На следующий день Лейб взялся за дело. Мобилизовал все имеющиеся наличные деньги. Объехав соседние села, на новых условиях договорился с крестьянами о закупках. В своем дворе соорудил навес. Арендовал у соседа амбар. Поехал на ярмарку в Мурафу и купил там ломовую лошадь и новую телегу на рессорном ходу. Проинструктировал брата и сестру. Нанял толкового счетовода Бройтмана из Перцовки и трех местных грузчиков. Через неделю все было готово. Осталось только приколотить табличку.

На новой он написал: «Военные провиантские склады». (Имя и фамилию владельца, поразмыслив, решил не указывать.)

Вскоре дело пошло. Да так, что Гройсман сам не ожидал. Товар он стал отгружать уже не фунтами, ведрами и ящиками, как раньше, а пудами, мешками и телегами. Трудился как вол. Не успевал поесть. Спал по три часа в сутки. Сестра с братом спали на час больше.

Игнорируя классовые противоречия, Гройсман в конечном счете решил, что будет продавать товар всем, кто в состоянии за него платить: красным, белым, зеленым, анархистам. Петлюровцам? Почему нет! Махновцам? Да пожалуйста! Лишь бы платили! Вспоминая отцовские наставления, он был одинаково учтив и доброжелателен с представителями всех воюющих сторон. В итоге за неделю стал зарабатывать больше, чем прежде за год.

Кстати, опасения его не подтвердились. Несмотря на беспорядки и обычное для того времени беззаконие, все покупатели вели себя более или менее пристойно. Не грабили, не своевольничали, даже за товар платили сполна и в срок. (Видимо, еще сказывалась инерция деловых традиций старого времени.)

Для конных эскадронов Симона Петлюры Гройсман подрядился поставлять овес и муку. Так как петлюровцы планировали оставаться в Райгороде долго, заказ сделали большой, с запасом. Заплатили вперед за весь товар. Гройсман поставил первые двести пудов овса. Еще четыреста собирался привезти в течение месяца. Муку должны были доставить в понедельник. Но в ночь с пятницы на субботу петлюровцы из Райгорода неожиданно ушли. Гройсман хотел вернуть деньги. Некому было.

На смену Петлюре пришел красный командир Котовский. Жители встретили его радушно. Отведав приветственных хлеба-соли, красноармейцы потребовали самогона, причем много и быстро. Пока местный староста растерянно вращал глазами, Гройсман сказал: «Нема вопросов, панове! К завтраку все будет!» Объехав за ночь соседние села, он скупил у крестьян двести четвертей отборного первака. Утром сгрузил его в сарае красноармейского интенданта Исаака Каплуна, того самого дядиного знакомого, который говорил, что после революции не будет бедных.

Здесь нужно прерваться, ибо история Исаака Каплуна примечательна.

Исаак родился и вырос в крохотном местечке под Киевом в бедной еврейской семье. К своим неполным девятнадцати годам он мог бы освоить какое-то ремесло, помогать родителям, завести собственную семью, словом, жить нормальной жизнью, как все. Но Исаак ничего этого не сделал. Ибо находился в глубоком экзистенциальном кризисе. Суть кризиса заключалась в следующем.

С одной стороны, у юноши была настоящая еврейская душа и ему хотелось хранить традицию: молиться, изучать Талмуд, читать Тору. С другой стороны, его увлекали революционные идеи. Испытывая традиционное чувство вины не только к собственному народу, но и к людям труда в целом, он мечтал избавить всех от векового рабства. При этом первые два его устремления конфликтовали с третьим – желанием заработать побольше денег и выбраться из векового плена нищеты, в котором пребывали несколько поколений его семьи.

В поисках способа примирить первые два устремления Исаак стал искать евреев-революционеров. В итоге записался в какой-то диковинный кружок последователей трудовой партии Бунд. И почти сразу влюбился в руководителя кружка, феминистку Фаню Розенблюм. В ответ на признание в любви Фаня сообщила Исааку, что любовь – это архаичный пережиток, а раз так, то мужчины – существа бесполезные. Исаак обиделся. Причем ладно бы на Фаню, он рассердился на весь кружок! И со скандалом его покинул. Не спал ночь, а наутро решил, что если уж что-то в жизни менять, то кардинально! В тот же день собрал вещи и покинул родительский дом. Правда, уехал недалеко – в Белую Церковь.

Там он встретил большевиков. Обнаружив, что почти все они – евреи, обрадовался и тут же к ним присоединился. Более того, активно включился в работу. И быстро обнаружил, что новые соратники ему тоже малосимпатичны. Он думал, что вместе они будут бороться за счастье трудового народа, в первую очередь – собственного. Но пришлось участвовать в неожиданных и в целом малоприятных мероприятиях: закрывать синагоги, преследовать сионистов, высылать раввинов, разгонять хедеры. Евреи-большевики, стремившиеся к братскому единению всех народов, начали с упразднения собственного. Исааку это категорически не понравилось, и он решил размежеваться и с большевиками.

Исчерпав возможности для национальной и политической самореализации, Исаак решил на какое-то время сместить фокус, а именно – сосредоточиться на заработках. Что в условиях бушевавшей вокруг Гражданской войны было непросто. Тогда Исаак резонно предположил, что зарабатывать нужно подальше от родины. Например, в Румынии. Во-первых, недалеко, во-вторых, там не воюют, а в-третьих, он слышал, что в тех краях деньги сами в карманы прыгают!

Дорога в Бухарест лежала через Жмеринку. Там Каплун познакомился с человеком, который рассказал, как совместить революционные убеждения, еврейский образ жизни и личные заработки. Нужно вступить в Красную армию и стать интендантом. На вопрос, что это значит, новый знакомый объяснил, что так в армии называют снабженцев. Они тогда проговорили еще часа полтора, и поезд на Бухарест уехал без Каплуна.

В тот же день Исаак явился в ближайшее расположение Красной армии. Нашел командира. Сообщил ему, что имеет большой опыт революционной борьбы и хозяйственной деятельности. Через полчаса он примерял красноармейскую форму.

В день, когда Гройсман привез самогон, исполнилось ровно три месяца, как Каплун служил у красных. Дочитывая у себя в сарае утреннюю молитву «Шма Исраэль», он никак не мог сосредоточиться на ее содержании. Отвлекали его две мысли: во-первых, как избавиться от опостылевшей Броньки-комиссарши, которая, как солдат, храпит за занавеской, и, во-вторых, хорошо бы заиметь надежного компаньона-поставщика из гражданских. Чтоб мог возвращать комиссионные при оплате за поставленный товар.

И тут в расположение хозяйственного батальона, скрипя и позвякивая, вкатилась телега, груженная самогоном. Натянув вожжи, Гройсман остановил лошадь и ловко спрыгнул на землю. Звякнули бутыли. Заржала лошадь. На шум вышел Каплун. В его руках был раскрытый молитвенник. На голове вместо кипы лежала буденновка. На узких покатых плечах криво висел грязноватый талес[21].

Увидев странного еврея, Гройсман оторопел. Через мгновение осторожно, с вопросительной интонацией, произнес:

– Шалом!

– Шалом-шалом… – не удивившись, ответил Каплун и спросил: – Вус осты гебрахт?[22]

Услышав знакомую речь, Гройсман решительно скинул брезент. В лучах утреннего солнца блеснули зеленые горлышки. По двору распространился густой запах сивухи.

Пока радостные красноармейцы разгружали самогон, Гройсман и Каплун познакомились, разговорились и почти сразу подружились.

В конце беседы Каплун заплатил за товар. Гройсман отсчитал пятнадцать процентов и вернул Каплуну. Пересчитав комиссионные, Исаак покровительственно похлопал Лейба по плечу и весело сказал:

– Теперь ты видишь, шо с нами, коммунистами, таки можно иметь дело?!

Красная армия квартировала в Райгороде две недели. Все это время бойцы беспробудно пили, дрались и орали революционные песни. Нанесли местечку значительный урон: повалили заборы, вытоптали огороды, переломали кусты и фруктовые деревья. Самогон красноармейцы получали со склада, а закуску им предложили добывать самостоятельно. В итоге во многих хозяйствах недосчитались кур, уток и гусей.