мышь, и не отрываясь от Светкиного тела, поднялся, и в это время вальс внезапно кончился. Пары в недоумении остановились на миг. Но тут же в полную громкость грянула «Ламбада». И хоть местная группа играла её так себе, но ритм был бойкий, быстрый, зажигательный, и конечно же, на сто процентов знакомый каждому в этом зале. Поэтому все без исключения переключились на Ламбаду. У оркестра стоял серьёзный Славян, только что сунувший музыкантам пару сотен, и сказавший, что надо бы немного изменить мелодию — солидные люди хотят быстрый танец потанцевать.

И то правда. Захмелевший секретарь горкома КПСС товарищ Слонов, уже порядком принял на грудь, и сейчас отплясывал под Ламбаду нечто исконно русско-народное. Жена его, в жёлтом классическом платье, жёлтой шляпке и с крупными бусами на шее, составила ему компанию. Чопорный танцевальный зал превратился в дискотеку. Незаметно Ламбада сменилась на «Есаул-есаул, что ж ты бросил коня». И тут уже не выдержал начальник городского УВД, бросивший пиджак на стул, и пошедший в пляс, развязав галстук. Уже никто не спрашивал, кто, откуда и куда.

Митяй притащил графин водки со стопками, и кому-то наливал на брудершафт, пил сам, плясал вприсядку со Слоновым и начальником УВД, потом тут же курил, бросая бычки на пол, и давя их ногой. Впрочем, все делали абсолютно то же. Официальная мишура слетела, обнажая исконно-пролетарскую душу собравшихся.

Пуща танцевала со Славяном, подняв руки. Жека танцевал с Сахарихой, обняв её, в самом углу, в сторонке, словно отдалившись от других. И танцевали они совсем не в ритм, а какой-то совсем уж медленный танец, доступный только им двоим. И всем было на них пофиг, кроме трёх человек, которые знали Жеку. Это Сахар, Шамиль и Вениамин Людвигович. Причём, если первый и второй смотрели на Жеку неодобрительно, а Шамиль, так даже и с ненавистью, то Веня Одессит с каким-то умилением и радостью.

— Кто этот чудесный молодой человэк? — с умилением спросил у Сахара Веня. — Роман... Посмотри какая великолэпная молодая пара! Посмотри, как они счастливы! Посмотри, как прэкрасна эта юность, эта сила любви! И заметь — этот юноша прекрасный коммэрсант!

— Какой ещё коммэрсант? — недоумённо спросил Сахар. — Это Женька Соловей, из дворовой шпаны. То ли одноклассник Светкин, то ли ещё кто, вместе шатаются и обжимаются по подъездам уже с год.

— Ахахаха! — рассмеялся Вениамин Людвигович. — Вот оно что... А мне он сказал, его зовут Алэксандр. Я точно помню, потому что сразу же подумал об Алэксандре Макэдонском. Находчивый! На лету соображает!

— А когда ты его видел? — удивился Сахар. — Как ты вообще стыканулся с ними?

— Ты же знаешь, Роман Алэксандрыч, я честный бизнесмэн... Имею дело с самыми разными людьми. В наше время, когда страна трещит по швам, это очень важно... Он предложил мне товар, я купил. А уж что это за товар, и где он его взял, я тебе Роман, сказать не могу — коммэрческая тайна знаешь ли... Но повэрь... Твоих интэрэсов в этом абсолютно нет.

— Он и у меня был. По твоей наводке, Веня, — недовольно насупился Шамиль. Он недобро посмотрел на Жеку. Тень смертельной вражды ясно обозначилась на лице горца. — Посылаешь неизвестно кого, и неизвестно зачем. Я ему продал. Что, ты знаешь...

— Продал, молодэц! — рассмеялся Веня. — Сейчас я вижу, что подарок на дело пошёл!

— Что продал? Я уже перестал вообще понимать, что тут творится. Кто что у кого купил... Кто кому продал... Светка сказала мне, что не пойдёт, если я не приглашу её друзей. Я сначала не хотел приглашать дворовую шпану... — недоумённо развёл руками Сахар.

— А почему ты не хотел, Рома? — перебил его Вениамин Людвигович. — Ты посмотри на эту молодёжь! Они единственные живые в этом дохлом кладбище. Это они лэт через 10-20 будут крутить-вэртэть всё вокруг! Что тебе не нравится? Что они бедные пока? Так они МО-ЛО-ДЫ-Е! Мне ли, старому одэсскому босяку, не знать об этом? Или тебе? Что такое молодость и бэдность? Много ты имэл, будучи в возрасте этого юноши? Много бы ты заработал? А он приехал ко мнэ, и я отдал ему честно заработанную штуку. Штуку, Рома!

— Ладно... — махнул рукой Сахар. — Пусть с кем хочет, с тем и ходит. Лишь бы счастлива была. На ней тоже много чего лежит. Весь дом... И готовит, и стирает, и убирает... Прислугу ни в какую не хочет, до истерики. Я уже на учёбу её хрен забил. Внимание ей нужно родительское, Веня. Возраст такой. А я чё? Постоянно в делах. Ты ж сам знаешь... Только оставь здесь всё... Порвут сразу...

— Ну... Я полагаю, с грустной и официальной частью нашего сабантуя покончено... Не пора ли нам поговорить о своих дэлах насущных? А потом в прэфэранс, как всегда, на интэрэс? — иронично улыбнулся Веня, и подмигнул правым глазом. — Пусть молодёжь веселится...

Сахар, Вениамин Людвигович, Шамиль, и Добей, здоровенный мордатый мужик, бывший боксёр, а ныне уважаемый кооператор, пошли вчетвером в специальную комнатку внутри ресторанной кухни, где был приготовлен стол для преферанса, и ожидали дорогих гостей очень редкие ещё в СССР бутылка виски и несколько сигар. Авторитеты привыкли играть в карты так же, как показывали в фильмах.

Конферансье пробовал объявить что-то ещё из программы, поздравления, или смену блюд, но гости решительно не хотели садиться на свои места, и пьянка приняла совсем бессистемный характер. Официанты просто забрали со столов грязную посуду и остатки еды, и принесли горячее — громадные бифштексы, запечённое мясо в горшочках, жульены. На каждый стол поставили громадное блюдо с мясной нарезкой, сырную тарелку, и бутылки с водкой, шампанским, минералкой и Тархуном.

Время уже двигалось к полуночи, когда Жека предложил свинтить с пьянки, вообще вышедшей за пределы допустимого. Всё смешалось в ресторане «Гудок». Кое-как растолкав Митяя, спавшего на столе, Жека с дружбанами вышли на свежий воздух, на перрон. Постояли, покурили, глядя на ряды автомобилей уважаемых граждан. Были тут уже и иномарки. В городе в последнее время у шахтёрского и металлургического начальства появились японские внедорожники «Ниссан Патрол», которые предприятия завозили по бартеру. Естественно, сначала эти машины появлялись у тех, у кого были деньги — то есть, у уважаемых людей.