Боярин Гордята жил в старой аристократической части города. Его двор, как всем известный ориентир, служил летописцу 1070-х годов для обозначения древних районов Киева. Ставко Гордятич, очевидно сын этого Гордяты, в те же годы уже воеводствовал и вместе с юным Владимиром Мономахом уезжал из Киева в походы; судя по уменьшительному имени, Ставко тоже был еще молод.

Много лет спустя Ставр, к этому времени боярин и сотский Новгорода Великого, прогневил Мономаха и был вызван в Киев. Здесь летописный лаконичный рассказ сплетается с красочным повествованием былины. «В лето 1118. Того же лета приведе Володимирь с Мстиславом вся бояре новгорочкые к Кыеву и заводи я к честному кресту и пусти их домов, а иные у себе остави.

И разгневася на ты, оже грабили Даньслава и Ноздрьчю и на сочького на Ставра и заточи я вся»[69].

Былина «Ставр Годинович» (иногда Гординович) или «Ставр боярин» рассказывает о том, как в Новгороде привольно живет богатый боярин Ставр Годинович:

Расхваставшегося боярина оговаривают перед князем Владимиром, и тот приказывает заточить его

В итоге мы располагаем следующими данными о Ставре Гордятиче:

а) Летописный свод Никона 1073 г. — «Град же бе Киев, иде же есть ныне двор Гордятин и Никифоров»;

б) «Поучение» Владимира Мономаха, написанное в конце XI в. — Ставко Гордятич дружинник Владимира Мономаха (1069–1070 гг.);

в) Новгородская 1-я летопись — Боярин Ставр, новгородский сотский, вызван в Киев князем Владимиром и заточен (1118 г.);

г) Былины — Ставр Гординович, новгородский боярин, вызван в Киев князем Владимиром и заточен. Впоследствии освобожден своей женой;

д) Граффито № 1 Софийского собора в Киеве (предполагаемый автограф Ставра) —

е) Граффито № 2 — Писал

После этих сопоставлений можно с достаточной степенью уверенности говорить о собственноручной надписи боярина Ставра Гордятича, сделанной им в соборе, возможно, в 1118 г.; для точной датировки у нас нет данных. Боярин писал убористо, твердо, с индивидуальными особенностями (буква «Б» с выступающей влево верхней перекладиной), обнаруживая давнюю привычку к письму. Ставру, как и Владимиру Мономаху, было, вероятно, к 1118 г. далеко за 60 лет. Неизвестный киянин, удостоверивший автограф, писал небрежно, быстро, размашисто, но самый факт такого внимания к записи Ставра свидетельствует о повышенном интересе к этому опальному боярину.

В беглом обзоре русского эпиграфического материала были рассмотрены далеко не все его категории, но даже частичные извлечения показывают, что русская эпиграфика обладает разносторонними историческими источниками[71].

Задачи дальнейшего изучения сводятся к следующему:

а) научная разработка «эпиграфической палеографии» на основе датированных памятников;

б) приведение в систему и датировка массового материала;

в) продолжение систематических расчисток граффити во всех древнерусских городах и публикация корпуса надписей;

г) сравнительное изучение лингвистами и историками всех памятников, писанных кириллицей и глаголицей, с учетом болгарских и сербских материалов;

д) использование данных эпиграфики в общеисторических работах и в работах по истории культуры, языка и быта.

Опубликовано: История, фольклор и искусство славянских народов. Докл. советской делегации на V международном съезде славистов. София, сентябрь 1963. — М., 1963.

Запись о смерти Ярослава Мудрого

Среди древних граффити Софийского собора в Киеве, обнаруженных за последнее время С.А. Высоцким, особый интерес представляет надпись (№ 2) о событии 1054 г. (рис. 8). Ознакомление с надписью на месте позволяет сделать несколько выводов.

Палеографически надпись очень близка к Остромирову евангелию 1056–1057 гг.

Надпись состоит из девяти коротких строк; конец ее определен горизонтальной чертой. Строки 7-я и 8-я, к сожалению, не читаются — там сохранились только следы отдельных букв.

Писавший несколько раз ошибался, зачеркивал ошибки и писал вновь. Так, в конце 1-й строки зачеркнуты буквы

и вместо них в начале следующей строки написано . Слово «февраль» написано через «ѣ»; в слове «нашего» пропущен второй гласный звук. В конце пятой строки неясно написана буква «С», начата и недописана буква «К»; обе буквы повторены в начале следующей строки. В 6-й строке зачеркнут «Ь» и вместо него поставлено «Е».

Надпись начинается датой:

. Знак единиц, хотя и приподнят над строкой, но, несомненно, относится к этому числу, так как вокруг даты нет других надписей. Следовательно, год — 6562=1054.

Надпись читается так:

Написание

(февраль) характерно для XI–XII вв. Не ранее XII в. появляется более близкая нам форма «февраль» (Псковская 1-я летопись 1138 г.).

Слово

обычно писалось как [72].

Писавший надпись пропустил предпоследнее и, а начальное

заменил на , что подтверждает датировку надписи XI в., когда под влиянием болгарской письменности злоупотребляли «юсом».

Слово «успение» применялось обычно для обозначения смерти богородицы или святых. Помещенное под титлом слово

можно раскрыть двояко: «царя» или «цесаря». Оба эти варианта применялись в XI в., и оба они в сокращении под титлом выглядели одинаково. Расшифровка надписи:

«В (лето) 6562 месяца февраля 20-го успение царя нашего…»

Чью смерть отметила эта запись? Кого назвал своим царем киевлянин XI в., и к кому применил он торжественное слово «успение»?

В 6562 г. (по мартовскому счету) скончался цесарь Византии Константин IX Мономах, и под этим же 6562 г. русская летопись отметила смерть великого князя киевского Ярослава Владимировича. Как предполагал в свое время М.Д. Приселков, Ярослав Мудрый принял около 1037 г. императорский титул[73], а, следовательно, наименование царя могло в равной мере относиться к обоим монархам.