По-видимому, пшеворская культура складывалась в течение II в. до н. э. на основе дальнейшего развития древностей местных культур — поморской и подклешевой IV–III вв. до н. э. при сильном влиянии латенской культуры кельтов. По мнению К. Годловского, пшеворская культура прежде всего появилась на территории, подвергавшейся наибольшему влиянию латенской культуры, тогда как в других районах, в том числе к востоку от средней Вислы, еще продолжали существовать поморско-подклешевые памятники (Godłowski К., 1977, s. 163). О непрерывности развития местных культур и образовании на их основе пшеворской культуры писал Й. Костшевский, но для доказательства этого положения он привел лишь отдельные примеры общих в этих культурах бытовых предметов: ножей, топоров, бритв, стрел и немногочисленных сосудов (Kostrzewski J., 1961; 1965). Этот вопрос требует дальнейших исследований так же, как и решение проблемы, предшествовала ли пшеворским памятникам одна поморско-подклешевая культура или на территории Средней Польши существовало две культурные группы — поморская и подклешевая, хотя и перемешанные в значительной степени, о чем до сих пор ведутся дискуссии. В пользу непрерывности развития культур свидетельствуют скопления в одних и тех же районах памятников подклешевой и пшеворской культур, погребения которых часто расположены в одних и тех же могильниках. Распространены в обеих культурах безурновые трупосожжения с остатками погребального костра и обломками вторично пережженной посуды. Близость во многих элементах с германскими культурами особенно усиливается в римский период. С первых веков нашей эры отмечается значительное влияние провинциальноримской культуры Подунавья. Все эти влияния привели к многообразию элементов пшеворской культуры.
Разнокультурные компоненты в составе пшеворской культуры, как местные, так и пришлые, а также данные письменных источников о населении рубежа и первой половины I тысячелетия н. э. на территории Висло-Одерского междуречья, которые допускают возможность различных толкований (Łowmiański Н., 1963, s. 184, 185), породили противоречивые точки зрения на этническую принадлежность носителей культуры. Различные взгляды зародились в самом начале изучения культуры и продолжают оставаться дискуссионными и в наши дни. Так, уже в конце XIX в. пшеворские древности восточной Галиции В. Деметрикевич считал принадлежащими кельтским племенам и приписывал бастарнам, полагая, что бастарны — кельтское племя (Demetrikiewicz W., 1898, s. 128). К. Гадачек вслед за немецкими учеными отнес материалы исследованного им могильника у с. Гаць (возле Пшеворска) к культуре германских племен, которые, по его мнению, уже с начала эпохи металла занимали пространство между Эльбой и Бугом, Карпатами и Балтикой (Hadaczek К., 1909, s. 20). К германскому племени вандалов относили пшеворскую культуру В. Антоневич (Antoniewicz W., 1928, s. 115), М.Ю. Смишко (Šmiszko М., 1932, s. 69). В предвоенный период германскую принадлежность пшеворских памятников отстаивали немецкие исследователи в лице X. Пешека, Б. Рихтхофена, М. Яна, которые усматривали генетические связи между этой культурой и германскими культурами позднелатенского времени северной Ютландии (Peschek С., 1939; Jahn М., 1940). Значительное влияние на формирование взглядов ученых относительно этнической принадлежности пшеворской культуры оказали работы видного польского ученого Й. Костшевского. С его именем связан поворот в этнической интерпретации этой культуры. Опираясь на лингвистические исследования Т. Лер-Сплавинского и К. Тыменецкого, Й. Костшевский разработал теорию непрерывного процесса развития славянской культуры на землях Польши, попытался выявить генетические связи между пшеворской культурой и культурой раннего средневековья, а также между пшеворскими и позднелужицкими памятниками. Й. Костшевский высказал резкое несогласие с взглядами немецких ученых относительно «бургундского» или «вандальского» происхождения пшеворских племен (Kostrzewski J., 1961, s. 65-101). Большинство польских ученых поддержало Й. Костшевского. Попытка Г. Ловмянского подойти критически к положениям Й. Костшевского и показать, используя археологические источники, разноэтничность носителей пшеворских древностей, встретила резкую критику со стороны К. Яжджевского (Jaždžewski К., 1968). В последние годы польские исследователи вновь склоняются к мысли о германской принадлежности носителей пшеворской культуры. При этом они ссылаются на данные письменных источников, отсутствие прямых связей между пшеворской и более ранними культурами, а также между пшеворскими и раннесредневековыми древностями. По мнению Й. Колендо, который тщательно проанализировал письменные источники первых веков нашей эры, в частности Тацита, Птолемея, памятники пшеворской культуры принадлежали союзу лугиев, в который входило несколько германских племен (Kolendo J., 1981, s. 70–78). Автор допускает возможность существования в этом союзе также других культур и этносов. Это мнение активно поддерживает, дополняя его новыми аргументами, один из ведущих польских исследователей пшеворской культуры К. Годловский. На основе картографирования он осуществил попытку идентифицировать германские племена, известные по письменным источникам на территории Польши, с определенными скоплениями памятников пшеворской культуры (Godłowski К., 1985. в. 140–145).
Еще в 30-х годах была высказана мысль о многоэтничном составе пшеворского населения. Р. Ямка, основываясь на материалах могильника в Копках и рассмотрев материалы других пшеворских памятников, известных в то время на территории Малой Польши, заметил, что, в отличие от урновых погребений, безурновые не содержат оружия, и связал это с наличием двух этнических групп населения — вандальской и славянской (Jamka R., 1933, s. 23–62). Среди советских ученых мнение о полиэтничном составе пшеворского населения превалирует. Так, В.В. Седов дифференцирует пшеворские древности по двум регионам: для восточного, Висленского, региона характерны, по его мнению, могильники с преобладанием безурновых захоронений, в западном, Одерском, регионе большинство составляют могильники преимущественно с урновыми захоронениями. Следуя за Р. Ямкой, В.В. Седов утверждает, что урновые захоронения характеризуются специфическим инвентарем — оружием (копья, мечи, дротики, стрелы, шпоры), ножницами, кресалами, замками, ключами и особыми типами посуды, что обнаруживает параллели в достоверно германских древностях. В то же время в безурновых захоронениях все эти находки попадаются редко, а найденная в них керамика аналогична сосудам подклешевых погребений и сходна со славянскими горшками VI–VII вв. В результате этих наблюдений В.В. Седов приходит к выводу о наличии в пшеворской культуре «двух этнических компонентов и о различной их концентрации в Висленском и Одерском регионах» (Седов В.В., 1979, с. 64–74). Гипотеза В.В. Седова не может считаться достаточно обоснованной, так как по имеющимся данным разные компоненты пшеворской культуры с характерной для них керамикой и специфическим инвентарем расположены чересполосно по всему пшеворскому ареалу, и их концентрация в отдельных районах меняется со временем. Так, в восточном регионе на переломе II и III вв. распространяются памятники вельбарской культуры, для которой характерны безурновые погребения без оружия, но появление которой в Мазовии связывается не со славянским населением, а с продвижением с севера гото-гепидских племен.
На основе подробной типологии керамики, сделанной по единой схеме, и корреляции ее в комплексах с вещевыми находками, особенностями погребального обряда и деталями домостроительства И.П. Русанова выделила группы археологических комплексов, которые, по ее мнению, отражают наличие в пшеворской культуре славянского, кельтского и германского компонентов. При этом подчеркивается, что разноэтничные комплексы располагаются часто на одних и тех же памятниках, что обусловлено передвижениями населения и его смешением. Пшеворские комплексы, сохраняющие традиции предшествующей им подклешевой культуры и имеющие продолжение в раннесредневековых славянских древностях, связываются автором со славянским этносом (Русанова И.П., 1985, с. 43, 44; 1990).
