Гашек взглянул на Итку: он узнал, что хотел, пора уходить – к вечеру в заведении становилось слишком людно.

– Если достанете мне уголек и бумагу, – тихонько добавил художник, – я нарисую ту вещь еще раз.

– Мы… – растерянно произнесла Итка: ее, как и Гашека, беспокоила хаггедская речь за соседним столом. – Нам…

– Но не здесь. – Драгаш предупреждающе потряс пальцем. – Раз вам кажется, что искали подвеску, а теперь могут искать вас… Я живу у одной вдовы тут неподалеку, на Кожевенной улице, маленький дом с разбитым окном. Калитка всегда приоткрыта, не перепутаете.

Вставая, он крикнул корчмарю, чтобы тот записал эль на его счет. Хозяин пробормотал что-то себе под нос и склонился за длинной стойкой.

Итка проводила Драгаша глазами и взяла Гашека за рукав.

– Это нам и нужно.

– Что нужно?

– Учетная книга. Нам нужен листок бумаги. На досках объявлений все вымокло.

Гашек нахмурился.

– Может, лучше попросим того старика с рынка? Он выглядел ученым человеком, наверняка умеет читать – вдруг и бумага найдется.

– Как ты собираешься его искать? По запаху?

– Ну… – замялся Гашек. – Я не знаю. У корчмаря же будут вопросы.

– А мы не станем просить разрешения.

Гашек многозначительно обвел глазами корчму, в которой почти не оставалось свободных мест. Итка подвинула к нему кружку, сунув под дно неожиданно появившуюся в ладони монету.

– Отвлеки их, а я раздобуду листок.

И кивнула в сторону стола, где тощий мужичок раскладывал карты для новой партии в «осла и батрака».

Гашек вздохнул. Что поделаешь? Выиграть будет сложно – говорят, все господские ублюдки везучие, но в карты Гашеку никогда не везло. Только переспорить Итку еще сложнее.

Он в пару глотков осушил кружку и поднялся со скамьи. Сделал совсем не испуганное лицо, постарался не думать об Итке, чтобы ее не выдать. Сразу же заприметив его, игрок пригласил присоединиться: видно, победа волновала его больше ценного выигрыша, потому как Гашек едва ли походил на того, кто в состоянии сделать хорошую ставку.

Мужичок широко улыбнулся, приветствуя нового соперника. Получилось не слишком дружелюбно, потому что у него недоставало нескольких передних зубов, а уцелевшие покрывал изжелта-серый налет.

– Здорово, парнишка! Не видел тебя тут раньше.

Гашек неуверенно кивнул и выложил на стол единственную монету. Игрок, тасуя остаток колоды, усмехнулся.

– Да ну их, эти блямбы. Давай лучше на мои сапоги, – предложил он, повернувшись боком и задрав ногу, чтобы продемонстрировать блестящие, высокие голенища. – И на твои перчатки.

Гашек согласился и тут же вспотел: обмен неравноценный, а значит, игрок мог оказаться шулером. Голова звенела от беспокойства об Итке. Оставалось надеяться, что именно сейчас сработает способность Гашека в момент напряженного размышления выглядеть круглым дураком.

Несмотря на опасения, карта шла превосходно: в конце второго хода Гашек оставался в выигрыше. Противник, чье дружелюбное настроение быстро улетучилось, не собирался сдаваться, хотя в глазах собравшихся зрителей у него уже удлинились уши. Корчма по большей части болела за Гашека – то ли из любви к азарту, то ли из жалости. Иные даже решили побиться об заклад. На третьем ходу победа Гашека стала очевидной, и его соперника торжественно провозгласили ослом.

Проигравшего это категорически не устроило. Гашек и думать забыл о том, что ему полагаются сапоги, – настолько устрашающе багровый оттенок приняли щеки человека напротив. Стоило огромных усилий не обернуться: лучше бы Итке уже добраться до учетной книги. Игрок медленно поднялся со скамьи, набрал в грудь воздуха и громогласно заявил:

– Шулер!

На счастье Гашека, «Полторы кобылы» не растерялись.

– Сам ты шулер, на той неделе меня на две монеты обсчитал, сволочь! – крикнул кто-то из ставивших на проигрыш сапожника.

Тот перевел полный злости взгляд на посетителя и покраснел еще сильнее.

– Да дерьма птичьего стоят твои монеты! Фальшивки сраные! – парировал игрок и ткнул пальцем в Гашека. – У тебя вон тоже пес знает что за дрянь вместо серебра! Который это владыка, а? Не припомню я что-то у наших владык таких клювов!

Это пахло уже совсем плохо. Гашек встал, предчувствуя, что сапожник может броситься на него с кулаками. В любом случае после публичного обвинения в нечестной игре и фальшивомонетничестве стоило покинуть корчму как можно скорее.

Хозяин растолкал собравшихся в плотное кольцо посетителей.

– А ну, притихли все! Чтоб я еще раз пустил играть внутри! Брысь отсюда!

Через головы Гашек увидел, как в приоткрывшихся дверях мелькнул рыжий всполох.

В суматохе ссоры, разгоревшейся между сапожником и обманутым покупателем, который именно теперь, после пары-другой кружек эля, решил отстоять свои права, выскользнуть из корчмы оказалось немного проще. За Гашеком увязался подозрительный школяр, но быстро выяснилось, что тот вышел просто по нужде.

Итка уже выводила лошадей.

– Знаешь, куда идти?

– Ты его достала?

– Конечно. Ты перестарался, но все равно помогло. Так куда идти?

– Давай-ка верхом, – предложил Гашек.

Волна шума внутри корчмы приближалась к дверям: кого-то опять пытались оттуда выдворить. Они быстро вскочили в седла и выехали в холодный, неприятный вечерний дождь.

Однако вскоре тучи ушли на восток, и в напоминание о ненастье остались только глубокие лужи. Город уже надел вторую личину: бронтские улицы предлагали удовольствия на любой вкус и почти любой кошелек. За деньгами да ценностями стоило следить внимательно, потому что на одного мирного прохожего приходилось по паре-тройке пройдох.

Свернув на Кожевенную, Итка и Гашек проехали мимо полноватой женщины, на ходу поправляющей платье с большим вырезом на груди. Ее клиент вывалился из-за угла через десяток шагов и, шумно отрыгнув, поплелся в ночь.

Дом, указанный Драгашем, действительно отличался от других: Кожевенная – ухоженная улица, почти без ям, и все строения здесь выглядели прилично. Разбитое окно одноэтажного домика с чердаком невыгодно выделялось среди аккуратных ставней богатых соседей. Из-за трещин на чужаков с опаской поглядывала беременная трехцветная кошка.

Улица притихла, но Гашек все равно огляделся по сторонам, прежде чем спешиться и толкнуть незапертую калитку. Во дворике оказалось на удивление чисто и пусто – возможно, одно проистекало из другого. Итка собиралась постучать, но дверь отворилась сама: кошка выскочила оттуда и сразу же скрылась за оградой. Послышался приятный женский голос, напевающий старинную колыбельную. Выдохнув, Итка перешагнула порог. Гашек пошел за ней следом.

В сенях, укачивая уже спящего младенца, на низенькой скамье сидела немолодая женщина в грязно-сером платье. Это могла быть только вдова. Она подняла на вошедших усталые глаза, очерченные мрачными синяками, и вопрошающе кивнула.

– К Драгашу, – неуверенно шепнула Итка.

Вдова помотала головой и осторожно поправила младенцу пеленку. «Мы не могли ошибиться домом, – пытался сообразить Гашек, – и обогнать Драгаша по пути тоже. Он должен быть уже здесь, если только не… что? Что могло его задержать?»

Вдова снова глянула исподлобья, давая понять, что им лучше уйти. Они так и поступили, но задержались на крыльце, не зная, ждать художника здесь или попытаться найти его в вечернем Бронте.

Красавица беспокойно фыркнула и ударила копытом.

– Что-то тут неладно, – вполголоса произнес Гашек. – В Бронте опасно, Драгаш может не вернуться вообще. Я знаю, куда нам нужно. В Тарду. Отсюда дней пять на север. Далеко, но как-нибудь доберемся.

– Почему туда?

– Он сказал, что из-за того рисунка господин Гельмут вызывал к себе конюха.

– Что не так с конюхом? – не поняла Итка.

– В тот день он спешно уехал, а из Тарды вернулся с братом. Тот заночевал в Кирте и исчез вместе с нашей лучшей лошадью. Думаю, это был гонец.

– Что ты там можешь «думать»? Тебе сколько было, лет шесть?