— Похоже у нас с тобой, брат, небольшая ошибочка вышла. — повернул я к Руслану растерянный взгляд: — Не в тот дом пришли…

— Небольшая⁈ — Тамара аж задохнулась от возмущения: — Да вы меня так напугали, что я чуть не умерла от страха! А еще вы без ордера вторглись на частную территорию! Убирайтесь отсюда!

— Извините нас, пожалуйста. –я изобразил кающегося грешника: — Приносим вам самые искрение извинения.

— Извинения⁈ Да вы со своей службы вылетите завтра в два счета! — завела свою шарманку по новой барышня, получившая шанс безнаказанно поглумится над милиционерами: — Убирайтесь немедленно отсюда, пока мой жених сюда не пришел и с вами не разобрался!

— Тамара Александровна, чтобы загладить нашу вину мы обязаны помочь вам сложить обратно те кули, что упали на землю со стеллажей. Мы, как мужчины, просто обязаны вам помочь.

— Да валите уже отсюда! Никакой помощи мне от вас не надо! — Девица, сама себя довела до истерики и уже стала топать стройными ножками, разбрызгивая во все стороны комья грязного снега.

— Тамара Александровна! — я шагнул вперед и, ухватив вопящую девушку за плечо, слегка ее встряхнул и подтолкнул в входу в сарай: — Я вынужден настаивать на том, что мы вам поможем.

Глава шестнадцатая. Погоня! Какой детективный сюжет обходится без неё?

Март одна тысяча девятьсот девяносто второго года.

— Что тут у нас? — я кивнул Руслану, чтобы он страховал неистовую скорнячку от необдуманных поступков, и только после этого включил фонарик и наклонился к разбросанным на полу сарая тюкам — получить сзади в шею удар скорняжной иглой, или чем они там дыры в коже и шкурах пробивают, мне не хотелось.

Заглянув под слой целлофана, я выпрямился:

— С какой целью вы собрались забрать вот эти тюки? Вообще-то, в Уголовном кодексе эти действия называются кражей с проникновением в жилище или иное хранилище… Срок от трех до пяти лет. Придется вас забрать в отдел милиции.

— Да какой отдел! Я вам русским языком говорю, что это дом моего жениха Славы Соколова…

— Хорошо, дом жениха, допустим. Но мне совершенно непонятно, когда человек проникает в дом своего жениха, посреди ночи, тайно, и собирается вынести из дома дорогостоящие меховые изделия.

— Это шкуры.

— Тамара Александровна, да мне все равно, шкуры там или воротники. Я вижу, что вещи редкие, цены немалой. И это не снимает моих вопросов.

— Я вам объясняю, что Соколов мой жених, этот дом он снимает. А эти шкуры практически мои, мы с ним на них скидывались, совместно покупали.

— Не знаю. Где ваш жених, как можно его найти, чтобы он ваши слова подтвердил?

— Да все дело в том, что мне срочно шкуры потребовались, а Славу я найти не могу, поэтому я и приехала сюда, мы же их вместе сюда определили, вот я и приехала их забрать.

У меня складывалось впечатление, что в темноте девушка меня не узнала, но я решил на этом не зацикливаться. Мне было остро необходимо, на законных основаниях проникнуть в дом, снимаемый Соколовым и перевернуть там все вверх дном.

— Тамара Александровна, если вы невеста хозяина и в доме неоднократно бывали, должны знать, где у вашего жениха ключи запасные хранятся и описать внутреннюю обстановку дома?

— Должна. — Тамара безнадежно вздохнула и поплелась к темнеющему бревенчатому строению.

Почему-то хозяева дачных или деревенских домиков имеют неистребимую привычку прятать запасные ключи от дома в каком-нибудь укромном месте, например, под ковриком на входе.

Ключ от этого дома девушка достала из-под кирпича, на который опиралась пустая бочка под водостоком, после чего мы вошли в дом, а через десять минут в помещение вломился Руслан за которым плелись недовольные соседи –понятые.

— Это кто? — Тамара, не ожидавшая ночного вторжения незнакомых людей, в испуге вскочила.

— Это понятые, такое строгое требование закона. Если мы куда-то вошли, то требуется составить при понятых протокол осмотра.

Посадив Тамару давать объяснение Руслану я взял обоих понятых и пошел бродить по дому, старательно и аккуратно засовывая свой нос в каждую щель и превращая осмотр места происшествия в полноценный обыск. Паспорт на имя Захарова Сергея лежал в ящике старого трюмо, вместе с водительским удостоверением категории «С» и комсомольским билетом на имя Соколова.

На кухне лист фанеры, крашенный голубой краской мрачного оттенка не был прибит с оной стороны, хотя следы от мелких гвоздиков были. Я взял со стола нож с источенным лезвием и вставив его в щель, оттянул уголок фанерки — с мутном свете, что давал лампочка электрического фонарика мелькнул воронением ствол охотничьей одностволки. Ну а под кроватью, среди хлопьев пыли, мой взгляд порадовали два темно –зеленых ящика, однозначно, армейского происхождения.

— Тамара Александровна, можно вас отвлечь на минуточку.

Последний всплеск активности мастерицы по меху произошел в тот момент, когда я начал отдирать лист фанеры от стену.

Руслан прощелкал одним местом, и мне в спину, с криком «Не тронь!», вцепилась фурия. Ну что я могу сказать, у скорняков не только руки, но и пальцы крепкие, Руслан, громко пыхтя отрывал взбесившуюся девушку с моей спины несколько минут.

Когда я вытащил за верхнюю антабку из узкой щели старую курковую одностволку, возбудился сосед понятой и, с видом знатока, попытался схватить антиквариат, пришлось орать во весь голос «Руками не трогать». Пошарив в темноте простенка кочергой, я зацепил и вытащил на Божий свет брезентовый охотничий патронташ, где из, окаменевших от времени кожаных газырниц, выглядывали тусклые латунные гильзы двадцатого калибра.

— Тамара Александровна, мешок можно какой-нибудь?

— Зачем? — увидев оружие, женщина растеряла весь свой пыл и теперь потеряно сидела на табурете в углу, стараясь ни с кем не встречаться глазами.

— Ружье старое, возможно его положили в тайник до того, как ваш жених сюда вселился. Я сейчас в мешок или тряпку упакую, и напишу, чтобы эксперт на наличие пальчиков проверил. Если пальцев Владислава Александровича на ружье не будет, то скорее всего оно не ему принадлежит.

— Да! Да! Я сейчас. — Тамара с надеждой в глазах вскочила и заметалась по домику, чтобы через пару минут приволочь кучу тряпок и чистых, джутовых мешков.

Когда я, крякнув от натуги, выволок из-под кровати два ящика с знакомыми каждому мужчине черными цифрами «7,62», Тамара с надеждой спросила:

— Это же старые патроны? Вон, на одном сорок третий год написано.

— Да, да, наверняка. — пробормотал я. Не хотелось расстраивать девушку, хотя царапины на спине и шее сильно саднили. Ящики, с помощью ножа и все той-же кочерги, аккуратно приоткрыли с одного края, чтобы понятые увидели, что внутри не полное собрание сочинений В. И. Ленина, а по два темно-зеленых цинка, по семьсот т четыреста сорок патронов.

На паспорт Захарова Тамара отреагировала абсолютно равнодушно, пояснив, что это паспорт друга ее жениха, и она не видит тут ничего такого, подумаешь, забыл человек паспорт в гостях у друга.

Упаковав ящики и ружье, я повел всех в сарай.

— Это мое! Вы не имеете права! -вновь завелась женщина, раскинув руки и пытаясь оттеснить меня от тюков с мехом: — Это все свободно везде продается! Вы что думаете — я вас не узнала? Вы ко мне в ателье приходили и теперь пытаетесь просто меня ограбить!

— Это что за шкура? — я ткнул рукой в сторону самого большого тюка.

— Белый медведь.

— А это? Это?

— Белый медведь, песцы полярные….

— По правилам любая шкура особо ценного меха, тем более, занесенного в Красную книгу, должно иметь штамп государственной заготовительной конторы. Покажите мне штампы на шкурах, и мы снимем все претензии. А отсутствие государственного клейма является уголовным преступлением, статья сто шестьдесят шесть, со значком один, год тюрьмы, между прочим.

Шкуры мы упаковывали под глухие рыдания красивой скорнячки, доносившиеся из дома, куда она убежала, выкрикивая ругательства.