Я расправляю плечи.

— Я более чем довольна. Я горю желанием служить вам.

Я не знаю, почему я это делаю, но мой взгляд перемещается на Адама, как будто он притягивает меня магнитом. Впервые за это утро он отрывает свое внимание от теперь уже пустого подноса и смотрит прямо на меня. Его палец перестает стучать. Что-то темнеет в его глазах, когда они опускаются на золотой шарф вокруг моей шеи. Мускул на его челюсти напрягается, его взгляд сужается, и следующее слово вырывается из меня шепотом, как будто оно предназначено только для одного человека.

— Хозяин.

Скрип стула по полу заглушает мой шепот, когда Адам резко встает.

У меня перехватывает дыхание.

Его глаза горят как полуночное синее пламя, чистые искры огня, обжигающие кожу и заставляющие меня извиваться. Это чувство опускается между моих бедер, наполняясь жаром, пока я делаю глоток воздуха и сжимаю ноги вместе.

Его взгляд опускается.

Пульс учащается, но я не могу успокоиться, наблюдая, как он двигает челюстью из стороны в сторону, медленно проводит рукой по губам. Напряжение заполняет каждый сантиметр комнаты. Он смотрит на мою грудь, следит за частым дыханием, затем отрывает от меня взгляд, поворачивается и обходит стол, проходя мимо меня, и направляется к выходу.

— Эй, — зовет Феликс, выдвигая свой стул. — Куда ты идешь? Встреча через четыре минуты.

Адам не оглядывается, когда ворчит себе под нос:

— Не получится.

Он делает паузу.

— Грифф, ты идешь со мной. Мы переносим мою вечернюю встречу.

Он исчезает в коридоре, и моя грудь расширяется, когда я наконец делаю полноценный вдох. Что, черт возьми, это было?

Грифф ворчит, отодвигает свой стул назад, затем следует за Адамом.

— Черт возьми, — бормочет Феликс, качая головой.

Он бросает взгляд на Райфа.

— Что ж, нам нужно уходить. Сейчас.

— Да, — голос Райфа устрашающе спокоен.

Он все еще наблюдает за мной со странной, почти довольной улыбкой на лице.

— Я встречу тебя в главном здании.

Феликс переводит взгляд с Райфа на меня, затем вздыхает.

— Прекрасно. Неважно. Просто поторопись.

Он бормочет что-то еще, выходя из комнаты.

— Клянусь, — говорит Райф, посмеиваясь, — ты не перестаешь меня удивлять.

Мои брови хмурятся.

— Я ничего не делала.

— Наверняка так и кажется, не так ли? — он качает головой. — Стелла, ты можешь идти.

— Да, хозяин.

Я не поворачиваюсь, чтобы посмотреть, когда ее каблуки стучат по направлению к выходу.

— Снимай свою одежду.

У меня пересыхает в горле.

— Что?

— Ты слышала меня.

Он поднимается со своего места и ставит пустой поднос на пол, затем запрыгивает на стул.

— Первое правило моего секретаря: всегда слушай с первого раза.

Он протягивает руку, чтобы повозиться с чем-то на люстре.

— А, вот и оно.

Твердый металл ударяется о стеклянный стол в тот самый момент, когда я встаю. Я вожусь с застежкой на спине платья, когда понимаю, что это за предмет.

Цепь. Одним концом она соединена с люстрой. Внизу есть два наручника.

Платье падает на пол, колени трясутся.

Райф спрыгивает со стула и задвигает его обратно. Он кивает в сторону лифчика, затем смотрит на свои часы скучающим взглядом.

— Быстрее, прелесть. Мне нужно кое-где быть

Мой голос звучит тихо, когда я говорю:

— Конечно.

Я никогда не стеснялась быть обнаженной перед мужчиной. Но когда он оказывается тем же мужчиной, который фантазировал о том, чтобы сжечь меня прошлой ночью, и теперь ждет, чтобы заковать меня в цепи, нервы обвиваются вокруг костей и сжимаются.

Я позволяю лифчику упасть рядом с платьем, затем снимаю стринги, которые были так любезно предоставлены самими братьями Мэтьюзз.

— Ммм, действительно, прелестно, — оценивает Райф, обводя взглядом мое обнаженное тело сверху донизу.

Как только я наклоняюсь, чтобы снять свои черные туфли на высоких каблуках, он прерывает движение резким щелчком.

— Оставь их.

Он достает черную скатерть из шкафа в правом углу комнаты, кладет ее на стеклянную столешницу, затем похлопывает по материалу.

— Залазь.

Мои губы сжимаются в тонкую линию, но я быстро расслабляю их.

— Да… Хозяин.

Я заползаю на стол, колени скользят по гладкой скатерти, и жду следующей команды.

— Встань и разведи руки в стороны.

Я делаю, как велено. Мое тело напрягается, когда он застегивает холодные, тяжелые наручники на каждом из запястий, потирая кожу, которая все еще саднит с прошлой ночи. Он дергает за цепочку, пока мои руки не вытягиваются над головой, конечности прямые, как палки, и мой пульс учащается, дыхание становится поверхностным.

Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на дыхании.

— Видишь ли… — Райф проводит пальцем по моей лодыжке, его голос мягкий. — Прошлой ночью я не мог не заметить твоего отвращения к ограничениям.

Его холодный нос касается моей ноги, и он делает долгий вдох.

— Знаешь, я чувствую этот запах. Твой страх. Я должен сказать, — его пальцы поднимаются на сантиметр выше, вверх по бедру, и мои глаза распахиваются, когда он поглаживает киску, — это вызывает привыкание.

Он трет мой вход двумя сухими пальцами, и я напрягаюсь в ожидании. Но когда он толкает их в меня, боли нет. Это плавное скольжение, и я знаю, что должна поблагодарить за это его брата. Он вытаскивает свои влажные пальцы и засовывает их в рот.

— Ммм, да, как я и надеялся, — мурлычет он. — Я тоже чувствую это на вкус.

С неохотным стоном он отходит и бредет обратно к шкафу. Он стоит ко мне спиной, пока перебирает предметы, затем возвращается к столу и расставляет шесть свечей у моих ног. Они высокие и белые, образуют идеальный маленький круг. На самом деле такой маленький, что если бы я сдвинула ноги на сантиметр или два, то могла бы сбить их со стола. Он достает зажигалку из кармана и не торопясь зажигает каждую свечу, одну за другой.

— Эта скатерть сделана из одной из самых легковоспламеняющихся тканей, которые только существуют. Ты знала об этом? — спрашивает он, его брови поднимаются, как будто этот факт производит на него впечатление. — Вискоза. Она сжимается, когда загорается, и прилипает к человеческой коже.

Когда все свечи зажжены, он отступает и наклоняет голову, любуясь зрелищем.

Языки пламени дразнят мои лодыжки, прилив тепла покусывает кожу с каждым всполохом. Горло сжимается, когда я сглатываю, а на лбу выступает легкая испарина. Напряжение от того, что я стою неподвижно, как кукла, на десяти сантиметровых каблуках, уже давит тяжелым грузом на колени и ступни.

В глазах Райфа пляшет восхищение.

— На самом деле это довольно опасно. Один неверный шаг и… что ж, я советую тебе быть очень, очень осторожной.

Он ухмыляется и достает из кармана гладкий черный телефон. Он держит его передо мной, наклоняя. Я слышу отчетливый щелчок.

— Я действительно хотел бы остаться и посмотреть, но этим придется заняться, когда вернусь.

Он поворачивается к выходу, и мой желудок переворачивается.

— Ч-куда ты идешь? Ты оставляешь меня здесь?

Он продолжает удаляться, бросив через плечо:

— Второе правило моего секретаря: никогда не задавай мне вопросов.

Только когда он уже переступает порог, он останавливается и добавляет:

— О чем это говорит? То, что тебя не убивает… — его слова затихают, и у меня не остается ничего, кроме его мрачного смешка, эхом отдающегося в ушах, и огня, танцующего у ног.

— Князь тьмы — джентльмен.

— Шекспир

— Обри. Встретишь нас у входа на лимузине, — приказываю я, набирая инструкции для Феликса на своем телефоне, пока мы с Гриффом шагаем по коридору. — Будь готова к долгой поездке.