Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
Заключение.

Приведенные материалы говорят о двух основных этапах развития городища. Первый — зарубинецкий, когда была начата насыпь вала 1 и было вырыто много ям на площадке созданного городища (рис. 5). Возможно, в этот период на площадке городища располагались легкие наземные жилища типа известного по раскопкам Чаплинского городища[226]. Единичные находки керамики и других вещей милоградской культуры не могут служить свидетельством создания укрепления в эпоху раннего железа (рис. 20, 8; 25, 6). Находки на Милоградском городище в одной углубленной в землю постройке зарубинецких культурных остатков, хорошо датированных фибулами, вместе с вещами милоградских форм объясняют подобное сочетание материалов на площадке Колочинского городища[227].

Весь комплекс находок на городище Колочин I позволяет сделать некоторые нижеизложенные выводы.

Зарубинецкий период в жизни городища не был продолжительным. Он закончился какой-то катастрофой, след которой хранят остатки пожарища в первой насыпи вала 1.

Второй период — основной, о чем говорит мощность культурных остатков, относящихся к середине I тысячелетия н. э., — также не был периодом затишья. В эти времена были усилены укрепления городища валом 2 с напольной стороны и насыпан вал вокруг площадки (рис. 5; 12, 1). На валах возвышались мощные деревянные конструкции (рис. 11). Для того чтобы из-за них выглянуть, надо было взойти на специальные деревянные мостки типа «заборол» Киевской Руси[228]. Из предосторожности оба входа на городище были расположены над крутыми обрывами берега, с западной и восточной сторон городища. До окончательного разгрома городища оно два раза подвергалось нападению. Его укрепления дважды горели, судя по углистым остаткам в разрезе вала 1. В период создания или возобновления мощных укреплений был сильно поврежден культурный слой зарубинецкого времени, так как землю для подсыпки валов брали с середины площадки городища. Видимо, именно потому средняя часть городища углублена и там почти нет культурного слоя (рис. 4, 1). Основные находки были сделаны по краям площадки (рис. 21). Масса сосудов, стоявших под навесами мостков, хранила запасы пищи и питья, предназначенные на случай осады. Иногда в раздавленных сосудах, найденных по краям городища в слое пожарища, сохранялись остатки обгорелого проса и чечевицы. Здесь же на краю городища в квадрате 307 был спрятан клад из четырех серпов, присыпанный землей с углистыми остатками.

Трудным остается вопрос об абсолютной датировке Колочина I. Основная часть немногочисленных вещевых находок определяется нами как зарубинецкая (глиняные пряслица, бусы, почти все бронзовые и некоторые железные изделия) (рис. 24, 1, 2, 4-10; 25, 8, 9, 11). Лишь характерный керамический комплекс и часть изделий из железа, как, например, обломок наконечника копья (рис. 25, 1), орудия рыбной ловли (рис. 25, 2, 3, 10; 26, 12, 13) и сельского хозяйства (рис. 27), — вот тот материал, по которому можно судить об основном периоде существования городища. Удивительно замкнутый образ жизни, который вело в это время население, занимавшееся примитивным земледелием и рыбной ловлей, не позволяет привлечь для сравнения хорошо датированные материалы южных и западноевропейских культур. Все изделия середины I тысячелетия н. э. изготовлены на месте и сопоставление инвентаря возможно только с предметами, принадлежащими той же культурной среде, которые, как известно, датированы подчас еще недостаточно точно. Во всяком случае, простые непрофилированные формы горшков первого типа и железный наконечник копья находят аналогии среди материалов середины I тысячелетия н. э. Железные серпы из клада по форме соответствуют серпам VII в. н. э.[229] Весь комплекс находок подтверждает существование городища в VI–VII вв. н. э.[230]

Окончательный и последний разгром городища произошел где-то в конце VII–VIII в. н. э. По-видимому, победителям принадлежал засевший в земле на площадке городища железный наконечник дротика-сулицы или арбалетной стрелы с плоским острием треугольной формы, с двумя шипами и перевитой у острия длинной втулкой (рис. 26, 11). На некоторое время осаждавшие городище завоеватели даже поселились западнее его, где было найдено жилище этого времени, обложенное деревом и отапливавшееся печью-каменкой (землянка 2), с характерным керамическим комплексом. Постройка возникла на месте древнего селища середины I тысячелетия н. э., следом которого являются многочисленные хозяйственные и столбовые ямы и слегка углубленная в землю жилая постройка (землянка 1). Кстати заметим, что территория западнее городища, где найдены оба вышеупомянутых жилища, использовалась в еще более раннее — зарубинецкое время. По-прежнему остаются загадкой находимые на пашне отдельные кальцинированные косточки, так как раскопами, траншеями и шурфами могильника зарубинецкого времени здесь обнаружить не удалось. Материалы зарубинецкой поры существенно отличаются от комплекса вещей середины I тысячелетия н. э. Как невозможно смешать металлический инвентарь и бусы, так прекрасно различается и керамика обоих периодов. Примесь шамота и дресвы и лощеная поверхность сосудов зарубинецкого времени, формы горшков с отогнутым украшенным пальцевыми вдавлениями или насечками венчиком, угловатые миски не находят никаких параллелей в керамике середины I тысячелетия н. э. (рис. 22, 1–7).

Посуда позднейшего времени, видимо принесенная чуждыми, разорившими городище племенами, также резко отличается своими особенностями от обоих типов горшков середины I тысячелетия н. э., изготовленных из грубой глины с примесью дресвы (рис. 15, 1, 3, 5; 17; 20, 1–5). В заполнении постройки 2 (землянка 2) и возле нее были найдены плечистые горшки и сковородки. Горшки украшены по венчику и по плечикам характерной роменско-боршевской гусеничной орнаментацией или треугольниками, наколотыми на плечиках горшка и восходящими к юхновской системе орнаментации (рис. 15, 4, 6, 7; 20, 6, 7). Примесь шамота в керамике из постройки 2 (землянка 2) совершенно чужда посуде населения, использовавшего колочинскую крепость-городище в середине I тысячелетия н. э.

Такое несходство в формах, орнаментации и тесте керамики зарубинецкого времени середины I тысячелетия н. э. и роменско-боршевской культуры заставляет усомниться в возможности считать эти памятники генетически между собою связанными. Нередко исследователями строятся типологические ряды, якобы отражающие плавное эволюционное развитие славянских племен и их культуры. От наиболее древних зарубинецких форм керамики и даже более древних раннежелезного времени они пытаются проследить переход к формам удлиненно-баночных, почти непрофилированных горшков середины I тысячелетия н. э. корчакского типа и затем с ними связывают сосуды роменско-боршевского типа, непосредственно предшествующие Киевской Руси. Правда, следует заметить, что более осторожные исследователи связывают определенно между собою только два-три звена из предполагаемой типологической цепи, например, памятники корчакского типа и роменско-боршевские или только культуру зарубинецких полей погребений и памятники норманского типа и т. п.[231] Раскопки на одном памятнике, имеющем остатки трех эпох в Колочине I, не отражают эволюционного пути развития, а говорят о сменах населения, сопряженных с насилием. В то же время не вызывает сомнений ограниченное число и обособленное положение памятников середины I тысячелетия н. э., в частности, в южной Белоруссии. Как уже было отмечено, несмотря на тщательные поиски и разведки Славянской экспедиции Института истории материальной культуры АН СССР в Верхнем Поднепровье, памятник в Колочине остается изолированным. Из числа опубликованных находок некоторые аналогии Колочину дают городище Тушемля на Смоленщине второго периода его существования, возможно продолжавшегося несколько дольше, чем на описываемом памятнике, и городище Банцеровщина в Минской области. Эти пункты, как и городище Колочин I, были сильно укрепленными центрами[232].

вернуться

226

П.Н. Третьяков. Чаплинское городище, стр. 119–152.

вернуться

227

О.Н. Мельниковская. К вопросу о взаимосвязи памятников милоградской и зарубинецкой культур. — СА, 1963, № 1, стр. 32–42.

вернуться

228

П.И. Рапоппорт. Очерки по истории русского военного зодчества X–XIII вв. — МИА, № 52, 1956, стр. 124, 125.

вернуться

229

H. Moora. Die Eisenzeit in Lettland, Teil. I. Tartu, 1929, s. 512; Teil. II. Tartu, 1938, tabl. XXXVII, 4–7; В.П. Левашева. Сельское хозяйство. — Сб. «Очерки по истории русской деревни X–XIII вв.». «Труды Государственного Исторического музея», вып. 32, стр. 60–75, табл. в конце книги, 13–14.

вернуться

230

Произведенный радиоуглеродной лабораторией ЛОИА АН СССР анализ древесных остатков из Колочина I (два образца) не помог уточнить предлагаемую датировку, показав: для городища 920±100; для землянки 2 — 2180±160.

вернуться

231

В.Н. Даниленко. Памятники ранней поры железного века в южной части Полесья УССР. — Доклады VI научной конференции Института археологии АН УССР. Киев, 1953, стр. 208; его же. Славянские памятники I тысячелетия н. э. в бассейне Днепра. — КСИА АН УССР, вып. 4, Киев, 1955, стр. 27–29; И.И. Ляпушкин. Место роменско-боршевских памятников среди славянских древностей. — «Вестник ЛГУ», № 20, 1956, стр. 45–60; А.И. Тереножкин. К вопросу об этнической принадлежности лесостепных племен Северного Причерноморья в скифское время. — СА, XXIV, 1955, стр. 7-28; его же. Прародина славян и Лужицкая культура. — КСИА АН УССР, вып. 11, Киев, 1961, стр. 7–9; И.П. Русанова. Археологические памятники второй половины I тысячелетия н. э. на территории древлян. — СА, 1958, № 4, стр. 33–46; ее же. Археологические памятники древлян. Автореферат диссертации. М., 1960, стр. 6–8; Л.Д. Побаль. Паселеннi i могiльнiк зарубiнецкай культуры у Чаплïне. — Весцi Акадэмii навук Беларускай ССР, № 3, 1959, стр. 82–83; его же. Поселения и могильник зарубинецкой культуры в Чаплине. Автореферат диссертации. М., 1960, стр. 16–19; Ю.В. Кухаренко. Памятники пражского типа на территории Приднепровья. — Slavia Antiqua, VII, Poznań, 1960, str. 113, fig. 3.

вернуться

232

А.Н. Лявданский. Археологические исследования в БССР после Октябрьской революции. — Сообщения ГАИМК, № 78, 1932, стр. 58–59, табл. II, 18–22, см. также статьи Л.В. Артишевской и Е.А. Шмидта в данном томе.

45
{"b":"869364","o":1}