Во-вторых, младший обслуживающий персонал существовал бы только в первом поколении. Во втором были бы уже как минимум генеральные конструкторы. Как стали бы жить? Все бы стали только изобретать, а строить кому? Дискриминация.

В-третьих, должна быть возможность смены профессий, для чего знания при рождении и обнуляются. Почему у музыканта должен быть обязательно супермузыкант? Может, ребенок захочет в сторожа или пожарные?

А, в-четвертых, исчез бы естественный отбор и появился бы вечный двигатель прогресса. А вечных двигателей в материальном мире не бывает.

Ясно было только одно. Одному из белковых разумных существ, то есть мне, удалось отделить разум от живого тела и сделать первый шаг в неизвестность. И элитарному клубу ничего не оставалось, как включиться в этот глобальный эксперимент вселенского масштаба. Иначе можно было перестать себя уважать. А члены клуба этого бы не перенесли.

Игорь Астафьев Перпендикуляр

IX

Мы с Семенычем то задумчиво, то оцепенело сидели на нарах и играли. Вернее, я сидел, а он лежал. Или наоборот. Трудно сказать, когда нет тел. Одно ясно: без тюремных игр нам было бы совсем невмоготу. Прошло уже добрых два десятка допросов, результатов пока никаких и конца всему этому не было видно.

Поэтому мы в промежутках между допросами, не имея возможности даже спать, будучи в образах, вынуждены были играть.

Вы спросите, во что же можно играть в такой тюрьме, где нет ни своего тела, ни тела соперника, ни каких-либо подручных предметов? Как же (и чем) морду-то бить? Но как ни странно, без этого нам вполне удалось обойтись.

Перечень так называемых интеллектуальных игр оказался много шире, чем казалось. Например, общеизвестно, что можно в уме играть в шахматы. Единственное, что для этого нужно, так это исключительная память. Даже шахматная доска проигравшему ни к чему, ведь лица-то соперника все равно нет.

А Семеныч был вынужден творчески переработать и расширить возмож-ности этой сугубо нематериальной игры. Как уже известно читателю, он на Гаваях побывал владельцем шахматного клуба, но играть в шахматы по-прежнему мог только с помощью карт, выигрывая право на ходы. Поэтому естественным развитием наших с ним воображаемых шахмат стали сначала карточные игры в уме, затем крестики-нолики, морской бой и так далее.

Популярной среди нас стала также придуманная заново или независимо открытая мною комбинированная игра в слова. Помните, когда один из игроков называет город, а другой - тоже город, название которого начинается на последнюю букву предыдущего? Антананариву - Урюпинск и так далее...

Так вот, не менее интересна такая игра с разными темами у каждого игрока. При этом часто получается довольно забавно. Например,

Тюрьма - Адвокат;

Театр - Режиссер;

Рукопись - Стенографист;

Табак - Крестьянин;

Наган - Наездник;

Кремль - Лоббист... А еще

Варшава - Ананас;

София - Яблоко;

Осло - Огурец;

Цюрих - Хурма И наконец,

Блюхер - Рабинович;

Чкалов - Вансович;

Ельцин - Натансон;

Нетаньяху - ...Нетаньяху.

У игр в уме есть и еще одно чрезвычайно важное преимущество, случайно открытое нами. Затянулась как-то у нас с Семенычем очередная партия.

"G:5 - A:1"- говорю я.

"E:2 - C:3"- отвечает Семеныч.

"H:1 - A:7"- возражаю я.

"D:4 - B:2"- защищается Семеныч.

Наконец я говорю: "Все, Семеныч, ладья на В5 - мат! Я выиграл!" "Ничего подобного"- возмутился Семеныч,- "F2, убил, и я выиграл!"

Проверили все ходы, все правильно. Оказалось, что мы оба одновре-

менно выиграли одну и ту же партию. Только Семеныч в морской бой, а я в шахматы. Может ли такое быть на Земле? Вряд ли. А у нас - может!

А еще, устав от игр, мы предавались психоаналитическим воспоминаниям. Что значит психоаналитическим? Ну например, вот такой анализ на основе моих воспоминаний о лыжной прогулке:

Не задался как-то у меня день. Такое бывает часто, даже у президентов. Все как-то не так. И погода не та, и поел как-то не так и автобуса прождал час. Ну в общем, все противно и никого не люблю, включая себя. Ничто не в радость, иду, источая злость и мерзость.

Смотрю - еловая лапка. Красивая такая, а на конце ее - маленькая такая бомбошечка снега. Остановился по привычке, любуюсь, а на душе все равно противно. Высморкался (по-лыжному, профессионально - это когда вместо платка один палец). Да так удачно, что не только нос полностью очистился, а эту самую бомбошечку точнехонько сбил. Случайно, конечно.

Иду себе дальше. Но почему-то вокруг все сразу стало гармонично и хорошо. Поездка была спасена. Стыдно сказать чем. Вот так.

А Семеныч вспомнил, как он в школе сочинения писал. Не давалась ему литература, и все тут. Ну прямо как шахматы! Про что не напишет маленький Семеныч, про смысл ли жизни, про лужу ли у подъезда, про людские взаимоотношения ли - сплошные двойки.

Один раз даже "кол" от возмущенной словесницы схлопотал. Даже два кола. Один по литературе, другой - дома. За честность. Все писали сочинение на тему "Как я провел лето". А у маленького Семеныча это лето получилось неудачным, непутевым каким-то. И он так и написал. И озаглавил соответственно: " Как я прос... пал лето" Дословно.

Плакал маленький Семеныч. Это только спустя много лет он понял, что чтобы получить пятерку, надо было писать "деревья надели белые шубы и белые шапки". Но было уже поздно, да и ни к чему.

Что же касается нашего освобождения, то емкость черной дыры оказалась намного большей, чем мы ожидали. Несмотря на то, что мы оклеветали уже все известные нам по школьным курсам астрономии космическме тела и все их пересажали (По крайней мере так утверждал следователь).

А дыра все не собиралась лопаться.

Если бы не активная помощь нашего адвоката, едва успевавшего подсказывать нам все новых фигурантов тайного ордена "Дураков-шахматистов", наша фантазия давно бы иссякла.

Правда без атласа планет, в который постоянно заглядывал наш адвокат, ему тоже пришлось бы затруднительно. А так - все просто и быстро:

Адвокат: "Планетка такая-то!"

Семеныч: "Виновна в правом уклоне от орбиты и нескромно большой атмосфере!"

Адвокат: "Планетка такая-то!"

Я: "Виновна в незаконном обороте вокруг чужой оси!"

И так далее. В день по сорок-пятьдесят доносов. Сколько же надо пересажать, думали мы, чтобы масса посаженных превысила критическую? Никто не знал ответа. Поэтому единственным способом освобождения для нас стало занятие вселенским доносительством и повышением его эффективности. Мы старались не размениваться на всякую космическую пыль, мелкие астероиды, кометы и мешки с мусором. Надо было ориентироваться исключительно на светила из разных областей материальной Вселенной.