— Чуть не промазала! — заржал он. — Оксанка! Из тебя снайпер не получится!

— Я и не буду снайпером! Я торговать буду! — капризно заявила Пуща, и обхватила его руками за шею, положив голову на плечо. Славян выкинул сигарету, погладил девчонку по волосам, коснулся их губами.

— Хахаха! — ехидно рассмеялась Сахариха. — Чё за нежности! Вот так надо! Я великий каратист!

В шутку замахнулась ногой в трениках, как будто собираясь пнуть Жеку.

— Сдаюсь! Сдаюсь! Сдаюсь! — заржал Жека, поднимая руки. — Иди сюда, мой победитель!

Однако вреднюка Сахариха отрицательно кивнула головой, отскочила на пару метров, и закурила сигарету.

— Не-а. Не хочу.

Постояла, по девичьи скрестив ноги ступнями одну за другую, покурила, потом неспеша подошла к Жеке, и погладила его по волосам. Зелёные глаза словно мерцают в свете огней домов.

— Это чё у вас тут за висячка? — прогудел подошедший Митяй. — Чё пьёте?

— Ничего, — ухмыльнулся Жека. — Завтра напьёшся. Да, Светик? Нальёшь нам?

Видно, задел неприятную для неё тему. Хотела что-то сказать в ответ, но вдруг расплакалась, размазывая слёзы тонким кулачком по лицу.

— Ну ты чё? Ты чё, Свет? — растерялся Жека. Встал с лавки, подошёл, обнял так крепко, как только мог.

— Ну всё хорошо же, малыш... Всё хорошо будет. Отвечаю.

— Я знаю, Жень. Наверное, будет, — неуверенно улыбнулась Сахариха. — Ладно. Пойду я домой.

Помахав на прощание, Светка пошла домой, в подъезд. Жека поднял голову и увидел в освещённом окне третьего этажа массивную фигуру Сахара. Полоснуло по сердцу беспокойство. Как оно будет? Как всё пройдёт? Обычно у людей праздник — это здорово, здесь же всё наперекосяк.

— Ну чё... Пацаны и... Пацанки, — Митяй с усмешкой посмотрел на Пущу. Завтра вместе пойдём?

— Конечно вместе, — Жека даже с каким-то недоумением посмотрел на корифана. — Чё мы раздельно-то потащимся туда? И не пойдём, а поедем. Тачку поймаем.

— Где ты её поймаешь, в субботу вечером? — возразил Славян. — Дороги пустые. Все по домам. Если только такси вызвонить. Так они то-ли приедут, то-ли нет. Будешь тут торчать в темноте.

— Может, мужика того, на Москвиче вызвонить? Митрофаныча? — предложил Митяй. — Он же говорил звать его, если калым будет.

— На Москвиче ехать туда... — с сомнением покачал головой Жека. — Ему лет 15 по виду.

— Тебе какая разница? — возразил Славян. — К вокзалу ты всё равно не подъедешь. Он остановит на стояке для бомбил. Там ещё метров 100 идти пешком. Крутые-то по перрону прямо к кабаку поваливают, через служебные ворота. А мы пройдёмся. Нам чё. Давай, Жека! Чё думать-то! Я позвоню от соседки, пусть мужик подгребает сюда полседьмого, к нашему дому, и отсюда двинем.

— А мыыыыы? А яяяяя? — жалобно протянула Пуща.

— А за тобой заедем! — непреклонно сказал Славян, и ссадил её с коленей. — Всё! Пошли, я тебя провожу, и по домам!

Дома опять немного потренировался. Копчик всё ещё побаливал, но уже не так сильно. Молодой, заживает быстро. Зашёл Серый. Поиграли в шахматы. Потом в карты.

— Вы чё, к Сахарихе завтра поедите ? — осторожно спросил Серый, складывая карты в колоду.

— Да. И это мне звиздец как не нравится.

— Почему?

— Потому что мы никто перед ними всеми.

— Будь осторожен, братан...

Утром, часов в 11, зашёл Славян. Сказал, что дозвонился до Митрофаныча. За пятак довезёт до вокзала. Приедет полседьмого.

Весь день Жека готовился, сидел почти как на иголках. Думал, может, цветов у грузин на рынке купить... Так тащиться опять же неохота. Влом. Опять из дома выходить. Дв и мать опять что-нибудь ляпнет недовольно. А... Потом как-нибудь. А может, денег Светке вместо цветов сунуть? Так с неё станется, ещё порвёт и выбросит. Не... Подарок по цене для пацана нормальный. И по цене и по всему.

Заранее приготовил свои адики, костюм и кроссы. Ближе к вечеру, замучавшись и весь изойдя от ненужных думок, плюнул и потренировался. Размялся хорошо, потренировал удары, поколотил по доске. В последнее время Жека вроде бы начал чувствовать, что такое энергия ци. Или чи. Сидел, медитировал перед доской для тамэсивари, и чувствовал, как по телу начинают идти мурашки. А потом ощущал нечто тягучее внутри себя. Как будто оттягивающее мышцы назад, но при этом концентрированное. Такое, что можно освободить одним ударом, сбросив разом всю тягучесть в одну точку. Можно конечно попробовать ударить кончиками пальцев в доску колющим ударом, но... Потом. Сегодня надо остаться нормальным. А не со сломанной рукой.

Помывшись, оделся, сунул в карман косарь, пачку Мальборо со спичками, взял с верха шкафа пакет с подарком для Сахарихи, и минут 20 седьмого пошёл на улицу. К Славяну заходить не стал — родители у него были нелюдимые, впрочем, как и Жекины, лишний раз встречаться не хотелось.

У первого подъезда уже стояли Славян и Митяй. Славян в костюме с иголочки, в пакете тоже что-то лежит. Бесшабашный и простой Митяй, для которого всё предстоящее было лишь поводом напиться, как всегда, в своём излюбленном — дешёвом китайском спортивном костюме и кроссовках, тоже не первой свежести. Однако у единственного из толпы в руках у него были розы. Пятнадцать белоснежных роз.

— «Белые розы, белые розы, беззащитны шипы» — шепелявя и передразнивая Шатунова, пропел Митяй, и улыбнулся во весь рот. — Дарова, братан!

— Где Пуща? — обеспокоенно спросил Жека. — А... За ней же заехать надо...

— Да не. Она сказала, если раньше выйдет, пойдёт навстречу, по дороге, — успокоил Славян. — Где мужик-то? Вон, едет... Я ему адрес сказал, чтоб доехал тика в тику.

В стихающем квартале послышался треск Москвича, едущего на первой передаче, приближающийся к пацанам. А вот и он... Митрофаныч подъехал и распахнул дверцу.

— Ничё! Давайте, садитесь! Там гаишники тормознули. Проверяли права. Ну чё? Куда?

— Сейчас девчонку одну заберём. Езжай к тому дому, — показал Жека. Однако доехать не успели — Пуща сама шла навстречу. Одета в своём молодёжном девчачьем стиле. Варёнки-пирамиды с подвёрнутыми на пару оборотов штанинами, позволяющими видеть белые носочки, торчащие из белых адиков. Розовая майка с Микки-Маусом, оттопыренным девичьими грудями. Расстёгнутая куртка-джинсовка с закатанными рукавами. Несколько колец-браслетов на каждой руке. Глаза очень сильно подведены, впрочем, как и губы. Через плечо маленькая импортная сумочка. Волосы зачёсаны назад и в сторону — торчат вбок пышным хвостом. Но хороша...

— Вот и твоя интердевочка, — рассмеялся Жека, сидевший впереди. — Запускайте кто-нибудь.

— Чёёё так дооолгооо? — обиженно протянула Пуща, садясь в распахнутую заднюю дверь, и тесня Славяна. — Я уже навстречу пошлааа.

— Чё родителям сказала? — обернувшись спросил Жека. — Вернёмся-то поздно, наверное. Я своим ничё говорить не стал. Пофиг. Пусть орут.

— Неет, мальчики, я сказала, — жеманно возразила Пуща. — Я девочка хорошая, примерная, и вообще зайка. Сказала что пойду на день рождения к подруге в ресторан. К Светке Сахаровой.

— А они чё?

— Сказали, чтоб Слава потом проводил до квартиры. И чтоб приехали к 12. Ты же проводишь, даже Слава? — Пуща с невинной рожицей посмотрела на Славяна. Хотела положить голову ему на плечо, но вспомнила, что с причёской, и резко отдёрнула, ойкнув. Это вышло так смешно, что пацаны заржали во весь голос. Засмеялся и Митрофаныч, подглядевший цирк Пущи в салонное зеркало.

— Чё вас, парни, к железнодорожному? — смеясь и блестя в зеркало стальными зубами спросил он.

— Да.

— Щас быстро домчим, за десять минут. Тут ехать-то...

И в самом деле, доехали быстро. Десять минут и вокзал. Дороги уже пустые почти. Суббота. Вечер. Идти некуда. Люди уже кто по домам, кто во дворах. Однако если на улицах народу уже было маловато, то на вокзале непрекращающаяся суета. Объявляют электрички, автобусы. Народ туда-сюда. Уже потянулись за город дачники...

Москвич тормознул на стоянке такси у железнодорожного вокзала.

— Ну чё, парни... Может, подождать вас тут? Я могу, — даже как-то заискивающе и подобострастно спросил Никифырыч.