Человек ударил в бубен и тотчас раздался звон разбитого стекла.

Ворвавшийся с улицы ветер победоносно загудел, надувая тюлевые занавески всей своей мощью, сбросил на пол глиняный цветочный горшок и разметал по сторонам маленькие кусочки коричневого керамзита.

Джазовая мелодия наконец-то наполнилась завершённостью.

Она зазвучала громко и торжественно, её темп внезапно ускорился, словно невидимый дирижёр куда-то очень спешил и непременно, сей же час, прямо вот в эту секунду хотел поскорее покончить с затянувшимся концертом.

Высокая финальная нота эхом отразилась от потолка, и Мира вдруг чётко осознала: весь концерт был устроен только ради неё одной, и все обстоятельства этого непонятного дня переплелись между собой не случайно.

Успев выставить руки перед собой, она тут же погрузилась в темноту.

Темнота была плотной, ощутимо вязкой на ощупь, но неоднородной и кроме того пахла чем-то знакомым, но в то же время очень неприятным и Мире потребовалось некоторое время, чтобы разглядеть в ней все оттенки и цветовые нюансы.

Серые полоски справа как- будто бы прижимались к самому глазу, почти физически надавливая на зрачок, а слева, на небольшом расстоянии угадывалось пятно темнее, состоящее из маленьких плотных шариков.

Присмотревшись, Мира поняла, что шарики двигаются по чётко заданной траектории, меняясь местами, но при этом, умудряясь, не соприкасаться друг с другом.

Всё вместе это мешало разглядеть детали того, что находилось в глубине за ними.

А что за ними что-то есть, Мира почти не сомневалась.

Словно подтверждая её догадку, за границей серых полосок и чёрных шариков неясно зазвучали голоса.

Один из них был едва слышен и в нём угадывались вопросительные нотки, второй же, напротив, звучал громко и властно.

Каким-то шестым чувством Мира поняла, что ей просто необходимо увидеть обладателей голосов, потому что вдруг точно осознала, что беседа идёт о ней.

Она начала быстро махать руками перед глазами, но вскоре убедилась в том, что на помехи это не действует никоим образом.

Тогда она применила другую тактику: с силой, до появления ярких искр, потёрла их, но полоски и шарики даже не подумали исчезать.

Наоборот: потревоженные и недовольные грубым внешним вмешательством в свою жизнь, они быстро начали перемещаться из глаза в глаз, выстреливая белёсыми острыми паутинками и, как казалось, целясь прямо в центр её зрачков.

Быстро разрастаясь, паутина покрывала её голову едва видимой мягкой липкой вуалью.

В какой-то момент стало трудно дышать, и Мира поняла, что если сейчас же не совершит громадное физическое усилие, будет погребена под слоем паучьего волокна.

Откуда в её глазах взялись пауки, думать не хотелось совсем.

Опустив голову вниз, она неожиданно обнаружила, что совершенно нага.

На левой груди, возле соска сидел небольшой мохнатый паучок.

Его, ничего не выражающие блестящие глаза смотрели на неё и в них, как в зеркале, она на миг увидела отражение своего лица, наполненное ужасом и мукой.

Паучок закачался из стороны в сторону, словно пританцовывая, его тело начало мелко дрожать и пульсировать.

Протянув мохнатую лапку с острыми коготками к вдруг непонятно почему набухшему соску, он с силой вцепился в него.

Это прикосновение отчего-то причинило острую боль в правом виске.

Мира качнулась, застонала, дёрнулась всем телом вперёд, прорываясь сквозь паучьи сети и одновременно стряхивая с груди причину своей боли.

Свалившись на пол, паучок рассыпался на десятки чёрных шариков, которые покатились вперёд, повторяя траекторию, ранее изученную Мирой.

И в тот же момент стало светло, хотя источник света был ей не виден.

– Фи,– с укоризной произнёс мужской голос,– как это мелко и в то же время как по-человечески: обижать маленьких так легко, а иногда и приятно, особенно, если ты уверен в своей полной безнаказанности. Верно?

В любое другое время Мира обязательно согласилась бы с таким суждением: ей самой не очень нравились люди, бездумно обрывающие листья на деревьях или ради забавы, наступающие на муравьёв, спешащих по своим муравьиным делам.

Но только не в этот раз.

Этот раз был каким-то особенным.

Интуиция чётко подсказывала это.

Ещё ощущая неприятное покалывание в виске, Мира, сознательно не глядя на сделавшего ей колкое замечание человека, набрала в лёгкие воздух и, глядя себе под ноги, словно оправдываясь, быстро произнесла:

– Да он своими когтями вцепился мне…

Тут, вспомнив о полном отсутствии одежды, она замолчала, внезапно залившись краской, и попыталась прикрыть грудь и треугольник внизу живота руками.

– Вцепился куда?– немедленно последовал новый вопрос.

Хорошо понимая, что скрыть тело под двумя маленькими ладошками нереально и, мысленно плюнув на все приличия, Мира развела руки стороны и подняла голову.

– В мою грудь!– резко ответила она, разглядывая мужчину в ослепительно белом костюме странного покроя.

Он выглядел так, словно вот-вот должен был начаться знатный приём.

Белый костюм дополняли белые остроносые лакированные туфли и белая бабочка, едва заметная на фоне белоснежной рубашки с небольшим воротником.

Пожалуй, его можно было назвать красивым: высокий, широкоплечий, с орлиным носом и гладко зачёсанными назад длинными светлыми волосами, он стоял, опираясь на белую трость, изрезанную странными иероглифами.

Но глаза, его глаза…

Мира могла поклясться, что в этом взгляде совершенно отсутствует жизнь.

В нём не было и тени любопытства или укора, ни одной, пусть даже самой простой человеческой эмоции.

Подобный взгляд можно было встретить только у манекенов, выставленных в витринах магазинов и ещё, наверное, у мёртвой рыбы, покорно лежащей в металлических лотках на искрящемся колотом льду и безропотно ожидающей своей очереди быть поджаренной в большом количестве масла.

Неожиданно перед глазами Миры возник один из таких лотков.

Приминая друг друга плоскими чешуйчатыми телами, на нём вперемешку лежало множество ещё живой рыбы.

Одна из них, находящаяся на самом верху, сильно била хвостом и, раскрыв рот, с жадностью хватала воздух, который в отсутствии спасительной воды всего лишь продлевал её мучительную затяжную агонию.

Из жабр рыбы вытекла тоненькая струйка тёмной густой жидкости и, соприкоснувшись со льдом, она тут же окрасила его в неприятный розовый цвет.

Тошнота подкатила к горлу и Мира инстинктивно глотнула воздух, подумав, что сейчас сама похожа на рыбу, лишённую привычной среды обитания.

Блондин едва заметно повёл плечами, и видение тут же исчезло.

– Значит, в грудь?– как-то вяло и без особого интереса поинтересовался он.

Мира сочла за лучшее промолчать.

– Женская грудь всегда являлась предметом самого пристального мужского внимания,– усмехнулся блондин,– а этот паучок, насколько мне известно, принадлежит именно к мужскому полу, так что лично я не вижу ничего странного в том, что он в числе прочих заинтересовался ей.

– Каких прочих?– для чего-то спросила Мира.

– Тебе лучше знать.

Опустив голову, Мира посмотрела на свою грудь, покрывшуюся гусиной кожей, и подумала, что совсем не ощущает холода.

– Третий размер,– продолжил мужчина в том же тоне, опять заставляя её краснеть,– отчего-то считается самым привлекательным. Стоит отметить, что при этом никто не восхищается таким же размером мужской груди. Я нахожу в подобной ситуации большую несправедливость. Впрочем, в мире так много несправедливости, что подобная мелочь вряд ли должна удивлять индивидуума с пытливым умом. Не находишь?

– Нет, не нахожу. Вернее, не знаю. Если честно, я никогда не думала об этом в таком ракурсе,– осторожно ответила Мира.

Она понимала, что стоящий напротив мужчина открыто и, совершенно не скрывая этого, насмехается над ней, но интуиция подсказывала, что в данный момент эту насмешку стоит стерпеть.