Солдаты толпились в дверях, пахло соломой и дрянной похлебкой, дождь пробирал до лодыжек, и каждому хотелось в дом.

- Отбой!

- Пусти! – женщина вырвала руку. Думала, какая она сильная. На самом деле солдат даже руки не напрягал.

- Отбой! Это не наш Гаррэт.

Стаканы наполнились белым напитком, и у обоих закружилась голова от чудесного пряного аромата.

- Наконец, можно отдохнуть.

- Да, диваны уже отвыкли от своих хозяев.

С дивана Хранители видели, как покачивались березы, как стекала по голым ветвям вода, и как все бурлило и дышало. И как природные силы брали вверх.

- То, что мы пьем вовсе не означает, что мы сдались.

- Никто и не молвил, что мы сдаемся. Прежде чем начать действовать до’лжно сначала отдохнуть. Это тоже природный закон.

Хранители залпом осушили кружки. Чувство, что одной бочки хватит на еще сотню таких маленьких кружечек, пьянило быстрее, чем сам мед.

«Мед делает этот мир ярче, ведь все мы люди. И все мы не безгрешны».

- Давайте братцы, поднажмите!

Эти, в красных мантиях, тащили камни. И складывали их один на другой. И воздвигалась новая церковь, и воздвигался новый Собор Создателя!

- Поднажмите, братья, Создатель посылает нам дождь, чтобы остудить наш пыл. Он испытывает нас – это очередное испытание! – молвил брат Вергилий, стоя на деревянных помостах, - И это в очередной раз доказывает, что мы сильны!

Бывшая площадь утопала в грязи. Раньше на ней тоже всегда хватало грязи: эти торговцы странными товарами, любители выпить, любители извращений – таких всегда хватало. Но людская грязь – это одно. Людей можно убрать. А грязь природная – это другое. Вычищай, вычищай, а она все-равно прилипает к твоим подошвам. Еле заметное пятно может вывести любого. Так, на площади среди свежих досок и холмов из булыжника сидели угнетенные люди. Они взирали своими уставшими глазами на котлован и дивились. «Кто же эти те, кто может позволить такое? Наверное, очень важные люди… А я – простой рабочий, наемный. И это называется свобода».

О разгоряченные головы разбилась первая капля воды. Потом вторая. Третья, четвертая и…

- Вот и вышло время, друзья! По Его велению, работа на сегодня закончена.

Каменщик одним мастерским движением выбил всю примитивную пошлись из камня. Этот камень сразу подняли на брусья, и люди в кожаных куртках понесли его к последнему углу. Дождь все усиливался, и глина под ногами начала растекаться, как сливочное масло.

- Братья, день закончен, вы можете воротиться по домам. Не томитесь зря! – воскликнул в последний раз прораб, как к нему подбежал дрожащий то ли от холода, то ли от вдохновения рабочий, на его лице скривилась улыбка, - Ваше святейшество, фундамент п-п-положен.

- Положен? Уже?

- П-п-последний камень на своем месте, так-к-к что…

Сверкнула молния, и тот же каменщик высек все неровности и шероховатости, а молния высекла всю напыщенность с лица прораба. Теперь оно благоухало и светилось.

«Основание… положено? Раньше срока? Надо немедленно сообщить об этом Первосвященнику. Немедленно!».

По мокрым доскам, под звон капель, понеслись шлепки босых ног.

В зал вошли остальные Хранители. С каменными лицами и в рясах. Они присели на свои диваны и молча взяли свои пыльные кружки.

- Решили присоединиться, старые мои?

- Грех не присоединиться, когда погода так противиться.

- Особенно, когда наша работа выполнена.

- Давно вы здесь?

Артемус вздрогнул, словно не замечал, как вошла шестерка. Он взглянул на них и отставил стакан.

- Недавно. Что ж, хлебнем? За что хлебнем, братья?

- За будущее!

- За прошлое!

Хранитель Майар подумал и произнес: «За настоящее!».

13

Я покинул зал. Я поднимался по лестнице, тяжелыми и злыми шагами. Как зверь, ищущий добычу. «Такого не может быть, я… не стану убийцей». Как бы я не старался идти тихо, шаги отлетали от стен. Действовали на нервы. Да, раньше красные плащи выныривали на меня, и мне приходилось прятаться. Благо места были. Но как английская погода меняется каждый миг, так стражники перестали попадаться мне на глаза. Одиночество вмиг обволокло меня – мне казалось, что я навсегда останусь в этом темной и неприветливом месте – у этого треклятого волшебника.

«И куда все делись?». В ушах звенела тишина. Я добрел до ближайшей дыры в стене. Юркнул в нее. Травинки так и забивались в рот, а я выплевывал их обратно. Коридоры накрыла тьма. Я выдохнул и стал ждать, сжимая короткий кинжал до скрежета в пальцах. Потому что все это мне уже начинало надоедать.

Ждал долго, сердце колотилось, а внутри - словно все заснуло. Пальцы на ногах начали свой нескончаемый танец. «Да не буду же я… это невозможно же…». Я устал, устал уже перехватывать рукоятку кинжала, руки вспотели. «Никто… не… будет… смеяться надо мной».

По плитке зашуршали невинные шаги. Я весь напрягся. Еще сильнее. «Нападать надо сзади. Черт, так не делают! Да, нечестно, но зато эффективно. Ему… не будет больно. Ведь так? Человек может не почувствовать нож в лопатке. Мать твою, что я делаю!?».

Показалась красная мантия, я готов был выступать. Ничего не подозревающий человек, ссутулившись перебирал ногами. Я сжал клинок. «Черт! Что, если я неправильно понял текст?» Эта мысль на мгновение согрела меня. «Неподкрепленное жизнью желание - ничто. Жизнь протекает в людских оболочках. Этот меч прокладывает жизненные тропы. Но чтобы река текла, нужно начало - первая капля. Капля врага твоего. Жизненная сила врага твоего. Укради жизнь чужую, и желание станет всем» Я медлил.

«Станет всем» - эта мысль остановила меня, и я так и остался стоять, трястись, в этом темном сыром коконе. Как тот скелет, пожираемый адским пауком. Сердце, как тысячи кузнецов, отбивало ритм.

Первый прошел мимо.

«Повезло тебе, парень… Только не иди сюда обратно! О-о, черт!». Не успел я прошептать это, как послышались новые шаги.

«Пусть лучше убьют меня!» - не выдержал я. Рука онемела. По лбу потекли капли пота. В коконе было душно и влажно, воздух сюда никогда не проникал. В лицо ударила струя воздуха – запах человечины.

Остальное произошло слишком быстро. Поворот вправо, поворот влево. Красный плащ. Совсем близко. «Куда бить?». Я ударил куда-то. Вдавил клинок глубже и вдавливал, вдавливал, вдавливал его, раз за разом. По пальцам полилась белая кровь. Вытащил. Резким движением рассек артерию. Из щели, как мед, вытекала кровь. Тело обмякло.

«Какой тяжелый!». Я обхватил красный сверток, а нож упал на пол.

Плащ плохо, очень плохо впитывал образовавшиеся озерка крови, но всяко лучше, чем ничего. Я не смотрел на это, так, наблюдал со стороны. Может, боялся, может, было стыдно. «Пусть Виктория подавится этим мечом! Если она не заплатит обещанную сумму…». По ногам прошли судороги.

Почерневший плащ покрыл собой шляпки грибов, и по ним потекли слезы. Я спустился по лестнице на самое дно. «На самое дно». Одиночество душило меня обеими руками. Но тогда… я чувствовал себя совсем покинутым. Изгоем. «Я вроде всегда таким был». И стремился к этому. Мне казалось, что меня украли. Вот я был, и вот меня нет. Как та ваза Лорда Рэндолла, как розовая ваза Рамиреса. Я чувствовал, что также был украден, как и эти вещи.

Я дотащил тело до постамента. Отдышался. Положил тело на протертые углубления. Отдышался. Без лишних слов чиркнул кинжалом по руке человека. Аккуратно подставил его безвольную руку под канал. Задохнулся. Закапали черные капли. Кап-кап-кап. Я ждал, а когда моргнул, желтоватое свечение вокруг Меча потухло. Просто испарилось, как утренний туман. Что означало, что я своего добился. Мне перехватило дыхание.

«Кровь врага дала, что я хотел».

Я откинул в сторону свой испачканный кинжал и подошел ближе. Меч Константина. Он теперь стал моим. Как же он переливается и…! «Какой же он холодный!».