— Об этом даже речи не может быть! — главный бухгалтер зло отбросила от себя ручку: — Я даже не говорю о том, что денег нет, но, даже теоретически мои расчетчики не смогут осуществлять ежемесячную индексацию заработной платы.

— Это еще не все, извините. — я грустно улыбнулся: — Костя продолжай.

— Сегодня, с утра, принесли двести двадцать восемь заявлений в комиссию по трудовым спорам…

— Это что за комиссия такая? — администраторы уставились на нас с профоргом.

— По существующему Кодексу законов о труде, на предприятии может быть создана комиссия по трудовым спорам, которая может рассматривать конфликты в сфере трудовых отношений. Решения комиссии приравниваются к судебным решениям. — дал юридическую справку я. Честно признаюсь — эта новость была для меня как уда пустым мешком из-за угла. Забыл я о такой возможности внесудебных решений, поэтому, после утреннего разговора с Костей, поделившегося со мной информацией от его шпионов, я старательно прочитал два соответствующих раздела КЗОТ РСФСР и теперь выглядел вполне компетентным.

— И что, у нас есть такая комиссия.

— Есть. — покаянно помотал головой Константин: — Я ее председатель.

— И почему я о ней ничего не слышал⁈ — начал свирепеть генеральный.

— Потому что она не разу не собиралась. Ее каждый год на подписании коллективного договора переизбирают.

— Да не было этого в коллективном договоре! — директор перебрал несколько бумаг на столе, после чего достал из кипы небольшую брошюрку и начал ее перелистывать: — Нет здесь ничего.

Надо сказать, что текст брошюрки был полон пометок и каких-то значков, исполненных карандашом, видно, директор готовился к предстоящему собранию.

— Состав комиссии отдельным протоколом голосовался, вместе с ревизионной комиссией. — бубнил профорг: — Вы, наверное, пропустили.

— Ну может быть. — внезапно успокоился директор: — Ну и кто в этой комиссии?

— Я председатель, и по два человека от рабочих и администрации. Вот список. Костя протянул директору лист бумаги с синей печатью.

— Ну рабочие ладно, ты — понятно. Ну, а кто этих олухов от администрации выдвинул? — генеральный отбросил список членов комиссии в сторону.

— Старый директор…- ответил Константин, разведя руки в стороны в извиняющемся жесте: — Кто согласился, того и записали.

— Хорошо. О чем заявления тебе принесли?

— О взыскании задолженности по заработной плате. Полностью. И процентов за просрочку выплаты.

Директор и главный бухгалтер переглянулись.

— Хорошо. С этими двумя я переговорю, ты же будешь в нашем интересе голосовать. Итого, как минимум, трое из пяти будут «против».

— Извините, что вмешиваюсь, но так нельзя…

Собравшиеся недоуменно уставились на меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Нам нельзя так размениваться. Нам принадлежат три голоса из пяти, то есть уверенное большинство. И если мы откажем заявителям в стопроцентно выигрышном деле, через две недели Костя не будет председателем комиссии по трудовым спорам, его прокатят на конференции трудового коллектива со свистом и выберут туда совсем других людей. Решения комиссии о отказе в выплате будет очень легко обжаловано в районном суде. А когда вам потребуется решение КТС по серьезному делу, то мы уверенно проиграем.

— Ну а что? Ничего не делать?

— Что вы сможете сделать? — я пожал плечами: — Сейчас, что бы мы не делали, будет только хуже.

— Елена Анатольевна. — я улыбнулся главному бухгалтеру: — Сколько у вас на расчетном счете?

— Пятьсот двенадцать рублей двенадцать копеек. — отчеканила финансист.

— И когда ожидаются новые поступления?

— Через три дня, на выплату зарплаты на месяц.

— Хорошо. Костя, ты же в течении десяти дней должен назначит заседание комиссии? Вот и рассматривай, выноси решения, выдавай людям бумаги на руки в течении трех дней после заседания.

— Зачем? Ну вот объясни, зачем? — Директор удрученно помотал головой: — Надо просто поговорить с людьми…

— Григорий Андреевич, если у вас шесть месяцев задержка заработной платы, а Хилкова обещает забрать у вас деньги здесь и сейчас. Кто вас будет, в этой ситуации, слушать? Только посмеются в лицо и все…

— Что ты предлагаешь? — директор с трудом сдерживался.

— Я думаю, что Константина Генриховича необходимо отпустить. — я посмотрел в глаза надувшемуся председателю профкома: — Константин, без обид, но тебе спокойнее будет ничего не знать о кознях администрации. Тем более, что у тебя более двухсот заявлений. У тебя времени очень мало, надо готовится, бумаги подобрать, расчетные листы у всех проверить, суммы подсчитать.

Смуглая кожа Константина побледнела — председатель профсоюзного комитета осознал, какой объем разнообразных бумаг ему придется перелопатить за десять дней, поэтому, прекратив пустые обиды, скомкано попрощавшись, вышел из кабинета генерального директора.

Четырьмя часами позже.

В фойе областного управления внутренних дел я прибыл за десять минут до назначенного срока.

В пять минут третьего в застекленные двери влетела растрепанная и злая как черт начальник отдела кадров Дорожного РОВД.

— Добрый день, Анна Гавриловна. — я шагнул навстречу красивой женщине.

— А! — майор досадливо махнула рукой и побежала к будке постового.

— Почему не в форме? — в отличие от майора, не замелив шага проскочившей через КПП, постовой сержант заступил мне дорогу: — Приказом начальника управления…

— Громов ты где? — кадровик, поднявшаяся уже на третью ступень лестницы, нетерпеливо махала мне рукой.

— Меня без формы не пускают! — я пожал плечами и шагнул в сторону, так как в спину мне тыкался следующий посетитель с разовым пропуском и паспортом в руке.

— Да где твоя форма⁈ — майор яростно топнула ножкой.

— Мне за последние два года только фуражку выдали, все вопросы к старшине.

Уж не знаю, какие доводы приводила постовому, приплясывающая вокруг него красавица –майор, но через пару минут младший сержант величественно кивнул головой и меня, подхватив под локоть, из-за всех сил потащили по ступеням вверх.

Перед дорогими дверями на втором, «генеральском» этаже, майор остановилась, оправила облегающую фигуру форму цвета маренго, после чего, сделав два глубоких выдоха, решительно шагнула в приемную. В просторном помещении, кроме шкафа импортного производства, стола с несколькими телефонными аппаратами и строгой секретарши за столом, топтались несколько бедолаг с потерянными лицами, каждого из которых сопровождал сотрудник кадровой службы — копия моего майора, только количество звездочек разнилось, а так все были умницами и красавицами. Кадровики, держа в руках какие-то бумаги, стояли маленькими кучками, что-то вполголоса обсуждая, доставленные стояли порознь, здесь каждый был сам за себя.

Ряд стульев у стенки был свободен, очевидно, что сидеть присутствующим было не положено. Я, как почти гражданский человек, плюхнулся на один из них. С приятной обивкой темно-синего цвета. На мгновение в приемной установилась тишина, а на мне скрестились осуждающие взгляды.

— Громов, иди сюда! — выложив на уголок секретарского стола какие-то бумажки, моя майорша манила меня пальчиком, но я сделал вид, что не слышу и не вижу никого — за окном приемной, на ветвях рябины весело перескакивали с места на место веселые синички, радуясь настоящей весенней погоде.

— Громов! — шипение начальника отдела кадров своим тембром напомнило голос королевской кобры, я с трудом удержался, чтобы не отвести взгляд от маленьких птичек за окном.

Сбоку от меня раздались два решительных шага и перед моим лицом оказалась пачка бланков.

— Громов, ты специально это делаешь?

— А? — я испуганно вздрогнул и, выпучил глаза, уставившись на нависшую надо мной майорскую грудь, рвущуюся из туго застегнутого кителя. Вот, все-таки, неудобные эти кителя — ни грудь хорошую не спрячешь, ни пистолет в кобуре под кителем не поносишь.