Но надежда столь хрупка, Мэттью. Нет ничего проще, чем убить ее. Но есть еще вы двое, в самом глазе бури, и каждый может видеть, что вы чувствуете, переживать то же, что и вы. Они могут увидеть, что надежда – не глупость. Вы любите друг друга, поэтому и они любят вас. Я… Мне кажется, я знал это уже давно, но не хотел замечать.

– Потому что из-за меня твои надежды рухнули, – прошептал Мэттью.

– Нет. Нет. Слушай меня, Мэттью. Я хотел Фиону. Она вызывала во мне страсть, не надежду. Только вы вдвоем, ребята, давали ее мне. Только вы оба. – Он облизал потрескавшиеся губы. – И еще кое-что. Я хочу, чтобы ты просканировал меня. Хочу, чтобы ты знал все.

– Ты слишком слаб для этого.

– Но если я умру…

– Не умрешь, – сказал Мэттью. – Мы связались с нашим контактом. Baraka Industries выслала вертушку три часа назад. Мы отправляемся домой.

– Где… – он выкашлял что-то по ощущению неотличимое от горящих углей. – Где дом на этой неделе?

– Ты знаешь. Там, где Фиона.

Совершенно ничего не значащая улыбка на округлом лице и взгляд тигра – таков был Халид Ахмед, сенатор от Объединенных Исламских Наций. То, что он появился не лично, а на экране коммуникатора, ни в малейшей степени не уменьшило эффект присутствия.

– Директор Вацит, – начал он, – надеюсь, у вас все благополучно сегодня.

– Более чем, благодарю вас, сенатор. Чем могу служить?

– Может быть, вы поясните мне, зачем "Варона" готовится к перелету на Венеру. Поправьте меня, если я ошибаюсь, директор, но я не сомневался – как и в том, что там на поверхности кипит свинец, – что на Венере беглых телепатов быть не может.

– Никогда не знаешь, где найдутся беглецы, сенатор.

– Мистер Вацит, вы никогда не славились чувством юмора. И при всем уважении я полагаю, что ваши попытки добиться известности на этом поприще несколько запоздали. Мы оба знаем, где можно отыскать беглецов – здесь, на Земле, на любом континенте, в любой стране. И к тому же, что странно само по себе, хотя вы – директор хорошо финансируемого, высокопрофессионального ведомства с полномочиями и правами на самоуправление более широкими, чем у любой другой аналогичной организации на Земле или вне ее, эти беглецы не только благоденствуют, но и причиняют с каждым днем все больший ущерб. Взрывы по всему земному шару. Школьников похищают прямо с проверок. За три месяца "освобождены" столько же лагерей переобучения. И тут вы собрались на экскурсию по Венере.

– На тамошней орбитальной станции произошло убийство.

– Прекрасно. Ну так пошлите телепата – со следующим транспортом.

– Убийца может быть беглым телепатом, как я говорил вам, и в этом случае требуется расследование Пси-Корпуса.

– В этом случае мне требуются все детали происшествия.

– Они будут вам предоставлены. После моего возвращения. Я уже на станции "Прима", и наше окно отправления вот-вот откроется.

– Тогда, возможно, вы просто скажете мне, почему для расследования банального убийства необходимо отправляться директору Пси-Корпуса.

– Это в пределах моей компетенции как директора.

– Да, это так. Но это не повод.

В ответ Кевин только пожал плечами.

Ахмед помрачнел:

– Я имею сообщить вам, директор, что многие из нас испытывают растущее беспокойство по поводу руководства Пси-Корпусом. Вам стоит иметь это в виду.

"Иными словами, некоторые из вас начали считать себя достаточно влиятельными, чтобы избавиться от меня", подумал Кевин, кивая собеседнику и отключая связь.

– Сэр?

– Да, мисс Александер? – Он обернулся и тут же вынужден был схватиться за что попало – в невесомости земные рефлексы снова предали его. Им оставался еще час или около того карусели – никогда не помешает прогнать несколько дополнительных проверок термоядерного двигателя, прежде чем начнется торможение на следующем участке перелета. Даже осознавая это, он предпочел бы снова обрести вес, пусть даже силу тяжести будет подменять инерция.

– Можно спросить?

– Вы мой ассистент уже сколько… пятнадцать лет? Полагаю, можете.

– Почему мы летим на Венеру?

– Как неуважительно, – скривился он.

– Да, сэр, я знаю, но после четырех дней на корабле каждый начинает гадать об этом.

– Разве вам не нравится книга? Неужели она недостаточно интересна?

– Да, сэр. Я хотела сказать, интересна. Этот Бестер написал что-нибудь еще?

– Да, написал, и это, возможно, вторая среди лучших книг в умозрительной фантастике двадцатого столетия. Та, что вы читаете – лучшая. Вы не согласны?

– Я не очень-то много читала научной фантастики, современной или старинной. А эта… ну, язык странный. Хотя забавно, что вместо "сканирования" они говорят "подсматривание". note 58 Думаю, я не вижу, в чем смысл такой литературы вообще. В конечном счете, предвидеть будущее у Бестера не получилось.

Вацит дотронулся до подбородка:

– Смысл фантастики не в том, чтобы предсказать будущее, но в том, чтобы вообразить его. Это две совершенно разные вещи. Я не понимал этого, когда сенатор Кроуфорд впервые затронул эту тему, но со временем я, наконец, грокнул note 59 это.

– Сэр?

– Неважно.

– Я продолжу чтение, сэр. – Она поколебалась: – И если вы не можете ответить, сэр, – насчет того, почему мы летим на Венеру – то так прямо мне и скажите, вместо того, чтобы уводить разговор в сторону.

– Мы летим на Венеру, чтобы выяснить, что было в той дыре в Антарктиде, – сказал он.

Ее глаза раскрылись так широко, как никогда прежде в его присутствии. Это напомнило ему гораздо более молодого интерна, который некогда давным-давно вошел в его кабинет.

– Что заставило вас… почему Венера, сэр?

Он успокоился и потянулся наружу проверить, что никто их не подслушивает и не сканирует. Никого. Кроме него и Наташи, на корабле были только экипаж – все П3 и слабее – и два пси-полицейских, оба сейчас спали в корме. Что же до электронных шпионов, его личная команда вычистила "Варону".

– Только вам. Понимаете?

– Да, сэр.

– Много лет назад, еще до вашего рождения, я прикоснулся к инопланетному артефакту, одному из тех, что нашли на Марсе IPX. Не центаврианский, не нарнский, но произведенный по технологии, невиданной ни до, ни после – пока вы и я не нашли на Юкатане тот осколок. Та же технология, мисс Александер. Органическая в основе, очень продвинутая.

– Ясно. Сэр, вы могли сказать мне об этом…

– Артефакты, о которых я говорю – одна из самых тщательно охраняемых государственных тайн Содружества, мисс Александер. Даже теперь я не имею права говорить вам о них. Я сделал это только из большого личного доверия к вам.

– Да, сэр. Я ценю это, сэр.

– Тогда вы оцените и то, что сейчас я сообщу вам нечто еще более секретное – об этом не знает никто, кроме меня.

Она кивнула.

– Фрагмент с Юкатана… вы ощутили что-нибудь необычное, когда держали его?

– По правде говоря нет, сэр… но я только П5.

– Артефакт с Марса имел ту же… сигнатуру. Когда я коснулся его, то почувствовал… думаю, я должен назвать это благоговением. Мисс Александер, вы должны знать меня достаточно хорошо, чтобы осознавать, насколько я терпеть не могу все иррациональное, непроверяемое, а уж тем более действовать на такой шаткой основе. Я не доверяю тому, что нельзя объективно проверить.

– Возможно, именно поэтому я медлил все эти годы и ничего не предпринимал, даже не пытался проверить свои подозрения, потому что они зиждились на предпосылках столь… сомнительных. – Он сделал паузу, чтобы дать время на осознание сказанного. Она действительно хорошо его знала. Не пыталась подольститься или поторопить его, но просто ждала продолжения, зная, что оно последует.

– Я снова должен сделать отступление. Когда я был совсем мал – восемьдесят лет назад, мне было четыре – умерла моя мать. Она обнимала меня. Она была очень сильным телепатом, как и я, даже в том возрасте. Я ушел с нею, когда она умирала, получилось что-то вроде невольного предсмертного сканирования. Я прошел через порог, и, думаю, едва там не остался. Я видел Шалако – некоего духа, в которого верит народ моей матери. Я чувствовал, что он добрый, хороший и очень могущественный. А затем он стал моей матерью, передающей мне дар.