Оля тихо посапывала в районе щеки, щекоча ресницами шею, а ее ладошка наглаживала шрамы на боку: один совсем старый и побелевший, второй — розовый и свежий. Была в этом особенная близость. Может, причастность к самой страшной тайне лиса-оборотня? Или какая-то уж совсем запредельная нежность? Мужчина осторожно запустил руку под коротко стриженный затылок девушки, поудобнее пристраивая ее голову себе на плечо.

— А цветов я… потом куплю… — ни к кому не обращаясь, шепнул Сергей Алексеевич в потолок.

Сброшенный абонент так больше и не позвонил. Ночь прошла в полудреме и осторожном изучении друг друга. Темпераменты, может, и не очень совпадали в силу разницы в возрасте, но неторопливые умелые ласки мужчины раз за разом доводили до блаженства голодную девушку, да так, что в итоге она просто обессиленно вырубилась поперек кровати, и проснулась лишь от царапанья собак в закрытую дверь. Животные просились на прогулку. Ноющее от усталости тело взвилось вверх раньше, чем открылись глаза, скотинка — это святое. Хоть с похмелья умирай, хоть с температурой под сорок — ползком, но собак во двор вывести надо непременно. Одеваясь, Ольга еще ненадолго подзависла в созерцании любимого остроносого профиля на собственной подушке. Чернобурцев вот, живой и теплый, под одеялком… Божья мать, ну неужели так бывает! Ох уж эта реальность, данная нам в ощущениях!

Вернувшись с собаками, Ольга в дверях столкнулась с любимым товарищем преподавателем… в сером безразмерном анораке с невнятной надписью на груди. Из наброшенного на голову капюшона выглядывал наружу только длинный острый нос, даже в человеческом облике напоминающий лисий.

— Конспирация? — улыбнулась курсантка, стягивая с собственной головы спортивную шапочку и любуясь непривычным обликом самого строгого и принципиального преподавателя училища.

— Ну, а как же! — с жаром поддержал тот. — До общаги нужно добежать очень быстро и! — он поднял вверх палец, — Неузнанным!

— Ну да… — кивнула Ольга, соглашаясь. Что бы ни случилось этой ночью, но пока что они оба по-прежнему — преподаватель и курсантка. И никуда не деться от этого еще год. Видимо, она приуныла, потому что Чернобурцев быстро взъерошил ей волосы и, заговорщически подмигнув, тихо шепнул:

— Кофту верну. Послезавтра.

И быстро сбежал по лестнице вниз, по-подростковому сутулясь и опустив голову в капюшоне. Глядя ему вослед, Ольга с восхищением оценила искусство перевоплощения: никакая языкастая кумушка из ранних пташек не опознала бы в тощем, похожем на вопросительный знак субъекте в молодежной кофтенке с капюшоном немолодого преподавателя лётки. Ну, лис!

На учебный процесс внезапное сближение преподавателя и курсантки никак не повлияло. Ольга по-прежнему сидела на «Камчатке», самой задней парте, влюбленными глазами на Чернобурцева не таращилась, да и он ее меньше остальных на паре спрашивать не стал. И ответ оценивал как и раньше. По всей строгости закона. Ничего против курсантка не имела, она первая не поняла бы снисходительного к себе отношения. Жаркие ночи и страстные поцелуи в прихожей — это одно, а знания, которые понадобятся в жизни будущему пилоту — совсем другое, и меж собой эти явления не связаны.

С ветврачом Наташей Ольга в последнее время не общалась: та здорово обиделась на известие о том, что лис пристроен в семью, проживающую аж в Санкт-Петербурге. Плакали научные исследования процесса молниеносной регенерации. Питер Ольга выдумала вообще по ходу пьесы, просто потому что ей нравился этот город. Ну, и потому что из Рязанской области туда быстро не метнешься. Не могла же Ольга в самом деле рассказать Наташе, что спасенный лис в перерывах между полнолуниями ходит на двух ногах, носит китель с преподавательскими погонами и… такой кле-евы-ый, а-а-а!

Вопрос устойчивости оборотней к серебру волновал Ольгу чрезвычайно. Все предания и легенды сходились на том, что прикосновение к этому драгметаллу вызывает у «нечисти» тяжелые ожоги с обугливанием тканей. Но девушка точно помнила, как любовник целовал ее в шею, где меж ключиц на тонком шнурке висел серебряный кулон с изображением горы Монблан. Судя по всему, никаких неприятных ощущений ему это не доставило… скорее, напротив, хм. Дождавшись очередного визита Сергея, она задала ему тревожащий вопрос.

— Кино про вампиров нужно меньше смотреть на ночь, — фыркнул преподаватель, на миг снова нацепив личину старого зануды. Потом подмигнул, прогоняя образ, и быстро ущипнул любимую девушку за бочок. — Серебро для оборотней — аллерген, и очень сильный. Но опасен только при контакте с кровью… и другими внутренними тканями. Будь ты сама оборотнем, ты бы спокойно продолжала носить кольца, цепочки, браслеты из серебра. Но никто не возьмется описать, что случится с тобой, вздумай ты надеть серебряные серьги… или какой-нибудь пирсинг в пупок вколоть!

— Я слишком стара для этого дерьма! — процитировала Ольга свою одногруппницу Людку, уже отметившую в училище 35-летний юбилей и взирающую на творящийся вокруг бардак с мудростью нянечки психиатрического отделения для буйнопомешанных. — Не буду я пирсинг делать…

— В 33 года стара? Да ладно! А кто, кто мне рассказывал про белый ирокез на голове? А? — подколол в ответ мужчина, обеими ладонями пытаясь поставить на короткостриженной девичьей макушке боевую прическу североамериканских индейцев.

Та не осталась в долгу, ероша серебристо-седые кудри Чернобурцева. Возня заняла еще несколько минут, в ее процессе половина курток попадала с вешалки на пол, и случайным прыжком в сторону оказался сбит с ног один кот. А когда все улеглось, то Ольга уточнила:

— Ну короче! Касание серебра — неопасно. Серебряный кинжал в ребра — смерть для оборотня. Так?

— Ну… вообще не только для оборотня, — вскинул густые брови преподаватель воздушного права. — Обычному человеку от этого тоже не поздоровится!

Заметив, что Ольга закатывает глаза по поводу его занудства, с трудом, однако же, сдерживая смех, Чернобурцев добавил:

— Да, верно. У меня в юности мама вышивала. Ну, хобби такое было у нее. Так однажды она купила иголки для этого дела с посеребрением и случайно уколола палец. Заживало месяца три… Да и я сам, кстати, пацаном был, решил выпендриться с серебряными струнами на гитару. В Москве доставал через родителей приятеля.

— А струны-то чем не угодили?

— Да не поверишь! Порезался! Да-да, «единичкой», самой тонкой… ух, что было. В итоге меня в Рязань возили врачам показывать.

— Ты… — Ольга бросила быстрый взгляд на Сергея Алексеевича, прощупывая реакцию на фамильярное обращение. — Вы еще и на гитаре играете?

— Ты, — фыркнул ее любовник, богатой мимикой указывая на неуместность официальных форм в текущем раскладе. — В юности играл, да, тогда все это как поветрие было. Только ленивый не выучил три аккорда и не развлекал барышень своим блеянием под луной… а после того случая бросил. Думал уже, вообще без руки останусь.

— Ну, барышень под луной ты-то точно не развлекал, — понимающе хихикнула Ольга. — Если только лисичек каких-нибудь пушистым хвостом очаровывал!

Тут, конечно, Сергей Лексеич показал себя во всей красе, искренне возмутился по поводу зоофильских намеков, и произойди такая отповедь на паре, у курсантов лица позамерзали бы и отвалились. Но на своей территории Оля ни черта не боялась.

— Убедил? — тихо шепнул выдохшийся оратор в маленькое ушко.

— Вполне, — благодарная слушательница привстала на цыпочки, целуя его в губы. Но стоило Сергею углубить поцелуй, тут же отстранилась:

— Получается, что этот алкоголик бастановский точно и не знал, что ты оборотень. Вернее, точно не знал. Плохо подготовился: ни капли серебра!

— Ну да. Но у него хоть мотив был для мести. Я тут посчитал убыток… ну, в курах, так сказать…

Ольга согнулась пополам от смеха.

— Зря смеешься! По-хорошему, чтоб с ним расплатиться, мне машину надо продать… которой и так нет.