Вопрос решают месяц и день смерти: Константин Мономах умер 11 января[74], а Ярослав — 20 февраля, т. е. в тот самый день, который и обозначен в записи об «успении». Ипатьевская летопись под 6562 г. сообщает: «Преставися князь Руский Ярославь… Ярославу же приспѣ конѣць житья и предасть душю свою мъсяца февраля в 20 в суботу 1 недели поста…»[75]

Впрочем, следует сказать, что вопрос о точной дате смерти Ярослава Мудрого давно уже является предметом дискуссии. Н.М. Карамзин определял дату 18 февраля 1054 г., Н.П. Ламбин — 19 февраля 1054 г. М.П. Погодин считал, что год «от сотворения мира» должен был быть 6561, а не 6562. А.А. Куник считал, что мы вообще не располагаем данными для определения даты. Н.П. Шляков определял дату 4 марта 1055 г.[76]

Все эти разногласия вызваны тем, что дошедшие до нас списки летописей по-разному определяют день смерти — наряду с числом (20 февраля) они упоминают еще субботу первой недели великого поста («федоровской» недели), ставя эту дату в зависимость от пасхи, а иногда по неисправности добавляют «в святого Федора день» (который приходится на 17 февраля).

В приведенной выше дискуссии последнее слово осталось за Н.П. Шляковым, предложившим 4 марта 1055 г. на основании допущения, что Ярослав умер в конце 6562 мартовского года. А это допущение основывалось на том, что княжение в Киеве наследника Ярославова — Изяслава — помещено в летописи под 6563 г. Н.П. Шляков доверился только расчетам пасхалии и слишком смело отверг точное летописное число — 20 февраля.

Думаю, что все споры разрешатся легко, если мы допустим, что запись сделана не в русском, а в византийском (сентябрьском) счете лет. Здесь я привожу соотношение мартовского, январского и сентябрьского годов (рис. 9).

В 6562 сентябрьском году пасха была 3 апреля, и суббота федоровской недели приходится на 19 февраля. Все остальные решения резко расходятся с летописной датой, здесь же расхождение только на один день. Очевидно, нам надо вспомнить старое объяснение, данное еще В.Н. Татищевым: «И тако видно, что в ночи [курсив мой. — Б.Р.] субботы на неделю скончался»[77].

Непонятная, на наш взгляд, путаница субботы и воскресенья при одном и том же числе — 20 февраля — объясняется древнерусскими системами счета часов ночи и дня.

В древней Руси сутки делились на 24 часа: «Аще котории промузгы хотять к сему навыкнути или числолюбци или ритори, да ведает, яко 12 часа еста во дни, а нощных толико же» (Кирик 1136 г.). Для некоторых месяцев делались отклонения от такого равного разделения ночи и дня. Так, в феврале считали ночь в 13 часов, а день — в 11 часов[78].

Для определения начала дня существовало два принципа: в церковной литературе новые сутки начинались с полуночи (как и у нас теперь), но наряду с этим бытовал и счет суток с рассвета[79]. Счет дней с рассвета мы видим в описании убийства Итлара в 1095 г. (утром, в 1-й час дня) и в «Поучении» Владимира Мономаха.

Соотношение обеих систем можно представить следующим графиком, составленным с учетом того, что в конце февраля первый дневной час начинался в 6 час 5 мин пополуночи (рис. 10).

Учет подобного двойственного счета примиряет все спорные даты: Ярослав, очевидно, действительно умер в ночь с субботы на воскресенье между полночью (24 часами) и 6 часами утра. По одному счету (бытовому) это была еще суббота, а по церковному счету — уже воскресенье. Автор граффито придерживался церковного счета, и это вносит дополнительный штрих в его характеристику: он считает года по византийскому счету, он часто ошибается в русском тексте, применяет болгарскую графику (но пишет не по-болгарски) и счет суток ведет по-книжному, а не так, как было принято на Руси[80]. Можно сделать и другой вывод, что запись в Софийском соборе сделана ближе к самому событию, чем запись о нем в летописи, так как граффито верно передает и день недели, и число, а летописец пользовался, очевидно, двумя разными источниками: из одного он взял 20 февраля, а из другого (может быть, устного упоминания) субботу, приходившуюся на 19 февраля, и не заметил этого противоречия, доставившего столько хлопот историкам. Смерть в ночное время далеко от Киева, в Вышгороде, способствовала путанице в вопросе о дате «успения» Ярослава, возникшей еще в XI в.

Совершенно особый интерес представляет царский титул в применении к киевскому князю. Для эпохи Ярослава Мудрого мы не располагаем другими данными, кроме гипотезы М.Д. Приселкова, но для XII в. летопись сохранила нам много случаев применения царского титула к киевскому великому князю, как и риторических произведениях, так и в дипломатической переписке. Юрий Долгорукий писал своему сопернику — киевскому князю Изяславу Мстиславичу 21 августа 1149 г.: «…а ти седи царствуя в Киеве». Когда раненого Изяслава Мстиславича киевляне опознали на поле боя (в мае 1151 г.), то они «въсытиша и руками своими с радостью, яко царя и князя своего [курсив мой. — Б.Р.] и тако вознаша — кирелъисон». После смерти этого же Изяслава Мстиславича (13 ноября 1154 г.) «плакася по нем вся Русская земля и вси Чернии Клобуци и яко по цари и господине своем…»[81]

Игумен Выдубицкого монастыря Моисей в своем знаменитом слове о постройке стены (24 сентября 1200 г.) называет замысел киевского князя Рюрика Ростиславича «царскою мыслью»[82].

В летописях других княжеств мы ни разу не встретим подобной терминологии; очевидно, царский титул применялся только по отношению к великому князю киевскому.

Софийская надпись подтверждает догадку М.Д. Приселкова о том, что Ярослав Мудрый, ставший после смерти Мстислава Черниговского «самовластцем во всей Русской земле» (1036 г.), принял императорский титул, выражавшийся не только восточным словом «каган», но и словом «царь», что приравнивало великого князя Руси к императору Византии.

Полное совпадение даты и титулатуры в настенной записи и в летописи утверждает нас в мысли, что запись об «успении» относится к киевскому князю, а именно к Ярославу Мудрому, умершему, как говорит летопись, 20 февраля 6562 г.

Опубликовано: Советская археология, 1959, № 4.

В послесловии Изборника 1073 г. есть загадочная фраза, логически не связанная ни с предыдущим, ни с последующим текстом. Изборник завершается, как известно, «Летописцем вкратце», содержащим перечни цесарей и епископов.

На предпоследней странице Изборника в верхней части левого столбца упомянуты епископы: Марк-Иоанн из Библа, Зина из Диасполии, Филимон из Газы, Аристарх, Пуд и Трофим, к имени которого сделано примечание, что он «съ Пауломъ мученъ бысть о Хрьсть». Заключительные строки сужаются треугольным клином, заканчиваясь словом «аминь», по сторонам которого нарисованы две птицы, подчеркивающие полную завершенность последней статьи. Ниже птиц и слова «аминь» до конца левого столбца идет следующий текст: