Через год Ростислав был уличен в заговоре и изгнан Изяславом к отцу: «Се, брате, ты еси ко мне от отца пришел, оже отец тя приобидил и волости ти не дал. Яз же тя приял в правду… и волость ти есмь дал, ако ни отец того вдал, что я тобе вдал».

Как видим из этих пространных речей, ни приезд Ростислава, ни изгнание его не подходят к той ситуации, в которой Андрей произнес свою знаменитую фразу о Курском княжении: когда киевский князь принимал коммендацию Ростислава, тот получил хорошие волости и не жаловался на их мизерность; когда же его посадили в лодку с четырьмя отроками без дружины и отправили из Киева, тут уж было не до выбора волостей.

Н.Н. Воронин очень уверенно говорит о том, что «автор Слова лично знал сына Юрия Долгорукого Ростислава Юрьевича»[202]. Если мы примем это не очень осторожное утверждение, то должны будем начисто отвергнуть все то, что в «Слове» Даниила говорится о князе Ярославе Владимировиче, сыне великого князя киевского: ведь Ярослав, как мы видели, мог родиться не ранее 1152 г., а Ростислав умер за два года до его рождения в 1150 г. Даниил же обращается к Ярославу «ун возраст имея». Юный возраст корреспондента Ярослава Владимировича, в 1180-1190-х годах исключает возможность личного знакомства Даниила с давно умершим Ростиславом Юрьевичем.

Среди многочисленных князей, носивших имя Ростислава, могут быть привлечены только трое современников Ярослава Владимировича:

1) его брат Ростислав Владимирович (упом. 1190–1202 гг.);

2) Ростислав Рюрикович (1171–1218 гг.);

3) Ростислав Ярославич Сновский (1174–1213 гг.).

Двое последних Ростиславов были зятьями Всеволода Большое Гнездо и тем самым могли попасть в поле зрения Даниила в короткие сроки их приездов в Суздальщину.

Ростислав Рюрикович, женатый на Верхуславе Всеволодовне, провел в Суздальской земле всю зиму 1193/94 г., гостя у тестя, а Ростислав Ярославич, сын черниговского князя, был здесь в 1189 г.; присутствуя при освящении Успенского собора во Владимире. Оба эти князя враждебно относились к адресату Даниила Ярославу Владимировичу: Рюрикович выгнал его из Вышгорода в 1205 г., а Ярославич взял в плен его брата и увел пленника в свой город в 1207 г. Конечно, это не мешало Даниилу в более раннее время беседовать с кем-либо из них, но едва ли эти князья жаловались ему на бедственность своего положения: Ярославич владел Сновском и жил под покровительством своего «сильного и богатого и многовоего» отца, а Рюрикович владел Торческом, а потом Белгородом и Вышгородом, фактически был после 1187 г. соправителем отца и тоже не имел оснований сетовать на свою судьбу.

Наиболее вероятно, что в письме к Ярославу Владимировичу простое упоминание князя без отчества, без каких бы то ни было опознавательных признаков («не лгал бо ми Ростислав князь…») относилось к его родному брату, мелкому захудалому князьку Ростиславу Владимировичу, теснимому могущественными «Ростиславичами» — великим князем киевским Рюриком и его воинственным сыном Ростиславом Торческим, от которых «Володимеричи» находились в вассальной зависимости.

Группировавшиеся вокруг небольшого городка Треполя трое братьев Ярослава Владимировича (Мстислав, Ростислав и Святослав), оказавшиеся между великим князем и Ольговичами, много раз, очевидно, могли вспомнить крылатую фразу, сказанную полвека тому назад по поводу тягостного и унизительного положения князя, оттесненного соперниками на положение мелкого удельного владетеля вроде князя курского.

Итак, в собеседнике Даниила Заточника, князе Ростиславе, предпочитавшем смерть нищенскому уделу, естественнее всего видеть брата адресата Даниила, князя Ростислава Владимировича, упоминаемого летописями с 1190 по 1202 г.

Географические наименования «Слова» и «Моления».

Два списка географических пунктов содержат как общую часть, так и такие города, которые есть только в одном из них.

В общую часть входят: Боголюбово, Белоозеро, Лачь-озеро. Все эти пункты, включая и озеро Лаче, часто причисляемое почему-то к новгородским владениям, входят в Ростово-Суздальскую землю[203].

Боголюбово — великокняжеская резиденция, а Белоозеро и Лачь-озеро — ростовские владения. Может удивить отсутствие в этом списке города Владимира на Клязьме, столицы Северо-Восточной Руси, но его здесь заменяет загородный замок Боголюбово.

Судя по этому перечню Даниил был связан в момент написания своего «Слова» с Северо-Восточной Русью, с ее княжеским центром и самой отдаленной окраиной — озером Лаче в Белозерском краю.

Интересны отличия двух списков географических названий. В том перечне, который связан с Ярославом Владимировичем («Слово»), стоит Новгород, отсутствующий в «Молении», где список северо-восточных пунктов открывается Переяславлем (которого нет в «Слове»).

С этим хорошо согласуется и то, что князь Ярослав Всеволодич, адресат «Моления», назван князем «над переяславцы». Переяславль-Залесский Ярослав получил в удел в 1213 г. (или около 1207 г.). Под Переяславлем иногда понимают Переяславль Южный, где Ярослав Всеволодич княжил в свои отроческие годы (1201–1206), но, как увидим далее, это не согласуется с хронологией «Моления», написанного много позднее. Отсутствие в тексте «Моления» Новгорода наводит на мысль, что оно адресовано князю в тот момент, когда напоминать ему об этом буйном боярском городе было неудобно, а таких моментов за время с 1215 по 1236 г. было несколько. После 1236 г., когда Ярослав стал великим князем киевским, к нему уже странно и непочтительно было бы обращаться только как к переяславскому князю.

Для того чтобы окончательно выяснить взаимоотношения «Слова» и «Моления», рассмотрим датировку каждого произведения, а после этого сможем перейти и к вопросу о количестве авторов. Методически правильнее начать с наиболее изученного «Моления».

Датировка произведений, связанных с именем Даниила Заточника, всегда опиралась на время княжения двух Ярославов, упомянутых в «Слове» и в «Молении». Для «Слова» это был диапазон 1182–1199 гг., а для «Моления» — 1201–1237 гг. (или более узко — 1213–1236 гг.)[204]. Только И.У. Будовниц, опираясь на исследование языка, произведенное С.П. Обнорским, решался указать такие даты: «Слово» — конец XI — начало XII в.; «Моление» — XIV в., разведя оба произведения на целых два столетия[205].

Различия в языке могут объясняться как местом происхождения авторов (если «Слово» и «Моление» писалось разными людьми), так и различием социальной среды (автор «Моления» — бывший холоп) и разной степенью книжной образованности.

Нам необходимо извлечь максимум сведений из той фактической основы (имена князей и география), которая содержится в обеих челобитных. До сих пор еще не предпринимались попытки детального сопоставления всех сведений и намеков в «Слове» и «Молении» с реальной летописной биографией адресатов Даниила (или Даниилов).

Начнем такое сопоставление с «Моления», чтобы точнее определить верхний хронологический рубеж нашего основного объекта исследования — «Слова». Мы вполне можем согласиться с теми исследователями, которые датируют «Моление Даниила Заточника» 1220-ми гг., временем после битвы на Калке[206]. Однако «Моление» содержит, на наш взгляд, некоторые дополнительные данные, помогающие уточнению даты.

Во-первых, надо считаться с тем, что автор «Моления», переделывая более раннее «Слово», вычеркнул из него Новгород и заменил его Переяславлем. Появление Переяславля, домена Ярослава Всеволодича, не может нас удивить, но исчезновение имени Новгорода из послания, адресованного тому князю, который половину своей жизни был с Новгородом связан, нас настораживает. Не является ли это указанием на то, что «Моление» писалось в такое время, когда Ярослав находился в ссоре с Господином Великим Новгородом, когда упоминание буйного города могло обидеть князя, когда его сфера ограничивалась одним Переяславским княжением?