Но одна мысль молнией прорезала её сознание. Внутри уже растёт проклятое семя! Его необходимо немедленно вытравить. Попыталась вскочить, но тело плохо слушалось головы. Пришлось успокоиться и собрать мысли в одно место. Просто так ничего нельзя теперь делать.
Она почувствовала жажду и с удовольствием выпила воды. Идти к животным вовсе не хотелось. Даже выйти из кибитки она боялась. Боялась насмешек, презрительных взглядов и откровенных издёвок и злорадства. Теперь уж никто не возьмёт её в жены. Тем более её насильник Бабуш. И подумала, что о нём уже всё в посёлке должны знать и понять кто совершил подлость с нею.
Затем мысли вернулись к себе. К семени, что зреет в её теле. И как от него избавиться. Знала от местных знахарок много трав и снадобий из них, и сама немного добавляла своих знаний и умений. И решила ничего не откладывать в долгий ящик, а побыстрее вытравить проклятое семя. Другого она себе не представляла.
Она вспоминала всё нужные травы и корешки с почками. Когда и как их собирать, сушить или нет, и тут же, пренебрегая всем посёлком, вышла с корзинкой из кибитки и пошла в овраги, лога и рощи искать то, что ей необходимо. Пока отец не вернулся.
Никто с нею не поздоровался. Лишь злобно провожали взглядами. Она ещё подумала, что Бабуш мог легко распространить слух о её похоти, и что он не смог устоять её домогательств. И никого не смутит такая ложь. Ведь все знали, как Настя пренебрежительно относилась к Бабушу. Зато его никто не осмелится упрекнуть. Вдруг почувствовала, как её охватила апатия и безразличие. Смело и гордо миновала половину селения и углубилась в поля. Солнце уже пекло, хотя осень уже стучалось в двери, проса впустить её. А лето ещё сопротивлялось жарким солнцем.
Вернулась в кибитку уже вечером. Солнце давно село и мало кто заметил её с корзиной, полной трав и стеблей с кореньями. Руки испачканы, тело ныло непривычно и противно. Свежести в нём не чувствовалось.
Сделав первый настой, Настя стала регулярно пить его. Три раза в день. Потом сменила настой и тоже неделю пила. И так три недели. Едва заметила, как с капельками крови всё у неё вышло, и она вздохнула с облегчением. Только подумала, как возмутится посёлок, узнав про такой грех Насти. Ей было наплевать. Она ждала отца с нетерпением и жаждой услышать его мнение о её замысле мщения. О мщении она решила особо не распространяться. Боялась решительного противостояния.
Зато стала очень интересоваться рабами. Молодыми и сильными, которые только и мечтают о побеге, вынашивая различные бредовые планы.
Как ни удивлялась Настя, Матир больше ни вызывал её к себе. Даже для лечения. Хотелось узнать хоть что-то об этом. Но ни одна девочка больше не заглядывала к ней. Даже лишнее молоко она выливала свиньям. Их совсем недавно стали разводить под влиянием русских. С ними у местного населения всё чаще случались встречи. Уже совсем близко, и десяти вёрст не будет, те устроили себе деревню. Промышляли рыбалкой, разводили свиней и овец с конями. Изредка кого-то из них можно было увидеть и в посёлке.
Настя тоже раза два их видела. Очень хотелось подойти и поговорить, но боялась накликать на себя ещё больших бед и воздерживалась. Думала, что отец сам с ними познакомится, когда приедет домой. А дом ли это их? Сомнительно.
Настя узнала о прибытии отца лишь под вечер. Никто ей ничего не сказал. Зато встреча оказалась такой бурной, что Тимофей сразу почувствовал неладное.
– Доченька, ты не в себе как будто. Что-то произошло? Не скрывай от меня.
Несчастная Настя, вся в слезах, поведала своё горе, и с ужасом ждала ответа.
– Поэтому ты не вышла меня встретить?
– Нет, тятя! Меня никто не предупредил. А сама я редко выхожу. Меня тут все презирают, и никто не хочет со мной даже разговаривать. Только меня и виноватят. Проклятого Бабуша что-то никто не обвиняет. Но я поклялась, что обязательно отомщу этому подонку!
– Ну что ты такое говоришь? Как ты сможешь отомстить? Ведь мы рабы. А Матвей? Я у него был только что, и он ничего про тебя мне не сказал. Странно.
– Что он может сказать? Не станет он обвинять единственного сына. Разве я для него важнее сына-преступника? Но я отомщу. Или мне не жить, тятя! – слезы ручьём полились из её глаз.
– А как вы совершили своё плавание, тятя?
– Хорошо. Даже лучше чем можно было ожидать. Вот гляди, что я привёз, – Тимофей выложил на подушечку мешочек с монетами. – Серебро. Ты никому о нём не говори. То тайна. Это может нам помочь в дальнейшем. Или ты уже что-то надумала? Смотри, доченька, дело уж очень опасным может быть. Народ здесь буйный и на расправу скор. Будь осторожна и не высовывайся без толку. Да ты и так, наверное, уже это ощутила на себе, – он обнял дочь, чувствуя внутри пустоту.
Что он может сделать, будучи рабом? Да ещё главе рода! Тут стоит долго думать, чтобы додуматься до чего-то дельного. Таки головы надо бы сберечь. А так попусту рисковать и дурак может.
Такие мысли мелькали в голове. Они не давали покоя и вечно напоминали о собственной слабости. А тут ещё Настя со своими навязчивыми мыслями о мщении! Куда ей справиться в самом логове зверя? Всё здесь против нас. И всё же следует искать пути освобождения. Осень уже началась, и море стало слишком бурным. Море придётся оставить в покое. А степью бесполезно. Догонят и в миг голов лишат. До Астрахани слишком далеко и опасно. Не доехать конями.
После долгих раздумий, Тимофей посчитал своим долгом посетить Матвея и поговорить с ним про его сына и свою дочь. Был уверен, что говорить о свадьбе просто нет никакого смысла. Перенести такое оскорбление и унижение и играть свадьбу будет кощунством. И об этом хотел хозяину сказать открыто. Была и ещё одна просьба, почти требование.
Матвей не стал запираться и принял Тимофея вполне любезно. После такого захвата судна и приказчика он просто не мог отказать в приёме и поговорить о деле первейшей важности для несчастного отца.
– Я догадываюсь, что привело тебя ко мне. Должен признаться, что сына я не одобряю и готов обсудить с тобой, как загладить сей поступок моего балбеса.
– Спасибо за понимание, хозяин, – поклонился Тимофей. – Однако мне хотелось услышать что-то более весомое, хозяин.
– Я готов тебе возместить то оскорбление, которое совершил Бабуш. Чего бы ты хотел для своей дочери? Учти, что я ей многим обязан, Тимофей. Проси.
– Я прошу свободы для дочки и для себя, хозяин. Посуди сам, как ей теперь можно жить в среде людей, что презирают её и никогда не поймут её?
– Тебя можно понять. А куда ты потом денешься? В Русь отправишься?
– Об том рано судить и гадать, хозяин. Лучше скажи, что ты об том думаешь?
– Честно говоря, мне не хотелось бы тебя отпускать. Ты мне нравишься и работаешь хорошо. И к тому же единственный русский в посёлке. Это мне приятно сознавать. И можно сказать, что ты даже оплатил своё рабство и можешь такое требовать. А я бы предложил всё же сыграть свадьбу. Сын бы женился на Насте. Мне не составило бы труда его заставить. Но будет ли толк?
– Никакого толка не будет, хозяин, – поспешил ответить Тимофей. – Настя ни за что не согласится на такое супружество. И её я понимаю. Даже одобряю, хозяин.
– Да, да! Что тут возразишь. Ладно, Тимофей. Пока живи, а я подумаю, и тебе обязательно скажу своё решение. Хочу ещё поговорить с сыном.
Дома Настя пристала к отцу с расспросами. Пришлось поведать все. Под конец признался дочери:
– Я никак не ожидал, что Матвей так по-людски провёл разговор. Он, в общем, со мной соглашается почти во всём. А мне хотелось бы получить с него больше.
– Так вы ещё будете говорить, тятя?
– Обещал подумать и мне сказать. О времени не заикался. Подождёт. Куда деваться. Осень на дворе и надо думать, как зиму пережить. Пока это главное для нас. Бежать или куда-то переезжать сейчас нет смысла. Коней у нас нет, а пешком слишком трудно. К тому же есть надежда, что Матвей сможет пойти нам на уступки и постарается увеличить плату за надругательство.
